Стихи разных лет

Давно расстался я с беспечной музой...

        Вы руку сжали мне; промчался без возврата
       Тот сладкий миг, его забыли вы.
       П. Козлов

Давно расстался я с беспечной музой,
Как и с надеждой на благую весть.
Вдруг песню сочинил – никак нельзя без шлюза,
Да некому ее уже напеть.
 
Сегодня я уснул в обычной позе.
Мы прожили на разных полюсах,
И, значит, жили на одном с тобой морозе,
Не нужен пух тому, кто бренный прах:
 
Последний долг? Ты не должна, не надо,
В платочке черненьком не приходи.
Не принимал того, чему была ты рада,
Что видел сзади я, ты – впереди.
 
Не многие придут на пир унылый,
Печальный неизбежный ритуал.
А мне на этот раз совсем не страшно было –
Я свой уже – там дважды побывал.
 
Хлебнул сполна, но счастлив, как ни странно.
И был, и есть, и вечность впереди.
День этот мой теперь – утихнут мои раны.
Я ухожу, а ты не приходи.
 
Счастливой будь, люби, если сумеешь,
Меня забудь. И в снах не береди –
А если в руку сон? – Жнешь то, что сам посеешь.
Ну, вот и всё, прощай… Не приходи.

Мой ворон

Виноват ли в этом ветер,
Ночь – не сразу я заметил
Птицу цвета стали черной,
Изо рта струился пар,
Был я далеко не первым
У кого сдавали нервы,
Кто дрожал от стука вербы
И его бросало в жар.

Гость ночной больная птица –
Ворон был и слаб и стар,
«Не гони», – хрипел, – «кар-кар».

Только было уже поздно,
И мольба звучала грозно,
Безысходность в миг расплаты
Обнажала мой позор.
Незатейливая птаха
Убивала душу страхом,
Липла мокрая рубаха,
Хрип звучал как приговор.

И на шепот: «Помогите», –
С дрожью в голосе с тех пор
Выдыхаю: «Nevermor».

* * *

Ветер, мокрый снег как розги,
Пробирало до костей.
Он остановился возле
Дома полного огней.

Вий с лицом под снежной маской,
Тень металась за спиной,
И прохожие с опаской
Обходили стороной.

В памяти всплывала зыбка
И обуглившийся сруб,
И застыла, как улыбка,
Трещина меж синих губ.

За окном весна – смеялись,
Перед ним февраль – мело,
И два мира разделялись
Хрупким, как любовь, стеклом.

В вихре смокинги и платья,
Крики: «Горько!», – легкий хмель,
Закурить бы, но, проклятье,
Ветер, мокрый снег – метель.

Уходил все дальше, дальше,
Вторили шаги: прочь, прочь…
А в окне кружилась в вальсе
В платье белом его дочь.

* * *

Весной Мальвина ты иль Арлекин,
Играешь роль звезды иль пилигрима,
Создать тебе лицо поможет грим,
Но тем черней слеза, чем больше грима.

Лишь осенью, когда все позади:
Желтеют страсти, облетают грезы,
Немые моросящие дожди
Смывают грим и гримируют слезы.

* * *

Боготворю волос твоих дожди
И взгляд, исполненный и божества, и рока,
И белизну, и таинство груди,
И ниспадающий волной воздушный локон.

Прозрачной кожи призрачную ткань
И силуэт, очерченный не смело,
И в поступи – испуганную лань,
И в дымке шелка спрятанное тело –

Божественный источник всех надежд,
Где сходятся, как лепестки у лилий,
Волнуемые складками одежд,
Все совершенства утонченных линий.

Как с божества любви, надежды, веры,
С тебя писались спящие Венеры.

Отражение в зеркале

                     Не отраженье – тень бери в дорогу,
                     Не так красива, но шагает в ногу…

Как ни наскучит вам – дни напролет вдвоем.
Ужели не прозреешь никогда ты,
Он оборотень в облике твоем,
Он обезьяна, да, простят приматы.

За око – око или зуб – за зуб,
Скоси глаза, он тут же смотрит косо,
Слезою отзовется на слезу
И отвечает на вопрос вопросом.

Красив, но отраженью вопреки
Он лжет, когда не может наглядеться,
И не пожмет протянутой руки,
И с правой стороны сокрыто сердце.

Лишь под призором он перед тобой,
А оглянись и он к тебе спиной.

