Азбука Сотворения. Глава 1.

Доктор продолжал глумиться над здравым смыслом:

– Да, мужу вашему не позавидуешь – сколько нервов надо, чтобы оберегать эдакое сокровище… Липнут мужики-то, поди?

О рассеянно – блаженно листала жёлтенькие страницы с крупным, почти детским шрифтом.

– И не говорите… Липнут паразиты, как мухи, но муж у меня решительный и спуску никому не даёт, да ведь это и к лучшему. Я иногда думаю… – П и Н встретились жуликоватыми глазами, – … что, у мужиков других дел нет, как к нам – женщинам приставать! Вот и вы, похоже, туда же… – она расслабилась и, слегка опав на подушку, зажмурилась.

– Ну что вы, и в мыслях не было подобного! Просто мы с другом дискутировали о том, о сём, о женщинах, о страстях – думали, вы нас рассудите, а вы обижаетесь. И вообще, мы люди – труженики, ни о чём «таком» не мечтаем, для нас прежде всего долг, ну а девушки – сами знаете когда… Впрочем, очень хотелось бы – наоборот.

О тотчас свесилась вниз с весёлой миной:

– Ага, где вы видели в столице прям – тружеников?! Как новости не посмотришь – всё больше разборки, или беспрерывно заседают: бумаги тучей, мобильники трезвонят, докладами картошку удобряют. И вообще, преступность у вас, грабежи, притоны, разврат, дикие соблазны, оргии, народу – толпы. Столица, то есть…

П кукольно – серьёзно вознегодовал:

– Что вы такое говорите! Я сейчас покраснею… Мой друг – художник, сутками журналы верстает, я врач – тоже с утра до вечера белкой верчусь, и ни о каких таких притонах мы слыхом не слыхивали! Да что же это творится-то такое! Обидно, в самом деле! – Он воздел холёные руки к небу. – Или уже читать, получать информацию – не нужно! Или спасать людей – дело пустое?! А-а-а, тогда давайте все будем жить тогда приземлёнными, больными, беззубыми…

– А вы врач, по каким болезням?

– По болезням самым, что называется, больным. Я, извиняюсь за бестактность, стоматолог – вот!

– Ой, неужели правда? – Округлила глазки О.

– А то! – Доктор хитро подмигнул Н.

Красивые волосы О красиво опали на красивые щёки – она едва не сваливалась вниз с полки.

– Можно вас спросить? Хотя стыдно, неудобно…

– Нет ничего неудобного в вопросах здоровья между врачом и потенциальным пациентом… – П рубанул ладонью воздух, делово нахмурился, сложил руки на животе, выдвинул вперёд нижнюю губу и приготовился выслушать исповедь.

Н, закрыв рот ладонью, между тем, давился от смеха, ожидая ещё одного разрушительного удара по идеалам. О, сердито шевеля носом, заглянула под полку, и он тотчас стал приторно серьёзным.

– Вы на него не обращайте внимания, это у него нервное. Я его зубами месяц занимался! Там такое было… – П махнул на Н как на никчёмную деревяшку.

– Здесь, наверное, света мало…

– Вы на стенке лампу включите. – Доктор, натружено кряхтя, встал и потоптался. – Ну, тес-с…

– Вот посмотрите – здесь мост ещё можно поставить? – О раскрыла ангельский напомаженный ротик, внутри которого имелись, однако, противоречащие внешнему неприятности. Лицо её стало похоже на маску скорби в каком-нибудь античном театре.

П сощурился, вплотную приблизился к «объекту»: «Так… понятно, аха! м-мм… да, м…» – Он ещё чуть сократил дистанцию, но внезапно из двери раздалось свирепое «кхе-кхе!» – это по-медвежьи широко объявился Р…

– Не понял?!

– Успокойся, милый! Оказывается П – зубной врач, и я решила посоветоваться с ним насчёт моста – помнишь, мы с тобой говорили?

Р, раскиснув, студнем шлёпнулся на полку.

