Трюфели

 

Купить в журнале за ноябрь 2018 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 12 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Когда-то я учился в математической школе по ту сторону Урала. Здание главного корпуса её было несомненно старым, с колоннами. Но колонны казались ненастоящими. Пол коричневыми и кремовыми ромбами тоже напоминал о коммунальных квартирах. Да и уборные в двух боковых крыльях здания, изгаженные и пропитанные вонью канализации, с гнутыми текущими кранами и мелкой жёлтой кафельной плиткой больше походили на душевые в общежитии, нежели на туалеты классицистического дворца, которым казалась школа, если вы смотрели на неё с противоположной стороны улицы. Иногда, разочаровавшись в идеале, мы не замечаем, что настоящий идеал мы не увидели, пока любовались помпезным блеском подделки.

Как это часто бывает в мире, где возраст сам по себе даёт преимущество одной сущности перед другой, сильные мира нашего обитали, обречённо шаркая ногами по старому паркету, в старинном здании с колоннами. Мы же приходили в наш особняк только на профессорские предметы. Большая часть семинаров и лекций проходила в верхушке пансиона, величественной кирпичной постройки начала века. Пространство аудиторий это было не совсем обычным. Пять этажей здания занимали жилые комнаты и кабинеты, большей частью заброшенные, а наравне с самой крышей вы, пройдя по коридору, огорошенные, наталкивались на часовню. Часовня была тренировочная. Когда-то в здании этом было летное училище, в котором учился Юрий Гагарин, ещё до того, как полетел в космос. А потом здание передали под семинарию. Попы и соорудили себе, так сказать, симулятор, но не для воображаемых полётов из одного аэропорта в другой, а для тренировочных полётов души.

Если бы кто-то из семинаристов нашептал мне эту историю в часы одного из наших заунывных выступлений, я подумал бы, что у этого фантазёра голова поехала отдыхать к озёрам у подножья Каменного столба.

 

На седьмой скамье несуществующей церкви мы сидели вчетвером. Обычно тот, кто рассказывал шёпотом очередную историю, садился в середину. Двое – по бокам, а Михаил – сбоку, поближе к проходу, чтобы наставник не сделал о нём превратных выводов. Михаил играл на две стороны, но мы не осуждали его, так как он выполнял дипломатические функции. Он, с одной стороны, входил в наш круг, с другой – выглядел не совсем потерянным в глазах преподавателей и, вроде как, повышал кредит доверия всей нашей компашки. Он представлял нас в академических кругах, его малодушие оказалось прекрасным рычагом воздействия на внешний мир и, следовательно, связью с теми ресурсами, которыми нас не сильно, но баловали. Откровенно сказать, даже тех кусков, которые нам прилетали, мы не заслуживали.

Обычно бывало так: пока центральный спикер начинал шёпотом утренний рассказ, двое слушателей узнавали начало истории, а Михаил отправлялся громко читать наш общий доклад о проделанной вечером работе перед аудиторией. Прочитав первую четверть доклада, Михаил возвращался на место; продолжать шёл один из боковых слушателей. Рассказчик шёпотом плёл тонкую паутину истории, и когда второй докладчик возвращался, он терял напрочь нить повествователя. Третью, последнюю часть рассказа пропускал уже третий докладчик. А потом, закончив повествование, к аналою шёл сам рассказчик, который и зачитывал, откашливаясь от шёпота и переходя на неуверенный бас, выводы доклада перед заворожённой и отупевшей публикой.

Кое-кто считал, что мы на плохом счету у руководства. На самом же деле, директор делал на нашу группу особую ставку, хотя и не говорил об этом вслух. Впрочем, ничего удивительного тут нет. Во-первых, в практикуме по вечерам мы участвовали все вчетвером, а готовить доклад – дело десятое. Фактически Михаил только записывал мысли, которые рождались у нас всех в процессе работы. Любой другой, поучаствовав вечером в практикуме, без труда подхватывал его выступление за кафедрой. Не владея при этом теоретическим моментом на должном уровне, любой из нас добавлял к выступлению артистизма. Поэтому коллективные доклады наши всегда выглядели свежо и непринуждённо. У гостей могло сложиться впечатление, что любой материал даётся нам легко, и, если бы мы только захотели и приложили хоть немного усилий в подготовке к занятиям, результатом стал бы истинный шедевр. Таким образом, мы втроём – Михаилу и так доставались лавры – сделали открытие: гениальность не производит впечатления, если нет лёгкости. Учтём, что лёгкость всегда идёт от небрежности. И получим: гениальность – иллюзия, которая создаётся в голове зрителя не за счёт качества выступления, а за счёт мнимой уверенности слушателя, что за повествованием есть охваченная замыслом, но не перенесённая (из уважения к драгоценному времени слушателя) в доклад суть. Достаточно было бы и «во-первых». Но есть ещё и «во-вторых». Во-вторых, все наши студенты занимались только подготовкой докладов о проделанной вечером работе, мы же выполняли двойную работу, хоть большую её часть и придумывали себе сами. Третий момент: каждый из трёх слушателей, выступая за кафедрой, пропускал треть рассказа. То есть ему приходилось допридумывать рассказ самому, что развивало фантазию. Михаил, я подозреваю, потому и прибился к нашей кучке, так как понял, что практикумы, лекции и выступления на публику развивают все, кроме фантазии. А Михаил был достаточно честолюбив, чтобы верить отметкам.