* * *

Безлик, без ног – был грязен он и пьян,
Хрипело по вагону: «Христа ради…
Я в Сталинграде ноги потерял,
Был автоматчиком в заградотряде.

Что? Испугались… Дайте на троих,
Как вы невинны все, скажи на милость.
Да, я стрелял, в упор стрелял, в своих,
Такое вам и в страшном сне не снилось».

Ни оправдания и ни наград,
Ни даже ног. Смерть – и она не тетка.
Сегодня, как и жизнь тому назад,
Его спасенье, его бруствер – водка.

Седой старик брезгливо рубль смял,
Плевком ему в лицо швырнул и вышел.
А он, закрыв глаза, опять стрелял
И словно вновь их мат, их стоны слышал.

Вновь в 43-м шел последний бой,
Спирт и приказ слились в двойном наркозе.
На этот раз не дрогнули, стеной
Стояли все, но ноги отморозил.

Гангрена… И за то теперь внакладе.
– Эх, вашу чтоб, подайте Христа ради.

* * *

Деды и отцы предпочитали
Водку самогону и вину.
Уж тогда бороться начинали
С пьянством, но смягчающим вину.

Помню, как они с войны вернулись,
А борцов в тылу – за ратью рать.
И всадили в батю аж две пули,
Так одну и не смогли достать.

Из больницы по судам таскали,
А когда вернулся он домой,
Я спросил: «Что там тебе сказали?», –
Улыбнулся и махнул рукой.

Был здоров, как бык и вот – калека…
Тот ответ, что песней стал хмельной,
Я узнал лишь через четверть века –
Мол, скажи спасибо, что живой.

Здесь борцы с костлявою старухой
Тактику сменили и вперед:
Пули не берут, так бормотухой,
Спился батя, мой теперь черед.

И борьба все яростней, вселенной
Стало жарко. Ну а смысл прост:
До высот господних взмыли цены,
А прикрытьем – очереди хвост.

* * *

Создаем, изучаем
Укротим даже джина,
Мир во всем познаваем,
Лишь ты не постижима.

Ты заложена в гены,
Ниц и разум, и сила,
Пред тобою все тленно:
Колыбель и могила.

Не плененная птица,
Ни на что не похожа,
Ты дана единицам,
Как талант, как дар божий.

Остальным понаслышке,
Как объедки и кости,
Иль игра в третий лишний –
Всем, как крест на погосте.

Сквозь века и капели
Твоя тянется жила.
Бестелесна ли в теле –
Нами непостижима.

Неразгаданный вирус,
Кто же, явь или бред ты?
И разносят по миру
Тебя письма и ветры.

Ты приходишь случайно
В радость и в лихолетье,
В не познании тайны
Власть твоя и бессмертье.

* * *

Груз тяжел: притворство – ноша,
Ну а жизнь – ключом.
И движеньем легким сброшен –
Повела плечом.

По судьбе, как по пустыне,
Твой пронесся смерч.
И не покорить горы мне
Той, что с твоих плеч.

* * *

Где ж ты – в искрометном лоске
Так ярка и горяча?
Захлебнулась в талом воске
Позабытая свеча.

И как капля дождевая
Сквозь стекло под тихий стук
Смотришь словно не живая
На меня как в пустоту.

* * *

Все тлен, прими его, как дар.
Благословен тот миг, когда…

Когда запреты на засов,
Натянут лук, и вечный зов
Тебя швыряет под откос – лязг, стоны, скрежет;
Уже не разрубить узла
И отказали тормоза,
И холод стали по живому режет.

Когда склон каменист и крут,
За горло память точно спрут,
И плачет иволгой, и филином хохочет,
Животный, леденящий страх
Взрывает вены на висках,
Коробит душу, оставляя в сердце прочерк.

Когда от шепота дрожишь,
Не убежать, но ты бежишь,
И тянут руки: на – держи – не дотянуться,
Кругом горит, а ты продрог,
Земля уходит из-под ног,
И нету сил: не удержать и не проснуться.

Тост

Сколько в нас мужчинах мелкой спеси:
Половинкой женщину зовем.
Как скользит по небу гордо месяц!
Чем гордиться? Он лишь часть ее.

Не темни и не ряди предвзято,
Даже если женщина – Яга.
Пьем за полнолуние, ребята,
Бросишь тень, и… в серебре рога.

* * *

Жует девчурка бутерброд, приятель тут как тут.
– Оранжевые бусинки!? А это как зовут?

