Максим Аверин

На чтение потребуется 33 минуты | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за март 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

Уже года так два имя этого актёра не просто на слуху, а, как говорят, прочно вошло в народные массы. Хотя он и раньше был востребован в кино, в театре, но только теперь, благодаря сериалу «Глухарь», актёр стал, что называется, нарасхват.

Причём, вот что ценно: как раз благодаря «Глухарю», где он доказывает, что хорошо можно играть и в сериалах, многие поклонницы артиста захотели увидеть своего кумира уже и на сцене родного ему театра «Сатирикон». В общем, роль следователя с такой звучной фамилией – Глухарёв – дала возможность актёру во всех смыслах взлететь. И теперь на него буквально охотятся – не только поклонницы, но и журналисты.

Но вот, собственно, и мы уже на пороге встречи с Максимом Авериным.

 

Роман Оленев: Максим, раз уж в народе ваша популярность сегодня такова, что вас даже, кажется, отождествляют с милиционером из сериала «Глухарь» – бывали такие случаи – то я, пожалуй, с него и начну. Сам факт такого успеха фильма, мне кажется, очень интересен. Это значит, что наш народ, хоть и не любит милицию – слово «мент» уже давно стало нормой, – но при этом страшно нуждается, чтобы хоть в телевизоре милиционер был хороший, свой парень.

 

Максим Аверин: Наверное, поэтому и любят, что… всё равно же кино, и телевидение, и театр, и поэзия, и литература великая – для того чтобы нас чуть-чуть уносить от действительности. Поэтому, наверно, людям был нужен такой фильм, где был всё-таки мент, как вы говорите, но с человеческим лицом.

 

Роман Оленев: А как вы думаете, после этого фильма отношение к реальной милиции изменится или всё так и будет?..

 

Максим Аверин: У нас же ведь реорганизация – [её теперь зовут] полиция. Правда, я теперь не понимаю, [это] теперь что будет – «понты»? Ха-ха! Ну, посмотрим… Знаете, когда меня спрашивают про эту реорганизацию – я считаю так, что как бы сейчас в связи с этой реорганизацией не ушли из милиции-полиции нормальные милиционеры. Вот это будет самое страшное. У нас же всё крайности, нету какой-то середины, не умеем всё время найти какой-то середины, в самом деле. Вот там продажа алкоголя до десяти вечера: что происходит? Люди покупают в десять утра алкоголь, и с утра пьют, и к вечеру уже пьяные. То есть, всё какие-то крайности. Если борьба с табакокурением, то это так, ну просто как…

 

Роман Оленев: Или та же самая крайность – кино. В народном, в массовом кино милиционер – это всегда положительный герой, а в артхаусных фильмах – это как минимум подонок, маньяк или какой-то моральный урод.

 

Максим Аверин: Серьёзно, у нас любят вот так, какими-то крайностями. А всё-таки мне кажется, что самое лучшее и прекрасное, когда у человека после просмотра фильма есть какое-то промежуточное впечатление, [а] не «плохое-хорошее». Вообще, я считаю, что «плохое-хорошее» это неинтересно. Потому что мы все состоим из тысячи пятидесяти шести достоинств и из ста сорока девяти миллионов недостатков, и совершаем каждый день какие-то преступления. Маленькие преступления – я не говорю, что там какие-то глобальные убийства – какие-то маленькие проступки. Поэтому человек это синтез и плохого и хорошего. То есть, мы подвластны своим настроениям… Поэтому не очень люблю вот это, когда «плохой-и-хороший». Когда спрашивают: «это какой персонаж – плохой или хороший?».

 

Роман Оленев: Ну, это так, для упрощения всегда эти термины используются. Я так полагаю, сейчас вас буквально заваливают сценариями. Сериал ещё не закончился – предлагают, видимо, повторить образ этого милиционера?

 

Максим Аверин: Есть и такие предложения. Но это мне не интересно.

 

Роман Оленев: А если предложит какой-нибудь артхаусный режиссёр сыграть… Вы не хотите термин «плохой»… Ну, милиционера с больной психикой?

 

Максим Аверин: Я понял вопрос. Понимаете, в чём дело. Я ж не профессию играю, я играю человека. Играть такого же Сергея Глухарёва в другом фильме мне не хочется. А играть интересного персонажа, вне зависимости от того, врач [он], доктор, учитель, физкультурник или что-то ещё – это неважно. Не профессия важна, а важен сам персонаж. Какой он. Вот если бы, предположим, этот Сергей Глухарёв был бы хирургом, от этого ничего бы не изменилось. Изменились бы обстоятельства. Но не изменился бы человек, потому что там хорошая роль. Там роль – подарок. Которая была прекрасна написана. А прочитав несколько серий, я уже понял, что́ я буду играть. То есть я сразу себе этого персонажа придумал.

 

 

Кадры из фильма «Глухарь» (2009 г.):

 

– Я вот тоже тянусь к прекрасному. Хочешь, я тебе стишок прочту?

– Давай.

– Не помнить бы событий дня.

Всё, что я вижу поневоле –

Причина горести и боли,

И словно пытка для меня.

Ну как?

– Атмосферненько. А кто написал?

– Молодой поэт средних лет Сергей Глухарёв.

– Ха-ха! Серёжа, ты меня пугаешь!

– …

– Не, ну стихи, конечно, классные.

– Конечно.

– Да. А ты чего вообще пришёл? Всё хорошо?

– Да нормально. Просто хочу себе найти применение помимо стандартного. Думаю тут… книжку написать. Но потом понял, что кроме как про ментов ни о чём писать не могу. А про этих-то как-то и не хочется.

