Ломоть хлеба

* * *

Я опираюсь на локтях,
подвесив туловище с койки,
О подоконник…
По помойке,
Как щеголь в тесных башмачках,
Гуляет ворон.
Я согрет
Его присутствием, как другу,
Тяну приветливую руку,
А ворону и дела нет.

Он чистит горлышко и рад
щелчкам, которые на вылет
Веселых пробок из бутылей
Похожи – звуковой каскад!

Откупорив бутылей семь,
Он глазками вокруг поводит,
Выкаркивая нечто вроде –
О, эгоист! – я есмь, я есмь…

А в заключенье дня всего
Сознание и солнце меркнут,
Что никому не опровергнуть,
Раз, кроме птицы, никого…

* * *

Место действия – берлога.
Время действия – зима.
Соглядатаев и бога
Как читателей – нема,

Пар окрест медвежьей морды,
Когти лист скребут, шурша
Сточенным точилкой острым
Кончиком карандаша.

Сок… Рубин, поросший шерстью,
Самого себя сосет.
Спячка зимняя со смертью
Схожа до наоборот.

Чу! – из форточки по пояс
Выглянет косматый: – я
Сам себе и мега полис
И закраек бытия.

Центр мира и деревня,
Как в яичнице желток,
Ископаемая древность
И забвения снежок.

* * *

Вся вселенная похожа
На шагреневую кожу,
Съеживаясь до пределов
Моего родного тела.

Все в нем: и земля, и небо…
Тело держит их как скрепа,
Сочленяющая крайности:
Неизбежности, случайности…

* * *

На тёмный потолок под утро
Легла побелка бело-синяя…
Как перевёрнутая люстра,
Всяк дерево в убранстве инея.

Вниз головой живу, присутствуя
При данном казусе – не более,
И сам себя лягушкой чувствую
На вивисекторском застолье.

Все потускнело, кроме линий,
За ночь одну, быстрей, чем олово…
Вселенная – слегка качни её
И навернётся с ног на голову.

Там во мне

Бессонница – довеском к сотне
Уже привитых… Все – мои!..
Сквозь полнолуния полотна
Неоновые кисеи
Он брызнул светом из прорехи,
Ночной автомобиль в окне,
Не город освещая некий,
А внутренний ландшафт во мне:
Сиюминутней фотовспышки –
Помимо неба и песка,
Колючку проволоки, вышки –
Мир заколючного зека.
…О, всеми жилами, всем сердцем
Тянуться прочь от сей среды,
В бегах – крупой махры и перцем
Присыпав за собой следы…

* * *

Над решёткой водостока
Нищий греется … Бог с ним!
В сторону юго-востока
Тянет скруполами дым.
Иль туман, коль не Египет
Пылью – скрёб-посреб окно?
(Форточку открыть как – выпасть
В мир, где все объяснено.)

Есть особенная доблесть
В созерцаньи величин
Отвлечённых – в эту область
Входишь как под балдахин
Рынка в солнечном Каире:
Хоть с толпой, а все один…–
(Что бывает часто в мире
Отвлеченных величин.)

Где разменивают жалость,
(На проказный с телом льва
Сфинксов лик бесстрашно пялясь)
На слова, слова, слова,
И, энергию покоя
Уважая пирамид,
Судят бедного изгоя
За… правдоподобный вид.

* * *

Сегодня улицы пусты,
Как будто выметены дочиста.
Не чувствуя шагов, идти
До самого рассвета хочется,
И тишину в себе нести:
Какое счастье – одиночество!

Намеренно я радость длю:
Всё остальное к ней приложится…
Всю ночь, как вор по ремеслу,
Я в звездные влюбляюсь множества.
Не зная, сам за что, люблю:
Не за контрастность, так за тождество…

Там, в беспредельной немоте
Нет места для хвалы и ропота.
Наверное на высоте
И пульс не тот, и речь до шепота
Понижена и бытие
Не постигается из опыта.

Вешка

У людей не всегда
После альфы – омега.
И у нищих звезда
Путеводная – эго.