– Икра. Дед перед праздником всегда ее берет,
Он воевал, и вот теперь ему такой почет.

Кусай, такая вкусная! Не хочется?! Не ври!
Это закуска русская, так дед мой говорит.

– Мне мама на мороженое даст, да я и сыт,
Икра мне не положена: мой дедушка убит…

И почему для всех – для всех ее не продают?
– Не знаю я. А может быть, теперь уже не пьют.

Эмансипация

Серебрили сад тумана седины,
Вдруг ладошку обожгла кисть рябины,

И в огне заката вспыхнуло платье.
Ты решил, гори огнем все, сказать мне:

– Будь царицею моей и при этом
В плен возьми меня придворным поэтом,

Обжигай, рази огнем и морозом,
Не рождаются стихи под наркозом.

– Будь царицей?.. Почему не богиней? –
На ресницах заблистал колкий иней,

На губах застыла горечь полыни.
Убежало эхо в ночь: Мне б в рабыни.

* * *

Спешил на землю белой стаей,
Банальность – с корабля на бал,
Но на груди ее растаял,
В земных объятьях грязью стал.

Прошлись по чистоте и люди.
Земле – и без тебя тепло.
Январский снег счастливей будет –
Хлад спрячет от семи ветров.

А ты забыт, как день свиданья
В заветную для всех весну,
Пусть не сбылось твое желанье –
Счастливым навсегда уснул.

И через год в свой день рожденья,
Тому порукой человек,
Ты вновь потерпишь пораженье –
Кто грязь обходит – топчет снег.

       Памяти Высоцкого В.С.

* * *

Флаг приспущен…
В поэзии слалом
За хлебом насущным.
Профессионалы,
Нет для вас места
В строю журавлином,
В яму из кресла –
Не хлебом единым.

* * *

…Еще вчера ты пел. В руках – гитара,
И полумесяцем – бессонница у глаз,
И водопадом песня-Ниагара,
Сметая фальшь, захлестывала нас.

Стыдясь, стихали старших братьев песни,
Все нарастал аплодисментов шквал –
Ты с нами был всегда предельно честен:
Под фонограмму рот не разевал.

Знал – как начать и где поставить точку,
И по стеклу железом ты не скреб,
Умел раздеть одной не хитрой строчкой
И ложный пафос, и порожний треп.

Твой каждый выход был для нас премьерой,
Где, да – так да, а нет – так, значит, нет.
Зал покидал я с искреннею верой –
Со мною говорил интеллигент.

Кто больше ты – актер(?), поэт? Не знаю.
Отдушиной был твоей жизни блиц.
Ты вдоль обрыва шел – всегда по краю,
Случалось – падал, но не падал ниц.

Молчаньем проводила тебя пресса.
Не скоро стихнет по России плач.
Погиб поэт, но не ищи Дантеса,
Дантес – топор, твой гений – твой палач.

Судьба (колокольный звон)

                     Ты дитя – в зеницу ока,
                     На авось лишь уповая,
Бьешь перстом,
                     От природы не жестока,
                     Но не вывезла кривая –
                                                     Грянул гром.
                     Русой головой поник – и
                     Захлебнулся в слезном хоре
Лиры звон.
                     Отзвуки войны Великой –
                     Захлестнул нас личным горем –
                                                         Этот стон,
                     Этот плач Руси бескрайней –
                     Нескончаемым потоком –
В горле ком;
                     Перезвон опять печальный,
                     Будет страшен суд потомков –
                                                          Поделом:
                     Гений – как заноза в теле,
                     Почитаем век от века –
Ремесло.
                     Ой, вы, русские метели,
                     Как случилось – человека
                                                           Занесло!

* * *

Весь спектр – углем или мелом,
Без полу – лишь чистые звуки.
Пусть танец останется белым,
А черными будут разлуки.

Бел – саван, как смоль черна – тризна.
Но жители серого града
На белое смотрят сквозь призму,
Чтоб в тон подобрать помаду.

Надежду разбавят сомненьем,
Сомненье украсят надеждой,
Все полу: беда и веселье –
Не в тень, не на солнце, а – между.

Нервирует – черное с белым,
И даже прекрасная сказка
Вся в полутонах – в пятнах серых.
Ночная кошачья окраска,

Ободранная и босая,
Уныло плетется за теми,
Кто жадно пьет солнце, бросая,
Как вызов нам, резкие тени.