Кнут и Пряник

 

 

 

Внезапно Кнут стал серьезным и молчаливым. Это произошло сразу после майских праздников. Он перестал реагировать на шутки Пряника, и даже отказался от пива, сосредоточившись на самом себе. Иногда сосед по комнате пытал его вопросами:

– Ты случайно не простудился? Майский ветер – он очень опасный. Кстати, ты в детстве ветрянкой болел?

– Я таже чумкой полел! – Кнут отбрыкивался как мог.

– А, может, ты в карты проигрался? Есть тут одна компания, студентов обирают. Хочешь, они на твоих глазах ежей родят?

– Ничего я никому не должен, – вяло отзывался очкарик, и только тяжело вздыхал.

– Могу в запой тебя ввести, – предлагал Пряник. – Я даже «стипуху» потрачу, только тоску не навевай!

Кнут отрицательно мотал головой.

Петров прояснил ситуацию:

– Да влюбился он, ясен пень! Как Ленин говорил: «Весна, товагищ! Бгоневик на бгоневик лезет…»

– Ты-то откуда знаешь?

– Должность, – весомо ответил активист.

– Тогда плохо, – огорчился Пряник. – Что хоть за девка-то?

– Индианка с философского, метр с кепкой. – И на всякий случай добавил: – Красивая – спорить не буду.

– Как звать?

– А вот это по должности я знать не обязан!

Целый день был потрачен на скачки по «филфаку». Наконец, искомый объект был найден. Звали ее Джоти, и она оказалась прекрасна как… Словом, Пряник заглянул в ее карие глаза и понял, что пропал. Гибельность положения усугублялась тем, что Джоти не заметила его вовсе, поскольку была увлечена беседой с молодым индусом по имени Раджив. Этого индуса Пряник спускал с лестницы год назад, но на сей раз Раджив не узнал своего обидчика: он смотрел на Джоти влюбленными глазами и лучезарно улыбался.

Пряник явился в общежитие только под вечер. Сел на кровать. Закурил «Беломор». Кнут теперь уже привычно смотрел в потолок. Пряник прилег и тоже стал смотреть. Отныне они так и любили Джоти: каждый по-своему, и без всякой надежды на взаимность. Кнут дарил ей розы, Пряник – гвоздики, и всякий раз букеты принимал Раджив. А по вечерам Кнут и Пряник молчали, мечтательно уставившись в потолок, и не решаясь открыться друг другу. Так продолжалось недели две. Наконец, Пряника прорвало.

– Я снова ее видел, – упавшим голосом сказал он.

– Кого?

– Джоти…

Кнут встрепенулся и вскочил:

– Что ты с ней сделать?

– Она красивая, – продолжил Пряник.

– Не смей ее бить! – Кнут подскочил вплотную, сжимая свои маленькие кулачки.

– Никто никого не бил. Пойми, Кнут: мы ей по фигу. Это я окончательно понял. У нее в голове сплошной Радж Капур. И эта харя Кришны все время рядом с ней вертится.

Кнут опустил голову на плечо друга:

– И ты в нее влюбиться, как и я?

– Кажется, – признался Пряник.

Кнут вскинул голову:

– Я его убью. Ты видел, как он с ней обращаться?

– Как? – Не понял Пряник.

– Он ее целовать и обнимать прямо передо мной!

– Странно. Передо мной боится. А, может, ну их? В конце концов, представь: ну, женимся мы на ней, в смысле, ты или я… И что? Всю жизнь питаться рисом? – Пряник выставил на стол бутылку «Каберне». – Присоединяйся!

Кнут заинтересованно присоединился, открыв бутылку и наполнив стаканы:

– Рис – карашо!

– Один раз «карашо», второй раз, а на третий я задушу в себе любовь вместе с ее огнедышащей кухней! А ты?

– Возможно просто избить, – прагматично предложил Кнут.

– А кофе с гвоздикой? – Распалялся Пряник. – Это же рыгаловка! А «Зита и Гита» по пять раз на дню? А «Махабхарата» на ночь?

– Зато у них Ганг…

– А у нас – Волга и Шпрее, Рейн и Енисей!

– …и «Камасутра», и храм «Кхаджурахо», – мечтал Кнут.

– А у нас – любовь к родине! – Парировал Пряник настолько решительно, что его визави понял: друг прав. – Долой мятеж любви и кришнаитство! Долой зеленый чай и Рикки-Тикки-Тавви!

– Талой! – Воодушевился Кнут.

– И не надо приписывать тайны в имена! – Разглагольствовал Пряник. – К примеру, Джоти по-ихнему – свет. А по-нашему банально – Светка. Так что лично я ничего не потерял!

И вдруг дверь в комнату открылась, и вошла Джоти. Она была неотразима в оранжевом одеянии, а в руках несла слоеный пирог. Ни слова не говоря, она поставила пирог на стол и, слегка склонив голову, удалилась. Там, за дверью, ее ждал Раджив.

Пряник пришел в себя первым:

– Это нас галантно на х.. послали.

– Тумаешь? – Переспросил Кнут.

– А что тут думать? Ты заметил, кто ее охаживает? Полотенце на башку намотал, и думает: красавец.

Кнут отломил кусочек пирога, попробовал:

– Сладко.

Пряник присоединился:

– Вкусно. Умеют, гады, хоть и в Ганге моются.

Про Джоти они больше не говорили. Лишь изредка, ложась спать, размышляли о будущем. Пряник, к примеру, утверждал:

– Вернешься ты в свой Берлин, найдешь себе фрау и настругаешь парочку партайгеноссе…

– Никокта! – противился Кнут.

– Так я тебе и поверил…

В душе Кнут с ним соглашался, но первую любовь считал вечной. Да и кто с этим поспорит?