Доктор уселся рядом благородным победителем и стал нарочито громко барабанить пальцами по звонкому столу. Наступила мертвенная тишина, предшествующая диагнозу…

Нет по жизненной осени друга лучше, чем стоматолог. Где бы он ни появился – на спонтанной ли вечеринке, или на выпендрёжном светском рауте – к нему обязательно прицепится кто-нибудь щербатый и станет показывать дырки. Причём, никто не упрекнёт ситуацию в бестактности, неуместности, а если и найдётся некий ханжа – правдоруб, то и он, глядя на чужое счастье, будет тайно ощупывать языком собственные прорехи санпросвещения и вздыхать о годах, зря потраченных на плохую зубную пасту. Гинеколог тоже человек, но… пампарам, в иных глубоких смыслах. Что он может «присоветовать» монтажнику, например? Да, и поскольку, он по факту – дамский угодник, то, каково его впечатлительности в полнолуние?.. Насмотришься в кабинетах на «эдакое» и как потом жить, любовную лирику перечитывать, безумствовать весной, или про гигиенические тампоны рекламу смотреть? Понятно, и стоматологу не сладко, и запахи его преследуют, и виды ему, порой, открываются обескураживающие, но «этож» совсем иные полости, согласитесь, они всё-таки ближе к заоблачным высям всеобщего. Эх, начать бы жизнь снова, да захотеть стать «зубником»! Лётчиком больше не хочется…

П солидно прокашлялся:

– Основа слабая… но шансы есть. А можно, конечно, мост и на штифты посадить – у вас в городе это делают? Если нет, или очень плохо, то милости прошу к нам в гости… – П, потеснив оробевшего Р, извлёк из кармана кремовую визитку. – Езды-то к нам несколько часов, но зато гарантия качества в любой ситуации, и уровень. По столице, ко всему, погуляете – растрясётесь. А у вас что? – Он просверлил суровым оком краснеющего пациента.

– Пара дырок и вот – шатается! – Р едва не запрыгал от радости.

– С дырками особо не затягивайте, а седьмой разболтанный… – доктор, щурясь, смотрел в доверчиво открытый рот Р, где тот толстым скрюченным пальцем шевелил зуб, – это, скорее всего, десна воспалилась. Мякотью алоэ несколько дней попотчуете, и пройдёт «как с белых яблонь дым»… Сейчас не беспокоит?

– Во! – Р, с видом победителя, вынул из кармана упаковку анальгина, уже ополовиненную.

– Э-э-э, нет – самое последнее дело, хуже наркотиков. Слегка, конечно, запущено, но если завтра с утра у тёщи начнёте лечение, то к вечеру про анальгин забудете! И обломочек там, кстати, ещё можно спасти… Всё приём окончен!

Купе вновь раздышалось, словно распаренный веник в бане. Подуставший от избытка возвратно – поступательных эмоций Н, неожиданно для П, взбил подушку и растянулся по полке: «Вздремну немного». Доктор, уже было собравшийся в ресторацию, недоумённо вытянул шею – ?!.. Но тот только что-то пробормотал, вроде: «…Погдите мннут пятнадцат-ть…»

Теперь П, основательно выспавшемуся и бодрому, не оставалось ничего кроме как затеять какой-нибудь отвлечённый разговор о безрадостной жизни в провинции…

– Ваша жена рассказала, что вы мебель производите. Ну и как идут дела – ни то ни сё? – спросил он вполголоса.

– Нет, работаем стабильно с прибылью, без чернильных планов, вполне реально. Главное, хозяин наш – человек – мотается, заказы добывает, сбыт ищет, насчёт оснастки и фурнитуры заботится… – Р, от приятных себе слов, чуть сдул квадратные скулы.

– А как зарплата – вряд ли министерская?

– Верно, могла бы быть и больше, но на жизнь хватает. И потом, у нас ведь дом свой, хозяйство, куры, парники… сейчас всё на батю оставил. Да и цены наши – не столичные, сами понимаете. Одним словом, живём как-то – не тужим, плюс экология здоровая, продукты не нитратные, рыбалка, охота, лыжи, футбол, баня…

При этих словах О резко оторвалась от подушки и прямодушно задвигала подрисованными бровями.

– Ой, посмотрите – реагирует! В октябре футбольный сезон закрывали, ну и немного расслабились в сауне на спортбазе…

– Ага, н е м н о г о! – протянула О, с присущим опытным женщинам густым сарказмом.

П, адепт мужской солидарности, понимающе подмигнул Р…

– Значит, особо не скучаете? Хотя, ведь у вас в городке и пойти-то особо некуда?

– А куда ходить, когда всё дома есть: домашний кинотеатр, музыка, обстановка своя фабричная, и вообще…

Доктор усмехнулся на перечень.

– Вот вы рядом с культурой живёте, – продолжал напирать Р, – так что – из концертных залов не вылазите?

– Разумеется, вы правы, но пойти-то я могу в любой момент.