– Может, в отпуск?

– Да не, я н устал.

 

Роман Оленев: То, что милиционер Сергей Глухарёв нетипичный, видно из таких мелочей, как то, что у него дома на книжной полке лежит не Донцова, допустим, а Солженицын. Кто придумал эту деталь? Может, ваша работа?

 

Максим Аверин: Я придумывал, скажем так, другие вещи больше. Например, там, гардероб, как он одевается, как он ходит, как он курит, как он… То есть я, напротив, его сделал таким, знаешь… это же девяностые, он человек из девяностых, это другое поколение. Он скуп, скажем так, в выборе своей одежды, он любит такие простые вещи, у него не евроремонт в квартире, то есть, когда на каком-то сезоне хотели сделать ремонт в декорациях и сделать другую квартиру, более современную, я просто категорически сказал: нет, потому что это не тот персонаж. Вот он уже с инсталляцией какой-нибудь, барной стойкой в квартире – это уже другой персонаж. Персонаж делается из мелочей. Как была у меня одна папка все три года, так она и есть. Пальто, которое я когда-то притащил на съёмки своё собственное – вот я в нём так и снимаюсь, стараюсь не украшать персонаж, потому что это роль не нарядная. Она лохматая. Я так называю роли, которые интересно играть – лохматые, когда там можно что-то придумать.

 

 

Кадры из фильма «Глухарь» (2009 г.):

 

– С вас шестьсот шестьдесят шесть рублей тринадцать копеек.

– Дайте мне ещё жвачку. Сколько там?

– Шестьсот семьдесят девять рублей.

– Шестьсот семьдесят девять. Ну вот, теперь хорошо.

– А ну всем стоять, не дёргаться! Деньги давай! Чё ты встал? Лёг на пол, быстро, сука!

– Молодые люди, одну минуточку.

– Те сказали на пол, придурок!

– Дело в том, что пулька для пневматики очень маленькая и лёгкая. И её калибр около четырёх с половиной миллиметров. И она ещё там сжимается и становится ещё меньше. Поэтому канал ствола пневматического пистолета очень узкий. И тот, кто смотрит прямо в ствол, это сразу видит. В отличие от боевого девятимиллиметрового «ПМ», который имеет здоровый канал ствола, из которого летает тяжёлая свинцовая пуля, которая очень больно вышибает на стены дурные мозги. Поэтому кладём всё на пол и снимаем маски… Молодцы!

 

Роман Оленев: Я слышал, что эту работу вашу отметил такой мэтр и интеллектуальнейший актёр как Сергей Юрский.

 

Максим Аверин: Да.

 

Роман Оленев: В принципе, это переворачивает привычные представления о сериалах, да?

 

Максим Аверин: Да нет, я просто считаю, что артист…

 

Роман Оленев: Что он сказал, интересно?

 

Максим Аверин: Он сказал какие-то прекрасные аналитические слова о моей работе. Я просто скажу так, что мне странны артисты, которые говорят, что «здесь сериал, поэтому я здесь буду… ну что я здесь буду затрачиваться? А вот если бы меня позвал бы Никита Михалков, вот там бы я развернулся». На мой взгляд, это такое непрофессиональное отношение к своей профессии, потому что артист должен везде ра-бо-тать.

 

Роман Оленев: Вы даже как-то сформулировали, по-моему, что в этой работе над ролью вам было главное показать человеческую личность в развитии. То есть, как будто речь идёт о театральном каком-то сложном образе.

 

Максим Аверин: Театр это совсем другая работа. Понимаете, это совершенно другой способ существования. Просто мне кажется, что сериал в нашей стране – да и в вашей, гм… – это единственный, так скажем, формат, это формат времени. К сожалению, художественное кино кинопроката сейчас далеко отстаёт. Событий таких вот, кинособытий очень мало. А сериал – это такой формат, который доходит до своего зрителя. Ну что там говорить, ну это же правда, что местное кино не собирает залы. У нас идут на кого? На Лунтиков, каких-то там… тоже гуманоиды эти современные…

 

Роман Оленев: Бесконечны эти примеры. Ну хорошо, от сериала, кино и милиционера перейду к Шекспиру. Потому что, может быть, не все знают, но вы же даже однажды сказали, что как актёр сформировались, выросли именно на пьесах Шекспира и даже…

 

Максим Аверин: Сформировался я как артист в театре «Сатирикон».

 

Роман Оленев: Но выросли на пьесах Шекспира.

 

Максим Аверин: Я рос на совершенно других… то есть, как, я много читал, и в институте, конечно же, много…

 

Роман Оленев: На [трилогии], как-то в одном интервью сказали.

 

Максим Аверин: Первая книга, которую я прочёл самостоятельно, это был… даже две книги – это Тургенев «Муму» и Чехов «Ванька». Это меня потрясло, перевернуло моё детское сознание, читать я рано начал. И я тогда понял, что такое одиночество, прочитав эти две замечательные книги. Меня всю жизнь окружали книги, хорошие, прекрасные книги, в семье был культ книги.

 

Роман Оленев: А это правда, что начинали вы на театральной сцене с героев-жертв, наподобие Желткова из «Гранатового браслета»^[1], то есть героев, в амплуа которых сейчас вас и представить сложно?

 

Максим Аверин: Ну почему?

 

Роман Оленев: То есть, жалостливые образы такие.

 

Максим Аверин: Это не жалостливый образ. Это человек, который принёс себя в жертву любви.