За пристойным – ничто
Вызовом – с голизною
Проституток…
Что, кто–
Нибудь скажет, со мною?

Одиночества верх–
Сверх всего инстинктивно
Слышать музыку сфер,
Слыша рев реактивный
Лайнера и авто…
С женщиной плотоядной
Ночь делить и пальто
Под рекламной гирляндой?..

* * *

Хищный – крылья – еле
Еле… Беркут?
Я ли избран целью,
В прах низвергнут?

В мире «до» и «после»
Не разъято.
Бьюсь в объятьях рослой
Птицы-ката.

Чувство – если в кубе –
Страсть, что разом
опаляет губы
Кружит разум.

Жалься, ахай, ойкай,
Как в больнице
Человекокойкой –
Страшной птице,

Что когтит и месит
Переломы…

Столь и те, кто весит
Страсть – весомы…

Чужая бездна

Рыбка, ловись велика,
Рыбка, ловись и мала.
Ловятся в мутной воде
Блага земные…
Ловчего за червяка
Вены поймала игла.
Вьют кренделя на уде
Шприцев мессии.

Взгляд неподвижный спины,
Зеркальцами во рту
Блещут коронки…
Где откровенья темны
Там – хоть кричи в пустоту,
Крики не звонки.

Всяк ли для бездны тверст,
С нею в родстве состоя?

Что единичная смерть
Вертеров, мама моя!

* * *

Луны позолота
На россыпи пота
По бритой губе…

Постольку поскольку
Так надо иголку
И морфий тебе, –

Вот песня о принце
На кончике шприца
Со вскинутой бровью,

Чьи взгляды и сгибы
Локтей метит гибель
Отравленной кровью.

Днём раньше – днём позже…
Вселенною в бозе
Почивших – кружите

Зем. шарик подлунный
С пилотом в чугунной
Чушке на орбите.

Материальное тело

              1

Неделю вылежал в горячке,
То состояние моё
Передала б на море качка,
Я – знаю! Сам ходил в неё!

Все в доме кланяется сонно:
Стена – окну, окно – стене,
И сам я отдаю поклоны
Предметам, а предметы – мне.

Качаются полы зловеще
И стол отходит от руки…
Бегу за падающей вещью,
А поднимаю черепки.

И тщетно принимаю меры
Против паденья и битья,
Вещей бунтующих материю
К одушевленности сводя. 

              2

Налёт из снежинок и инея
На стеклах оконных – под окнами
Колени как поликлиника
Белы, а в бинтах как в коконе.
Стерильный. На простыне сбитой.
Похожий в обвертках на мумию.
С медлительностью нарочитой
О будущем– будущем! – думаю.
Не быть похоронной процессии,
Слезам, хризантемам по плечи…
Жить после недавнего месяца…
Боятся –
тем более нечего. 

              3

Чем пахнут занавески в клинике?
Помимо химии, как – илом
Летейский берег, утварь скинии –
Болидом пущенным кадилом, –
Какой-то дикою двуокисью
Сугубо личного с казенной
Безликостью…
Гремят колесики
Каталки операционной.
В курсив плафоны коридорные
Сливаются и пыль на донце
Видна в просвет – спекаясь в черное
Пятно, как – повторяя солнце?
За вычетом и чувств, и опыта
Что остаётся? – изначальное….
Материальной силой опия
Обуздано нематерьяльное.
Так, под ножом хирурга, толику
Помешкав, обрывают связи…
И “руки” анестезиолога
С кистей сползают пленкой в тазик.

* * *

Деревья гнездами унизаны,
Но все-таки они безжизненны.
Кой-где пушится снег под ними…
Хожу по снегу, как по войлоку,
Не отвлекаясь ни на толику,
Один живой меж неживыми…

Вокруг молчание как некое
Подобие души – проекция
Её на холод и погибель.
Такое нынче настроение:
Как в точку своего стремления
Впервые, наконец, я прибыл.

…Растет волненье неуместное:
Что ж, смерть – величина известная.