– Тут две большие разницы – хотеть и делать. И вы, небось, по маршруту «дом – работа – дом» следуете, как все… Но и по-иному разве много смысла жить?

– Вразумительно возразить мне вам нечем, но из столицы кажется, что в глубинке тоска смертная.

– Скорее – покой. У нас люди-то живут по-разному: есть, кто не знает, зачем на божий свет появился – тунеядствует, пьёт беспробудно, себя и близких мытарит. Есть, кто так себе человек – живёт безыдейно, что ли, тихой сапой плесневеет, но много людей хватких, работящих, деловых – то есть толковых по жизни. У нас на фабрике вообще конченых неумех нет, ну а мастер и в быту, соответственно, мастер: живёт красиво, разнообразно, с выдумкой… – Р невольно покосился на жену.

– Раз всё так хорошо – отчего же зарплата «не очень»?

– А кто у нас созрел за качество платить? Народ-то привык жить в обмане, потому что так дешевле, то есть ленивей. Но, мы не торопимся переходить на дешёвый ширпотреб, чтобы не привыкать к плохому, и, спокойно работая, ждём, когда покупатель по-настоящему станет на ноги.

О тоже вставила своё веское слово:

– Мебель у нас, правда, отличная, а деньги будут! Вот сейчас мы дополнительно переоснастились, причём сами – без кредитов, и уже с лета гораздо большая часть прибыли вернётся к работникам. Тогда и заживём, и на курорты поездим – посверкаем.

– Посверкаешь, сокровище, посверкаешь… – Р доброжелательно махнул рукой в сторону воображаемых курортов.

– Да-а-а, вертишься всё, вертишься, а в лучшие-то годы жизнь мимо проходит… По телевизору посмотришь: как только люди не живут, где только не бывают! А этим всё одно: работа, охота, футбол, баня, пиво, вобла. И довольны, как слоны!

– Вот именно! Поздно учить слона, каким ему быть. Сказал – будет всё! Хворост плодоносить не будет. Саду время нужно, чтобы подняться. Вы говорите: тоска смертная – не знаю я такого понятия. Скучно лентяю – верно, но меня, да и всех наших, это не касается, потому что жизнь так организована: всегда есть, чем заняться. И главное, что дела-то у нас не пустые, а приносящие каждое – свою пользу. – Р полез в карман куртки и достал небольшой фотоальбом. – Гляньте, кстати, на наше житьё – мы тут тёще везём отчёт о проделанной работе. Смотрите, это я на работе, в цеху – каково производство: конфетка! Дом вот двухэтажный… гараж, палисадник, беседка – летом здорово бывает повечерять с чаем среди цветов. Огород, теплицы, сад, дорожки…

– А это что, ба-а-аня? – умилялся П . – Да вы меня по-хорошему удивляете, что сейчас редкость, согласитесь.

– Не баня, а чудо – полторы охапки дров и парься – не хочу! Сад, огород – всё у нас вроде с мизинец, а без ведра ни за чем не ходи. Река, видите, за баней – можно было бы и гусей держать, но я их гадов с детства презираю! – Р обнажил свои босоногие комплексы. – Да-а-а… хозяйство беспокойное: курятник, сараи дровяные, есть и мастерская крохотная, если себе что-то надо сделать. А это я в подвале снимал – здесь запасы на зиму храним – закрутку и прочее… – По его солнечному лицу было весьма заметно, что он находится на вершине законного блаженства. – Вы-то, поди, консервы в универсамах берёте – солёное так, что зубы сводит, да ещё и нахваливаете этот яд?..

Полки кладовой ломились от домашних разносолов. Как на параде стояли баллоны компотов, лечо, грибов, огурчиков цвета хаки, рядом подмигивали яркие мордочки помидоров, светились лукавством штофы с наливками, из-за угла выступали большие торжественные склянки в корзинах, плечом к плечу сошлись ящики, мешки с чесноком, луком, картошкой, свеклой… У входа грозно раскинулась кадушенция с квашенной капустой – словом, всего не перечесть.

П восхищённо почесал нос.

– Впечатляет. Как вы за всем успеваете? Досуг, работа, хозяйство, дом, и всё в образцовом порядке – именно для себя! Не для показухи.

О распластала руки на краю полки, положила на них голову и почти промурлыкала:

– Стар-р-раемся! Вы дальше посмотрите – там есть ещё несколько фотографий в доме.

Начинка соответствовала качеству глазури: хорошая мебель, паласы, даже импозантный камин. Слегка портили общее благоприятное впечатление с пяток примитивных картин на стенах.