 

Роман Оленев: Человек-жертва, скажем так.

 

Максим Аверин: Понимаете, в чём дело. Любовь именно и подразумевает под собой жертвоприношение. Именно поэтому люди сгорают в любви, люди боятся любви иногда, но именно любовь это и есть жертвоприношение.

 

 

Кадры из спектакля «Доходное место»^[2] (театр «Сатирикон»):

 

– Из любви к вам я готов даже на преступление, чтобы только купить вашу любовь. Я готов заплатить своим бесчестием.

– Аристарх Владимирыч! Я… я притворяться не могу!

– Притворитесь! Притворитесь!

– Да никогда!

– Понимаете, я люблю вас, я вас люблю!

– Да перестаньте, не унижайтесь вы! Вам одеваться пора. Одеваться Аристарх Владимирычу!

– Пожалуйста.

 

Роман Оленев: Насколько я понимаю, сейчас вам в театре свойственны герои, скажем, не то чтобы продавшие душу дьяволу. Ну вот лермонтовский Арбенин, шекспировский Эдмонд, Чертков из гоголевского «Портрета», то есть те герои, которые совершили выбор, и причём выбор в сторону зла.

 

Максим Аверин: Но там есть раскаяние. Понимаете, в любой этой роли, которые вы назвали, есть начало зла, когда человек выбирает. Ведь Бог даёт каждому человеку шанс и выбор: можно так поступить, можно по-другому. И то же самое в персонажах. Мне интереснее играть вот это, потому что хороший парень – это как бы ну…

 

 

Кадры из спектакля «Макбетт»^[3] (театр «Сатирикон»):

 

– Я отдал приказ специальной команде расстрелять ещё многие сотни. Тысячи других заживо сгорели в лесах. Туда ещё надо по моему приказу. Ещё десятки миллионов утонули в водах Ла-Манша, который они надеялись переплыть, гонимые страхом. Ещё десятки миллионов умерли от возмущения, апоплексического удара или с горя. А, щас…

 

Роман Оленев: Насколько я понял, не то чтобы не интересен Гамлет, но вы предпочтение отдаёте королю Клавидю в этой пьесе – тому герою, именно который совершает выбор.

 

Максим Аверин: Это всё зависит от… роль Гамлета – это как раз роль выбора.

 

Роман Оленев: А Клавдий – уже совершивший выбор.

 

Максим Аверин: Совершивший, да. Но всё зависит от режиссёра. Я вот, например, не мечтал никогда сыграть Гамлета. Да, действительно, я хотел бы сыграть Клавдия. Но если при наличии хорошего режиссёра, я думаю, что я и Гамлета бы сделал неплохо. Но это всё зависит от режиссёра. В театре это необходимо. В кино я уже, так скажем, ну вот снимаясь сейчас, или как я уже начал сам снимать, мне проще, потому что я там органику – кино же это очень интимное искусство – там мне проще расположиться, и развиться, и придумать персонаж. А в театре режиссёр необходим. Хотя в кино, конечно, тоже. Но в кино – в большом кино.

 

Роман Оленев: Я знаю, что своей лучшей работой вы называете фильм Вадима Абдрашитова^[4] «Магнитные бури»^[5] и даже не раз говорили, что именно он открыл в вас психологического актёра.

 

Максим Аверин: Ну да, мы [это] использовали – вечный такой русский Джим Керри. Ну такой ходит двухметровый, улыбается, вроде как, и всё. Честно говоря, я даже в какой-то момент подумал: ну и бог с ней, с этой кинокарьерой, и не надо оно мне. Ну так, снимался, что-то там делал. Но я не получал от этого никакого удовольствия, я не был влюблён в эту профессию – артист кино. Я увлечён театром был, театр – это моя вся жизнь. А вот когда я начал работать у Абдрашитова, вот тогда поменялось и моё осознание, и понимание кинопроцесса, и я даже влюбился в эту работу. И, конечно же, основа профессии кино – это, конечно, Вадим Юсупович. Несомненно. Он научил меня этому.

 

 

Кадры из фильма «Магнитные бури» (режиссёр Вадим Абдрашитов, 2003 г.):

 

– Стой, Стёпка! С тобой я! Подожди! Слышь, нет? А, лось проклятый! Что ж бросил меня, а? Стой! Стой! Брат, брат, не надо, слышь? Прошу тебя. Слышь, ты?

– Отвали!

– Да он же свой! Наш, Стёпка, наш!

– Ага. Наших вон сколько наломал, паскуда.

– Да стой, тебе говорю! Стой!

…

– Я ж не один. Брат.

 

Роман Оленев: Исходя из опыта этого фильма, что нужно знать театральному актёру, попадая в кино?

 

Максим Аверин: Не знаю.

 

Роман Оленев: Это нельзя объяснить?

 

Максим Аверин: Я не знаю. Для этого есть учителя, педагоги, люди институты создают. А сейчас-то очень много театральных школ. На мой взгляд, это неправильно. Потому что сейчас такое идёт обучение немножко на какую-то другую профессию, какая-то «фабрика звёзд». Звёзд много – артистов мало.

 

Роман Оленев: Продолжу тогда тему театра и вашего интереса к героям-злодеям. Знаю, мечта у вас сыграть Иудушку Головлёва Салтыкова-Щедрина. А кто для вас в этом смысле ориентир: то, как играл Иудушку ещё Смоктуновский, то, как делает это Евгений Миронов, или у вас какое-то своё видение особое?