Янку мы считали простоватым. Но истории его отличались трагизмом. Простой народ всё-таки ближе к настоящей трагедии, ибо трагедия вульгарна. Само впечатление чего-то возвышенного стремится произвести только человек пошлый. Для мыслящих людей – исповедь, а повествование – для варваров, ведь донесли красоту античности до нас именно варвары. Да и не было ничего, кроме вульгарности, в античные времена. Ведь не было понятия истинного достоинства личности. Значит, не было истинного благородства. То есть не было аристократов. А если у тебя тысяча рабов, это ещё не делает тебя аристократом.

 

Так или иначе, в тот день Янка начал свой рассказ, прислонившись рыжей щекой к резной спинке шестого ряда.

– У одной богатой женщины был любовник.

– Ой! Что значит «богатой»? В вашем Гданьске всякий, у кого есть квартира, уже богатый, – сказал Александр.

– У неё муж был такой высокой должности, что вечно пропадал на работе. Такой высокой, что даже она сама его не видела со свадьбы. А у самой у неё была кондитерская. В этой кондитерской был пол с коричневыми и белыми ромбами и пустые прилавки. Только к обеду она сама выносила туда металлические подносы с трюфелями. И весь народ стоял и ждал послушно, пока она вынесет эти трюфеля. Она научилась их готовить во Франции. Специально поехала во Францию ещё в девичестве, чтобы научиться готовить эти божественные трюфеля. С перцем, со специями, были даже трюфеля, куда она добавляла земли. И эти трюфеля были не просто вкусные, а просто-таки волшебные.

В этой толпе по утрам был один человек, плохо одетый, нестриженный, который покупал каждый раз два только трюфеля. Когда стояли морозные дни, на голове его был тюрбан, свёрнутый из мешковины, но никто не обращал внимания на этот тюрбан и даже не оглядывался на бедолагу, так как было понятно по лицу его, что он не сумасшедший, а просто очень несчастный человек. По глазам этого человека было ясно, что он работал всю ночь до изнеможения, чтобы эти трюфели купить. Потом он садился в углу, к отоплению, клал их за нижнюю губу и рассасывал один за другим, наслаждаясь вкусом чили и какао-бобов, обжаренных в розовом масле, пока на дёснах не оставался лишь кисловатый привкус настоящего шоколада, дающий лёгкую оскомину.

Однажды наша леди заметила, что её главного почитателя нет, и поняла, что вот, может, она и работала все эти месяцы ради того, чтобы увидеть эти дикие, честные глаза. «Я, прямо признаюсь, хочу трюфель» – честно говорили глаза, без всякого притворства, без игры. Все заходили в кондитерскую и топтали слякотью шахматный пол с таким видом, будто они ещё в сотне мест могли купить себе чего угодно, да и купят, скорее всего. А он, наш бедолага, смотрел на неё так, будто эти трюфели были смыслом его жизни.

 

Тут настоятель, уставший от паузы, которая образовалась после того, как Михаил закончил свою часть доклада, закричал:

– Богуславски, что же ты, идиот, никак не уймёшься! Неужели, думаешь, я не вижу, чем вы там занимаетесь? Товарищ твой долго будет ждать тебя? И как ты терпишь, Михаил, этих олухов?

«Кто кого терпит», – прошептал Янка.

Я встал неохотно, протиснулся в проход и зашагал по дощатому полу навстречу Михаилу, чтобы принять у него картонную, затёртую нашу папку с докладом. Когда я встал к аналою, Янка уже вовсю бормотал дальше вниз лицом, чем там занимались эти шоколадные любовники.

Я начал доклад с последних слов Михаила:

– Интегральный подход состоятелен в условиях отказа от грубого редукционизма.

Я открыл папку и увидел, что подлец забрал свои записи.

– Что ты мечешься, как оцелот? Кончай свою прелюдию, – крикнул на меня преподаватель.