– Что это живопись или репродукции? – недоумевая, спросил П.

– Понимаете, друг у меня на досуге балуется и дарит постоянно. А куда их девать? Не повесишь – обидится. Что, очень уж плохо?

– Ну как сказать… Чуть-чуть не вяжется со всем остальным.

– Да я понимаю, журналы-то по ремеслу читаем – знаем, что к чему в обстановке. Ну их, пусть висят – они же весёлые, правда?

– Верно, бодрят. – П неторопливо, внимательно исследуя каждый снимок, листал альбом.

– Это сын у себя в комнате. К бабуле не повезли, потому что умудрился на днях ногу сломать. Ничего, летом погостит.

– Славный – глаза ваши. Почему вы время такое, вроде неурочное, для поездки выбрали?

– А кто ж знает заранее, когда ему на свет надо родиться! Да ещё и шестьдесят лет назад… – неожиданно развеселился Р.

– Понятно. А почему альбом везёте? Что, тёща у вас в гостях давно не была – обидели, наверное, или хотите похвастать, чтобы ей нос утереть за то что, она вас когда-то подрезала? Признавайтесь!

– Кто старое помянет – тому глаз вон, но не в этом дело. Была она у нас последний раз, верно, почти три года тому назад. И вряд ли сейчас что-то узнает – так всё изменилось.

– Что, до такой степени? Поясните.

– Тут всё дело в нашем хозяине… – прищурясь, начал Р… – Лет пять тому хотели было нашу фабрику закрыть по суду, то есть через банкротство. Порастащили тогда почти всё стоящее, дел никаких, и хотя вроде бы движение создавали, буксуем конкретно: стоп – машина! Паутина кругом, долги, битые окна, домино вечно стреляет, чадим, трём пустое, бухаем откровенно, ссоримся – короче, полный раздрай. И вдруг, появляется у нас новый собственник – инициативный, при деньгах. С севера откуда-то вернулся родителей на старости лет поддержать. Понятно, что его поначалу приняли в штыки – ведь привыкли к голодной вольнице. Но он хитрый, зараза, гибкий – одного уломал, кого-то мастером поставил… – Р приосанился, – уволил с десяток конченных, новых отличных спецов нашёл. Одним словом, взрыхлил колоду. А по ходу перспективы обрисовал, убедил в необходимости расти профессионально, технологически, морально, и знаете, процесс пошёл. Через два года уже не стыдно было к кассе подходить – тогда, кстати, и тёща наведывалась. Она у нас баба с кислинкой… – он мыльно зыркнул на жену, а та в ответ показала ему язык, – но сразу перемены положительно оценила: новый холодильник, ремонт косметический, машина какая-никакая, и так по мелочи кое-что… Хозяйство, однако, было тогда ещё плёвое – обычное, с понурой головой.

– Ну, и откуда де такой рывок? – вклинился П.

– А вот послушайте… – Р заметно собрался, чтобы точнее обрисовать метаморфозу. – Работаем мы, значит, работаем, к хорошему привыкаем, обороты набираем, чуть взбодрились и ладно. Вот, думаем – всё, вершина. Но тут хозяин стал нас по одному в выходные к себе таскать – он дом себе новый строил. То одного возьмёт – кто ещё и сварщик или каменщик, – другого на опалубку, бетон, фасонину. Потом крыша и отделка поспела – приятные мелочи, вроде как. Да… и за работу он платит, ко всему, отлично – много лучше, чем на фабрике, но и паши что пчёлка, по двенадцать часов! Мне тоже пришлось поучаствовать в этом деле по столярной части, ну и так по мелочи. Но дело не в этом… Вы понимаете, как-то незаметно среди наших смута пошла: неужели, гудим, мы и сами не можем так же ладно собственную жизнь организовать?! А у него в доме сауна с бильярдом, сад зимний, беседка в розах, те же теплички, деревья фруктовые элитные, огород небольшой с обмощёнными грядками по пояс – не кланяться чтобы, то есть. Короче, рай рукотворный, а не усадьба! И стали мы к нему по очереди приставать, советоваться, как себе лучше сделать. Так он, чтобы не утомляться, своего приятеля – спеца по обустройству на месяц выписал, и тот по вечерам обучал наших приёмам рационализации хозяйства. А скажите – кто и когда, и в каких школах нас этому учил?! Но вот это была настоящая вечерняя школа рабочей хи-хи… молодёжи для тех, «кому за тридцать»… Народ оживился, стали в отпуска шастать, в отгулы, чтобы двинуть своё дело, но хозяин особо не возражал – понимал, что толковый быт работе только способствует. И вообще, слово «коллектив» у нас с этого момента ожило: помогали друг другу, советовались, на перекурах вместо шашек и домино схемы отопления рисовали, фасады, планы участков. Материалы: лес, кирпич, цемент, гвозди, шифер и остальное – брали оптом, почти даром, а транспортом фабрика помогала. Эх, да что говорить! Знаете, как завертелось всё при появлении какого-то нового смысла в жизни?! А так как наши дома по соседству стояли, то у нас за несколько лет самостоятельный, культурный посёлок организовался. Даже что-то вроде клуба есть, где можно вместе футбол посмотреть, обсудить проблемы, пивка чуток выпить, пообщаться, юбилей или что-то крупное организовать. И вообще, выйти иногда из четырёх стен…