 

Максим Аверин: Ориентиром в этой истории, ориентиром в жизни могут быть эти прекрасные артисты. Но ориентиром в создании роли может быть только интуиция. Ни в коем случае не надо пересматривать… То есть, понятное дело, всё равно я это и видел, и был на блистательном спектакле, в котором Женя Миронов играет. Несомненно, конечно же, нельзя не учитывать то, как это уже создавалось. Но создавая роль, можно доверять только интуиции и режиссёру. Это единственный способ. А иначе – повторяться бессмысленно и глупо, зачем тогда это делать? А создать что-то своё – это нужно вдохновение, интуиция и желание это сделать.

 

Роман Оленев: Причём, я знаю, что вы хотели бы сыграть Иудушку в кино и не раз говорили, что Салтыков-Щедрин очень удобен для экранизации. Почему у вас такая уверенность?

 

Максим Аверин: Он очень фактурный писатель. У него образы яркие. Читая его произведения, сразу у тебя возникает в голове, [как играть его].

 

Роман Оленев: Но с другой стороны, это ж сатира. То есть, как же, как у Гоголя. И Гоголь, и Салтыков-Щедрин ещё же в советские времена с большим трудом поддавались экранизации из-за такой сатирической направленности.

 

Максим Аверин: Почему? Гоголя очень хорошо экранизировали. Понимаете, это наша очень русская литература. Это очень свойственно русскому народу. Почему «Ревизор» это бесконечно актуальная пьеса? [Её] в любое время поставишь, и это будет ко времени. Потому что это особенность такая русского народа – [взяточничество], и как бы ты его не искоренял – как было, так оно и будет. Уйдут одни – придут другие, и будет то же самое. Это такая ментальность. Поэтому, к сожалению, это неискоренимо. Вот такая загадочная русская душа: все мы живём на авось, нам бы на печи лежать, ничего не делать, и чтобы была такая щука, которая бы нам все наши желания исполняла.

 

Роман Оленев: И печка. А как так вышло, что спектакль «Король Лир», который вы называете, может быть, одним из самых главных для себя на сегодняшний день, что он вырос как раз из «Ревизора»? То есть вначале шла репетиция гоголевской пьесы, а потом как-то неожиданно…

 

Максим Аверин: Да нет, там всё было на самом деле намного проще, нежели чем… Уже обрастает это какой-то такой театральной тайной. Всё намного проще. Собрались ставить «Ревизора». Сели, почитали. У нас же режиссёр Юрий Николаевич Бутусов^[6] – он человек очень странный, сложный, непредсказуемый, но необыкновенно талантливый, который, работая над спектаклем, как будто на костре горит. Такой человек. Поэтому он сел и говорит: ребят, нет, не хочу «Ревизора», а давайте попробуем «Король Лир». Начали репетировать «Король Лир».

 

 

Кадры из спектакля «Король Лир» (театр «Сатирикон»):

 

– А! А-а-а! А-а-а! А-а-а! А-а-а! А-а-а! А-а-а! А-а-а!

Обеим сёстрам клялся я в любви.

Как яд змеи, их ненависть друг к другу.

О господи, которую из двух мне взять?

Одну иль ни одной? Пока жива одна,

С другой мне не ужиться. За вдовой гоняясь,

Мне жить не даст спокойно Гонерилья.

А с ней при муже тоже пользы нет.

Пока война, он важная опора,

А после пусть придумает сама,

Как от него избавиться. Он Лира

С Корделией намерен пощадить,

Когда их в плен возьмёт. Того не будет.

Посмотрим, как он защитит их. Хватит.

В моих делах опасно размякать.

Я драться должен, а не рассуждать.

 

Максим Аверин: Театр «Сатирикон» – это театр, где очень лёгкие на подъём люди работают, неакадемичные в своих проявлениях, слава богу. И поэтому любой режиссёр, каким бы он не был – авангардным, абсолютно традиционным – любой режиссёр в «Сатириконе» найдёт отклик. Но единственное, что: у нас претензия есть: к нам должны попадать талантливые режиссёры. А их стало мало.

 

Роман Оленев: А вообще, в Москве сейчас среди театральных и талантливых режиссёров модно, я так понимаю, ставить Шекспира? Кирилл Серебренников относительно недавно ставил «Антоний и Клеопатра».

 

Максим Аверин: Это давно уже было.

 

Роман Оленев: Несколько лет назад. А в чём принципиальное отличие у Кирилла Серебренникова, которого, я знаю, вы цените как режиссёра, и Юрия Бутусова в ви́дении Шекспира?

 

Максим Аверин: У них совершенно разное ви́дение. Они никак не перекликаются. То есть это два абсолютно разных режиссёра, необыкновенно талантливых. Единственное, что Кирилл Семёнович что-то не приглашает больше работать. Ну, наверно, может, «кастинг не прошёл». А с Юрием Николаевичем я уже сделал три спектакля, сейчас репетирую новую пьесу – «Чайка».

 

Роман Оленев: То есть вам близка и чеховская драматургия?

 

Максим Аверин: К сожалению, никогда не играл Чехова, никогда. И, даже честно вам скажу, как ставят Чехова – то лучше бы и не ставили. Всегда это скучно, занудно и не понятно, про что. Какие-то артисты играют…

 

Роман Оленев: То есть […] это плохая постанова?

 

Максим Аверин: «Вишнёвый сад» вы имеете в виду?

 

Роман Оленев: Да, да.

 

Максим Аверин: Я не видел, к сожалению. Но говорят, что это интересно.

 

Роман Оленев: Там очень долго, но интересно.