* * *

Во всякой пище – доля яда.
Но – есть-то надо.
Смакую каждую минуту,
Как пьют цикуту:
Не требуя противоядья,
Назад не глядя.
А память ходит побирушкой,
Как погремушкой
Шурша истлевшими жуками,
А не годами,
В порожнем черепе скелета…
И нет просвета!

* * *

Что тысячами крыл шумело,
То за чертой неуловимою
И шевельнуться б не посмело,
Не будучи необходимостью.

Не так ли и среди иллюзий,
Которые рождает опий,
Разваливался мир медузой
На множество студеных хлопьев?

И пусть мне некого за руки
Хватать, увидев необычное,
И пусть обыденные звуки
Терзают слух, как стая хищная,

Пускай действительная осень
Меня не радует, а мучит…–
Из дней выдергивая оси,
Бесформенной их множу кучей.

* * *

Хотелось молиться, молиться сумбурно,
Молиться бессвязно, противоречиво,
Молиться живым, а не камням и урнам,
Ведь всякая жертва усопшему – лжива.

И птицам, прирученным к небоскребам,
Беседовать хочется с ветром и высью.
От бытия требуя правдоподобия
Его без осмысленности я не мыслю.

Где нет ни простора, ни выхода взгляду
И радость нередка и боль беспричинна,
Как поле сраженья для целого ряда
Враждующих «Я».
Человек.
Не машина.

* * *

Я колокольным боем болен,
Когда, справляя Рождество,
Колоколами колоколен
Мир славит бога своего.

Кругами радужными пены
Их голос в воздухе возник,
Я слушаю самозабвенно
Блаженной древности язык.

Где опрокинутою чашей
Висят над крышей небеса
И в небо смотрят храмы наши,
Строительные сняв леса, –
Есть бог…
О, как давно несу я
По жизни торжество его,
Вселенную живописуя
На средства сердца одного.

* * *

…Овеществленное в камне
Содействием тягловой
Силы ветра, воды, лошадей и живой
Верой мастеровых
Новостройка пропахла
Человеческим потом,
Известкой и конской мочой.
Полируя, рубя, отделывая, вырезая
Топором и напилком–
Тростью, пилой, буравом…
В три погибели гнутся
По лесам небеса возлезая,
Дабы в камне и глине
Исполнить свое мастерство.
О, когда остановлены будут
Лебедки и вороты,
И детали отделаны –
Перезвониванием колоколов
Вознеси меня, церковь,
По вертикали над городом
В небеса,
Разбросав паруса облаков.
Мне писать о тебе
Прозорливым пером хироманта.
И рыдать втихомолку,
Угадывая родство
С безумием зодчего
Как основного гаранта
И посредника между
Прихожанами и божеством.

За кладбище - в просвет зари...

       «Век этот промелькнул как плач…»
                 М.Коган

За кладбище – в просвет зари
Уходит поезд.
Смотрю – чем стану я –умри,
На друга то есть.
Катается слеза меж век…
Что слезы значат?
На мокрых лицах тает снег
И лица плачат.
При обстоятельствах каких
Уместна жалость?
Мне жаль не мертвых, а живых:
Нам жить осталось.
И мне над ухом говорит
Бесстрастный голос
Он на загривке шевелит
Морозом волос:
Живое существо – гласит
Бхагавад-Гита, –
Само не может ни убить,
Ни быть убито.
Что тело? – кузов, вожжи, ось,
Ступица, шкворень:
Машина! – ухо, горло, нос,
Рука и голень…
Но Дух, который выше слов,
В машине явлен…
А утешенье мертвецов –
Слова и саван.

Баньян

Гигант растительного царства
Все подавляющий вокруг –
Баньян – слегка стеснил пространство
И тенью одарил как друг.

Подвижник у его подножья
Свои косички расплетал
И выходил во имя божье,
Питаясь воздухом – в астрал.

К баньяну с детским любопытством,
С травой во рту олени шли
И то ли мисту, то ли листьям
Раскланивались до земли.

А йог, вбирая в нос и поры
Энергию, за всех живых
Почти без видимой опоры
Парил – на пальцах ног одних.

И стал он мумией великой,
И знаменит до сей поры:
С тугих костей свисает лыко,
Роятся в черепе миры.