Тогда и открылись мои способности нести всякую чушь без остановки. Я прочистил горло кашлем и сказал:

– Последнее, о чём сказал Михаил, имело крайне важный, системообразующий смысл в нашей работе. И теперь я прочту выдержки, которые мы нашли вчера в библиотеке, касающиеся этого достославного открытия междисциплинарной науки.

– Сделай одолжение, – сказал настоятель и вернулся в своё обычное состояние анабиоза.

А Янка распалялся, и было видно, как краснеют его щёки. Видно, придумывал он там не на шутку и ни в чём себя не сдерживал.

 

Когда я сел на лакированную скамью, пропустив в проход Александра, который по своей заносчивости всегда делал вид, что рассказ ничуть не увлёк его, Янка продолжал:

– Я одного не пойму, как это вы так быстро добрались до своей студии? Ведь денег у вас не было, а пешком идти туда больше часа.

В трубке возникла пауза и потом глубокий вдох:

– Это и есть мой секрет. Но откроется он, только когда я закончу портрет. Я вас нарисую в контражуре, – сказал он ей, – ведь, если кто-то узнает, что вы якшались с таким грязным животным, как я, ваша жизнь пойдёт под откос. Я знаю, что это такое, не повторяйте моих ошибок. Я сам купился на красоту, которая пленила меня, и вот теперь я бедняк. У меня осталось лишь моё искусство. Но что значит искусство, когда вы узнали, что такое любовь и что цена любви?

Она услышала про контражур и забыла обо всём. То есть согласилась, но сама подумала: «Я тебе покажу, сознательный мой!». И приготовила последнее средство в соблазнении его, бесстрастного, который непонятно что любил: её или свою картину, или просто радовался, что ему бесплатно позируют. Надо сказать, когда она познакомилась со своим богатеем, знакомство это её не удивило. Она даже его ждала. Была у неё знакомая цыганка, она и нагадала ей: мол, будет разведённый и очень богатый человек, но тебя любить не будет, и ты его не будешь. А встретишь судьбу свою ты скоро, но вижу только, что вечером и во дворце с картинами.

И точно, на открытии выставки одного неизвестного художника повстречала она этого толстосума. Ну, как повстречала? Сама подошла. Спиной. Знаете, как это женщины умеют?

 

Мы кивнули.

Раздался хохот. Александр возвращался от трибуны с печальным видом:

– Ты чего там наплёл?! – толкнул он меня в бок.

– Бугуславски! Иди, выручай товарища, – сказал преподаватель, который, конечно, понял, что я всё запорол.

Началась перемена. Когда я вернулся к скамье, все внимали рассказчику, как апостолы.

 

– Он рисовал её девятую ночь в свете, точнее, перед светом фонаря. А в утро, когда он обещал сдёрнуть перед ней покрывало из мешковины с картины, неожиданно заявился домой супруг. Заявился и сказал:

– Что-то заработался я, душа моя! Проведём-ка вместе этот день.

А какой день? Она уже по уши втрескалась в своего художника. Уже приготовила флакон с зельем, поставила на стол бутылку шампанского, туда влила шприц этого волшебного вещества. План был простой: «отметим картину, выпьем, дорогой». И готово! А муж и сказал:

– Мне так стыдно. Я совсем не помню о настоящей жизни. Вот сколько дней прождало меня это шампанское? – и подбросил бутылку на руке.

А она:

– Ничего, мой хороший, полгода ждало и ещё день постоит.

Выпил он, отрыгнул, как ребёнок, и с первого взгляда не поменялся, только странно так заговорил:

– Я ведь знаю всё, душа моя. Рассказали мне. – И достал из плаща чёрно-белые снимки, и положил на гранитную плиту, на которой не разделил с ней ни одного ужина. – Я ехал сюда с мыслью выпить водки и убить тебя, признаюсь, но вот теперь понял, как тебя люблю. И понимаю, что сам тебя потерял. Я сам повезу тебя к нему.

Она вздрогнула. Но не от страха, а потому, что поймала себя на мысли: «Всё шло по цыганкиному плану, но ведь цыганка сказала, что он любить не будет, а он явно любит. И ведь я тоже что-то почувствовала после таких слов. Как могла я обмануть такого человека так подло и грязно?»

 

– Чёрт возьми, чем они там занимались, эта кондитерша и бедняк девять дней? – сказал я.

– О, таким занимались, что у тебя уши в трубочку свернутся, – сказал Александр и отвернулся к окну.

– Он её девять дней... [...]

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в ноябре 2018 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за ноябрь 2018 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению ноября 2018 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.