 

Максим Аверин: Да. Но чаще – ставят его так. И поэтому, честно говоря, я очень боялся. Но с Бутусовым – ничего не страшно. Всё же зависит от того, с кем ты в команде. Если рядом с тобой твои прекрасные партнёры – один ты никогда ничего не сделаешь.

 

Роман Оленев: А кого вы играете в «Чайке»?

 

Максим Аверин: Я играю Дорна.

 

Роман Оленев: А интересно, сам принцип существования на сцене: обычно вашим героям свойственен такой стремительный темп, ритм. А в этом образе есть некая замедленность.

 

Максим Аверин: Мы ещё только начали репетировать.

 

Роман Оленев: Ещё не высвечивается?

 

Максим Аверин: До последнего дня прогона перед премьерой ничего не понятно. Да и премьера непонятна. Я вообще премьеры не очень люблю. Потому что этот какой-то ажиотаж вокруг, нерв, он сбивает с самого главного. Ты должен начинать уже в этом жить. И на самом деле работа над спектаклем идёт до момента его снятия из репертуара. Поэтому кто знает, что там будет ещё?

 

Роман Оленев: Да, вы сказали, что спектакль «Король Лир», который был год назад, и который сейчас, это как бы два разных спектакля.

 

Максим Аверин: Приезжает Бутусов, меняет, переделывает какие-то сцены.

 

Роман Оленев: В таком случае, может быть, вы сегодня согласны с теми театральными критиками, которые посчитали, что сама премьера спектакля – это как бы эскиз. Звучали фразы, может быть, неприятные: «спектакль на вырост». Как сегодня вы оцениваете это?

 

Максим Аверин: Я вам честно скажу. Я критику особо не читаю. Потому что критики как цех сами себя уничтожили. Есть несколько авторов, мнение которых мне интересно. Но самый лучший критик – это я сам. Я сам знаю, когда я хорошо что-то сделал, когда я сделал плохо, и какая мне на вырост роль, а какая просто не по зубам. То есть у меня такой к себе гамбургский счёт, что, в общем-то… Ну что критик, который сидит в зале, вместо того, чтобы смотреть на сцену, сидит, что-то там себе пишет, а иногда даже и спит. Они же в бегах всё время находятся. Потом, заказные статьи. У них есть свой сленг: «подбросить» – это как бы возвысить постановку, либо «уронить» или как там, я уже не помню. Ну как я могу доверять [этим] людям? Самый лучший критик – это зритель. Он приходит на спектакль, пользуется успехом спектакль, собирает он зал – это и есть тогда какая-то мера ценности. А если зрителю неинтересно… В искусстве может всё быть, кроме скучного.

 

 

Кадры из спектакля «Ричард III» (театр «Сатирикон»):

 

– Что вам надо?

Так дайте мне идти моей дорогой.

– Мы более не встретимся с тобой.

Неси с собой проклятие моё.

И пусть оно в разгар тяжёлой битвы

Тебя придавит во сто раз страшней,

Чем тяжкий шлем и панцирь твой стальной!

Я за врагов твоих молиться буду!

Малютки-души, дети короля,

Вдохнут твоим противникам отвагу,

Предскажут им победу и успех.

Ты кровь глотал – ты захлебнёшься кровью,

Ты страшно жил – и страшно ты умрёшь!

 

Роман Оленев: Коснусь новой постановки Константина Райкина.

 

Максим Аверин: «Тополя и ветер»^[7].

 

Роман Оленев: Да, «Тополя и ветер», где вы играете старика семидесятипятилетнего.

 

Максим Аверин: Это подарок. Я [Константину Аркадьевичу] сказал, что это подарок артисту. Ведь что такое театр? Это перевоплощение. Так мало стали артисты это использовать! Всё время играют самих себя. Думают, что, наверно, это интересно. Нет. А вот тут такой спектакль, в котором три человека, три пожилых старика, которые продлевают сюжет своей жизни и думают, что будет завтра. И будет жизнь. Ведь никто ж не даёт завтра жизни не быть. А будет жизнь. И там есть такое… Вот, говорят: «ну это же печально». Не печально это. Наоборот, это…

 

Роман Оленев: Да, я видел фрагменты. Это очень живо выглядело.

 

Максим Аверин: Это наоборот, жизнь. Если есть жизнь – то она обязательно впереди.

 

 

Кадры из спектакля «Тополя и ветер» (театр «Сатирикон»):

 

– Курс на тополя! Головой поплатится всякий, кто посмеет…

– Ура-а-а!

…

– Да, тополя. Сегодня утром я задавал себе кое-какие вопросы.

– Да?

– А что, собственно, мы будем делать там, наверху?

 

Максим Аверин: Поэтому этот спектакль – жизнь. Я обожаю его и люблю очень. Для меня это просто большое счастье – играть его. И то, что он такой достаточно немасштабный – три артиста всего, никаких перформансов особых, спецэффектов. Самый лучший спецэффект – это то, что там молодые артисты играют стариков.

 

Роман Оленев: Это Константин Райкин ставил, да? Я смотрел у него интервью, где он сказал, что стариков должны играть именно молодые актёры. Я так понимаю, что вам нет смысла спорить со своим учителем. Всё-таки, будь вы театральным режиссёром, вы бы так же рассуждали? По идее, это может снижать достоверность происходящего, всё-таки.

 

Максим Аверин: Поймите, мы же делаем не пособие про стариков, как они стареют. Мы играем мысль. Мы же играем пьесу про то, как люди хотят жить. А в молодости есть именно вот это ощущение горения.