О зашевелилась наверху, обозначая, тем самым, законное женское недовольство кругом интересов рабочей братвы – фу!

– Опять реагирует! – Р с мягким сарказмом покачал головой. – Ну, что ты, птичка моя синеокая, искришь почём зря? Смотри, не сгори до поры, до времени…

П, ещё раз задумчиво перелистывая альбом, искренне шмыгал носом от удовольствия:

– Просто фантастика! Трудно поверить… – Он настолько увлёкся сказанием, что не заметил глубокую сумеречную дрёму Н, и довольно бесцеремонно растормошил «дезертира». – Ну, что вы спите! Посмотрите, как люди живут.

– Слегка сморило от качки-а-а-а… – Поёжился тот и стал, лёжа, с интересом смотреть альбом… – Да-а, это не жизнь, а настоящая выставка достижений – хоть бросай столицу и к вам перебирайся…

Жить можно и нужно везде! Нет «заведомо» гиблых и райских мест. Кто родился – тот и пригодился. Природа всех терпит – только не спи. Ледяная пустыня ошеломит закатом и обогреет одиночеством душу аскета, мегаполис не даст пропасть самой никчёмной твари, село – неисчерпаемый источник вдохновения для натуры деятельной, терпеливой, самостоятельной. Всё решает сам человек: как организовать существование, какую избрать цель и соответствующие ей средства, чем наполнить жизнь – сетованиями или действием. И хотя повсюду на свете неистребимы традиции халявы, паразитизма, воровства, переполняющие котлованы человеческого дерьма, но есть немало и примеров жизни умной, сильной, толковой, плодоносящей оптимизмом. Решить куда двигаться – вниз, в вонючее болото лени, или – вверх, по кислородосодержащей дороге развития, должен сам человек. Легче известно куда… Не виновата зернистая икра, что ей блюют! Не водка – причина цирроза, а отсутствие тормозов в голове. И ответы на извечные вопросы глупцов: «кто виноват?» и «что делать?» – нужно искать только в зеркалах «комнаты смеха» – там, где лицо прирастает челюстью, а руки по-обезьяньи опускаются до земли… Когда, оправдывая пассивность, ссылаются на уклад, национальные особенности, менталитет, климат, традиции, веру – то это сетования обжоры на своё отвисшее пузо, попытка за общим невнятным спрятать собственную бездарность. Вы посмотрите на всевозможных патриотов: ведь они, в солидарной массе, не мужики – горлопаны, бесталанный отстой – те, у кого вся энергия уходит в свисток. Попроси такого грамотно гвоздь вбить – отшибёт палец! Дай ему ключ – обязательно резьбу сорвёт! Скажи: надо прямо – повесит криво! Настоящий работяга, спец ничем прилюдно не хвастается, не гордится, кроме мастерства, – ни государством, ни флагом, ни гимном, ни национальностью, потому что они для него – лишь доносимые эхом фикции. Его родина – свой дом, край, ограниченный взглядом, семья, дети, работа, хлеб насущный – то есть обычная проза жизни, вставленная в невидимую золочёную раму поэзии. Такую-то именно родину – и никакую другую! – защищает труженик, когда параноики стравливают народы. Этот – свою, этот – свою, а павлины с трибун обзывают «жажду быть» патриотизмом. Ладно, пусть так, но извините! Слово «родина» пишется с маленькой буквы – именно к такой родине и вернётся тот самый былинный мужичара, чтобы возродить порушенное бредом, и всегда – по спирали – сделать лучше, чем было. Всегда!