 

Роман Оленев: Жизни?

 

Максим Аверин: Жизни. Хотя, чаще я вижу…

 

Роман Оленев: Пожилой актёр это не сможет?..

 

Максим Аверин: Нет, дело не в этом. Дело не в этом: конечно же, пожилой артист это сделает и более достоверно, скажем так, и более…

 

Роман Оленев: Что называется, время.

 

Максим Аверин: Но в этом не будет (щелчок пальцами), понимаешь, вот этого.

 

Роман Оленев: То есть, пусть лучше это будет условность, но зато будет реальная мысль, которую хочет донести художник.

 

Максим Аверин: Да, потому что, всё-таки, мне кажется, что интереснее, если молодой артист это делает.

 

 

Кадры из спектакля «Тополя и ветер» (театр «Сатирикон»):

 

– Надо быть бдительными. Делать упражнения (пр-р-р!). В здоровом теле здоровый дух. Так, делайте вместе со мной!

– Вы в самом деле уверены, что это нужно?

– Необходимо. Мы проржавели, старина. Ну-ка-а-а! Наклон! И коснуться пальцами носков! Раз! Два-а-а! Раз! Два-а-а! Дышим глубоко! Не страшно, продолжаем! Он нас догонит […]. Раз! Два-а-а!

…

– Пожалуйста, не надо. Понять не могу, ну что мы так разговорились о женщинах? С этими для нас уже покончено.

– Говорите только о себе! Лично я пока завязывать не собираюсь.

…

– Я уже чувствую себя лучше!

– Ха-ха-ха!

 

Роман Оленев: Вообще, в театре «Сатирикон» есть пожилые актёры? Кто-то ж должен играть [стариков]…

 

Максим Аверин: В театре «Сатирикон» царство молодости. У нас есть артисты, которым, скажем так, пятьдесят лет. Но это как-то… Ха! Театр «Сатирикон» это сказка о потерянном времени. Потому что у нас никто никогда не думает об этом. У нас нет такого возрастного регламента.

 

Роман Оленев: Слышал, что вы сами гримируетесь всегда перед спектаклем. В том числе, в «Тополя и ветер». Известно, что многие состоявшиеся актёры именно так поступают.

 

Максим Аверин: Да? Я не знал. Что такое грим? Вообще, что такое грим, костюм, вот этот вот заветный час перед началом спектакля? Это же ведь настрой. Любая мелочь может тебя выбить из настроения или, наоборот, создать. Поэтому мне нравится это делать. Как вот, знаешь, гитару, когда её берёшь в руки и там тэм-ты-дым-тым-тым… Подкручиваешь так и от этого создаёшь свой лад. Поэтому так же и всё остальное. А люди, которых я называю «бойцы невидимого фронта», те, кто за кулисами работают, кто работает по ту сторону камеры – это люди для меня очень важные, потому что именно благодаря им я в кадре замечательный, прекрасный, талантливый. От них очень многое зависит. Если я прихожу в группу, где работают люди с плохим настроением, то мне тяжело. То есть, я могу работать только, где атмосфера какой-то радости. Понимаешь, всё равно, когда люди работают, они друг друга подзаряжают как аккумулятор. Если это есть в группе, то мне там работается легко, свободно, и я летаю.

 

Роман Оленев: То есть, чтобы вот эта эмоциональность…

 

Максим Аверин: Да. Я не люблю [рыб]. Просто люди, которым всё по барабану, которые лишь бы «ну скорей бы там сделать»…

 

Роман Оленев: Вот поэтому вы и не любите современную драматургию?

 

Максим Аверин: Почему?

 

Роман Оленев: Что в ней нет эмоциональности, вы как-то в одном из интервью сказали.

 

Максим Аверин: Ну, не все такие современные.

 

Роман Оленев: Не хватает страсти.

 

Максим Аверин: Мне нравится со страстями. Я и сам такой. Я очень страстный человек. «Страстный человек».

 

 

Кадры из спектакля «Доходное место» (театр «Сатирикон»):

 

– Я страстный человек. Из любви к женщине я способен на всё. Я купил вам в нынешнем году подмосковную усадьбу. Знаете ли вы, что деньги, на которые я вам её купил… как бы это сказать, одним словом, я рискнул более, нежели позволяло благоразумие, я могу подлежать ответственности.

– Ради бога, не делайте меня участницей ваших поступков. Если они не совсем честны, не оправдывайте их вашей любовью ко мне. Я вас прошу, для меня это невыносимо!

– Тише…

 

Максим Аверин: Мне больше нравится… Меня дух современного времени немножко настораживает… когда предлагают тебе всё какие-то полутона. Полудружба, какая-то полулюбовь. Вроде любит – вроде нет.

 

Роман Оленев: С другой стороны, вроде как в этих современных пьесах бывают и крики, и мат, то есть, вроде как, формально эмоции, формальный накал страстей.

 

Максим Аверин: Вся прелесть мата в современной драматургии – это надуманность. Раскрою вам один секрет. Мат улучшает задачу. То есть, если вы говорите: «Ну всё, давай иди, иди домой». Но если вы скажете: «Слушай, иди ты…». Вы как бы тем самым… ярче это звучит. Но…

 

Роман Оленев: Дозировка должна быть.

 

Максим Аверин: Но лучше всего сделать это другими средствами. Мат со сцены я не люблю. Всё-таки лучше, когда артист использует другие краски. А мат – это чтобы что?

 

Роман Оленев: Всё-таки театр, это, наверно, храм, лучше не терять это ощущение.

 

Максим Аверин: Всё-таки не зря же, наверно, сцена – это чуть выше зрительного зала. Когда человек куда-то должен взлететь, что ли, когда душа куда-то должна взлететь. Невозможно, видя серые будни, прийти в театр и увидеть там то же самое. Невозможно. Всё-таки, театр это праздник. Праздник души, в первую очередь.

 

 

Кадры из спектакля «Король Лир» (театр «Сатирикон»):

 

– Как только счастье поворачивается к нам спиной, мы обвиняем в своих бедах солнце, луну и звёзды. Как будто мы становимся злодеями по неизбежности, а глупцами – по небесному велению. Замечательная увёртка болтуна сваливать ответственность за свои блудливые наклонности на звёзды. А вот и он. Развязка как в старомодной комедии. Разыграю роль вздыхающего юродивого. Как сумасшедший Том из бедлама. О! Эти затмения!

 

Роман Оленев: Как мы уже выяснили, в театре вам свойственно играть эмоциональных, харизматичных и, в общем-то, отрицательных героев.

 

Максим Аверин: Почему, я очень много играю положительных героев, хороших, прекрасных, добрых людей. Я говорю, что роль, особенно если вы имеете в виду злодеев, то это начало зла и, естественно, раскаяние. То есть, я никогда не буду «играть злодея» – как играть злодея? Не понимаю. Это наверно так, да? Так! (зловещий прищур).

 

Роман Оленев: Ваш злодей – это не то что какой-то такой плохой дядька, это скорей некий мистический [персонаж].

 

Максим Аверин: Мистический – [под это] что угодно можно подкладывать. Но главное, чтобы он был человеком, понимаете, человеком? Надо найти начало этого зла, найти его причину. Ведь, например, тот же Эдмонд в «Короле Лире» – это человек, который вырос в нелюбви, непризнанный.

 

Роман Оленев: Он стал таким, потому что жизнь его [таким сделала].

 

Максим Аверин: Он стал таким, потому что его среда так [воспитала]. С волками жить – по волчьи выть. Он просто вырос таким.

 

Роман Оленев: Исчадием ада таким.

 

Максим Аверин: Да. Поэтому это же есть причина, есть начало этого всего. А дальше уже есть расплата.

 

Роман Оленев: Интересно, что притом, что вам свойственны интересные такие герои, своими любимыми актёрами вы называете Олега Ефремова и Евгения Леонова. То есть, тех актёров, которые, скажем так, состоялись в образах либо комедийной направленности, либо такого благородного характера.

 

Максим Аверин: Нет, ну что вы.

 

Роман Оленев: То есть злодеи в их исполнении…

 

Максим Аверин: Ну как? Ну здрасте. Евгений Павлович Леонов играл короля в «Обыкновенном чуде».

 

Роман Оленев: Вы скажете, это злодей? Это комедийный такой злодей.

 

Максим Аверин: Ну что вы. Ну как, как? Человек выливает на голову своему слуге кофейник.

 

Роман Оленев: Причём, это, пожалуй, единственная отрицательная роль в его фильмографии, и то он там мягкий такой, комедийный.

 

Максим Аверин: Я не понимаю просто этого «отрицательный-положительный». Я смотрю на Леонова и не могу понять – и слава богу, что не могу понять – швы его ремесла. Не понимаю! А значит, мне и не нужно смотреть за его штучками и его работой. Я смотрю на искусство. То же самое Ефремов. Ну это просто невозможно оторваться. Ведь он там… фильм, допустим, «Мама вышла замуж»^[8]. Что он там, положительный, благородный? Он обыкновенный человек, который так же ходит по улицам, тоже так же пьёт пиво, то есть водку запивает пивом, там же этот эпизод, когда он говорит: «Да нет, ну что вы, меня жена дома ждёт». Да нет, мне кажется, и они сами никогда себе не ставили такой задачи – играть положительного или отрицательного [героя].

 

Роман Оленев: [Есть] просто некая направленность.

 

Максим Аверин: Есть одно только: есть только вдохновение от того, что ты делаешь. И есть желание сделать это интересно. В первую очередь, для себя. Если ты себе можешь доказать, что тебе это интересно. Вот я вот в «Тополя и ветер» стою за кулисами перед началом: господи боже мой, сил нету, там болит, тут болит, так, усталость уже, опять не спал двое суток. И вдруг что-то происходит. Выходишь на сцену – ничего не болит. Голова светла и ясна. Ничего не замусорено. Есть желание жить, делать, творить. И слава богу, что моя жизнь из этого состоит, что я нигде… слава богу, пришёл к такой гармонии в своей жизни, что я делаю только то, что мне интересно. От чего я зажигаюсь, как спичка от коробка. Просто пробегает сразу искра. Дай бог, чтобы так и дальше было.

 

Роман Оленев: Хотел бы ещё остановиться на фильме «Карусель»^[9].

 

Максим Аверин: Спасибо, очень приятно, что [вы заинтересовались].

 

Роман Оленев: Очень любопытная роль у вас. Притом, что, как я сказал, обычно у ваших героев в фильмах активное речевое поведение, а здесь преимущественно молчите.

 

Максим Аверин: И слава богу. Это самое сложное – выразить мысль, да без слов, потому что все сразу за слова кидаются. А слова – ничего, слова – это вообще ничто. Мы – всё, что не в словах, мы – всё, что между слов.

 

Роман Оленев: Получается, что тот же закон действует: на театральной сцене молчать – это высший пилотаж считается.

 

Максим Аверин: Да.

 

Роман Оленев: И в кино, то есть, как Олег Янковский молчал в кадре – это точно так же.

 

Максим Аверин: Да. Эта роль дорогого стоит.

 

 

Кадры из фильма «Карусель» (режиссёр Вячеслав Никифоров, 2006 г.).

 

Максим Аверин: Я вообще считаю, что слова могут даже разрушить органику кадра.

 

Роман Оленев: Хотя по идее актёру выгоднее даже, когда мало текста…

 

Максим Аверин: Выгоднее – сказать. Сейчас молодые артисты очень боятся, когда нет слов. Они говорят: ну а что я здесь сейчас говорить буду? Я ж не могу здесь не сказать. Ну давайте здесь хотя бы скажу: «Ну!». А по мне, это намного интереснее – говорить душой.

 

Роман Оленев: Телевидения тоже надо коснуться. Прошлый Новый год вы стали лицом, скажем так, телеканала «НТВ».

 

Максим Аверин: Не «скажем, так» – я являюсь лицом канала «НТВ» и в прошлый Новый год была «Карнавальная ночь с Максимом Авериным». А в этом году смотрите «Новый год в деревне Глухарёво».

 

Роман Оленев: Тоже на канале «НТВ»?

 

Максим Аверин: Естественно.

 

Роман Оленев: Обязательно.

 

Максим Аверин: Мне очень нравится команда этих людей. Потрясающе. Главное, что мы так друг руга понимаем, так друг от друга заводимся, фонтанируем, у нас есть понимание друг друга.

 

Роман Оленев: И ни на какой другой канал менять не хочется?

 

Максим Аверин: Да я ни на кого и не собираюсь менять. Зачем менять то, что меня абсолютно устраивает и где мне интересно? А если бы было такое предложение от другого канала – почему бы и нет? Но канал «НТВ» это тот канал, который смог создать для меня интересные творческие условия. Если бы мне это было не интересно, я бы никогда этим не занимался. А поскольку именно там бенефис «Необыкновенный концерт с Максимом Авериным», который прошёл, «Бенефис Людмилы Гурченко»… Мне это интересно.

 

 

Кадры из фильма-спектакля «Бенефис Людмилы Гурченко» (2010 г.).

 

– Жалею грустный смех,

Что осенью летает,

Жалею первый снег,

Лишь выпадет – растает.

– Пора, пора забыть,

Не возвращаться снова,

Зачем звонить?

Ну дайте мне уйти.

– Как дотянуться до тебя,

Через года, звонки, когда,

Когда-нибудь, когда-нибудь,

Когда, когда…

– Так отчего же? Голосу я рада.

Как я живу, надеетесь…

– На правду. Солгать…

– Могу. Поверите?

– Едва ли.

– Гудки, гудки надежду оборвали. Ах!

 

Максим Аверин: Вообще, «Бенефис с Людмилой Гурченко», на мой взгляд, это то, чего на современном нашем телеэкране давно не было. Это такой экскурс в [такие] программы, как «Бенефис Гинсбурга», в которых она когда-то снималась. Cовременный язык, но при этом сильный: всё равно там получилась какая-то канва, концепция. Она целостной получилась. Ну и конечно же – Она: великая, потрясающая. Познакомившись с ней, работая с ней, ещё лишний раз убедился в правильности поступи своей жизни. Так и надо жить. Только так. И никогда не сомневаться. Не сомневаться в том, что идёшь правильно. Ничего не бойся. Иди. Я безумно счастлив, что в моей жизни [те] люди, которые приходили в мою судьбу, в мою жизнь, не разрушали её, а наоборот, я как будто поддержан ими – это Райкин Константин Аркадьевич, Людмила Марковна Гурченко. Просто я влюблён, очарован этой женщиной. Боже мой, сколько силы там, сколько там…

 

Роман Оленев: И мудрости, и обаяния…

 

Максим Аверин: Она слишком Женщина. При этом слишком… ну действительно, она супер мега профессиональный человек. Просто [за] двое суток человек ни разу не сказал: «пожалуйста, нет сил». Ни разу не услышал никакой жалобы на что-то. Всё время горит!

 

 

Кадры из фильма-спектакля «Бенефис Людмилы Гурченко» (2010 г.).

 

– Притворимся вдвоём, что тоска не тоска.

– Ты мне скажешь: «Привет!»,

Я отвечу: «Пока!».

– Ты мне скажешь: «Привет!»,

Я отвечу: «Пока!».

 

Роман Оленев: Спасибо большое за общение. Надеюсь, не сильно утомил.

 

Максим Аверин: Нет, наоборот, было очень интересно. Правда, я уже… слава богу, что вы мне не задавали вопросов по поводу «расскажите, что будет в новых сериях и когда продолжение». Невозможно уже на это отвечать. Поэтому мне безумно приятно, когда мне не задают пустых и праздных вопросов. Это ужасно меня огорчает, когда праздные вопросы. Я начинаю думать: неужели я такой скучный собеседник, что со мной больше нечего [обсудить]?

 

Роман Оленев: Три книги лежат.

 

Максим Аверин: Интеллектуал!

 

Роман Оленев: Спасибо.

 

Максим Аверин: Спасибо большое. Спасибо вам огромное.

 

 

 

 

28 декабря 2010

 

 

 

 

Источник записи видео: сайт одесского телеканала «АТВ» (atv.odessa.ua, прекратил свою работу в октябре 2014 г.).

 

 

 

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение марта 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.