Привет, Мишка! Ну вот, и ты здесь Рад видеть.

Куняев Вадим. Сборник стихотворений «Ковчег».

Не древними песками занесен,
 Не снегом на вершине Арарата…
 Безбрежна тьма, и бесконечен сон,
 И линия пути замысловата.
 От южных огнедышащих пучин
 До северных искрящихся полотен
 Все больше след его неразличим
 И силуэт все более бесплотен.
 В огромном чреве стынет пустота
 И тлен, и кости тех, кому шептала
 Спасение безумная мечта
 И непреодолимое начало.
 
 Со стрелки нефтяного терминала
 Глядит голубоглазый человек,
 Как по стеклу Петровского канала
 Скользит неслышно призрачный ковчег.

Куняев Вадим. Поэма «Мой Уильям Блейк».

...Днесь очевидное вчера лишь мнилось,
И то, что бредом кажется сейчас,
Быть может, завтра снизойдет на нас
Как откровение, как божья милость.
В пространстве, переполненном до края
Законами, клубками аксиом,
Порой таится истина простая,
Которую мы не осознаем.
Любой дурак, в припадке озаренья,
Когда-нибудь увидит идеал.
Но жалок тот, кто, упустив мгновенье,
Не понимает, что он потерял.
Один лишь миг определяет вечность, –  
Одна лишь мысль заполнит бесконечность...

Куняев Вадим. Рассказ «Вопрос Эволюции».

...Вернувшись в комнату, Козлов достал из буфета бутылку с самогоном, налил  полстакана и залпом выпил, после чего долго чесал затылок. «Может, росомаха  балуется? А чего же ей в дверь стучаться?» – с сомнением думал он.

Когда постучали снова, Козлов схватил с печки полуторную сковороду и бросился  в сенцы. На улице никого не было, за исключением Лайки, с любопытством  рассматривающей сбитого с толку хозяина.

– Лайка... – старик махнул рукой. – А-а, у тебя я уже спрашивал.

Через несколько минут, за которые содержимое бутылки значительно поубавилось,  Козлов опять услышал знакомый настойчивый стук. Нисколько теперь не удивившись,  старик вытащил из-под кровати родную двустволку, вставил в казенник два патрона  с картечью, подошел к взбесившейся двери и шмальнул дуплетом. Ветер, ворвавшийся  в сенцы сквозь рваную дыру, обдал Козлова леденящим душу холодом. Старик вышел  во двор, ловко на таком ветру прикурил папиросу и, саркастически улыбаясь,  повернулся к дому лицом. Над крышей, зацепившись якорем за радиоантенну, висело  огромное эмалированное ведро с прорезанными по краю дырками, из которых сочилось  нежное голубое сияние.

 

 

Старик Козлов никогда не блистал эрудицией и в давно забытые им школьные годы  слыл среди товарищей и учителей туповатым малым. Да и в зрелые годы знаний  набраться особо не получилось. Профтехучилище, завод, колхоз, хутор на отшибе –  какие уж тут знания. Телевизора – и того не было. Может быть, поэтому вид  неопознанного летающего объекта нисколько не испугал и даже почти не удивил  Козлова. Конечно, летающих ведер старик никогда не видел, но ведь это не значит,  что их в природе не существует. Например, по радио Козлов слышал, что есть такая  машина, которая может за человека думать. Даже в шашки и шахматы играть не хуже  Анатолия Карпова. Значит, и летающие ведра уже изобрели и ржавые якоря к ним  прицепили. Хотя, этот якорь, самый что ни на есть обыкновенный, немного смущал  старика. Уж очень он не вязался с сияющим голубыми лучами видом летательного  аппарата. К тому же, натянувшаяся веревка тянула антенну в сторону, грозя  поломать последнюю. Выплюнув беломорину, старик Козлов хотел уж было разразиться  законным вопросом по поводу якоря и антенны, как вдруг из ведра раздался  скрипучий голос...

Куняев Вадим. Сборник стихотворений «Крыша мира».

Послушайте! Я поднимаю пласт.

Тяжелый пласт заветных наших страхов.

Слепые маски окружают нас,

И злые боги восстают из праха.

В цветных морях, наполненных вином,

Таится ужас, дикий, бесконечный.

В вельботе утлом, с жалким гарпуном

Я выхожу чудовищу навстречу.

Я выбираю самый трудный путь,

Я одержим проигранной войною.

И кто меня посмеет упрекнуть

В предательстве и лжи перед собою?

И в богохульстве? Тварь без языка

Меня зовет с непостижимой злобой.

Мой гнев, моя печаль, моя тоска –

Всего лишь этот призрак белолобый.

Я знаю, на другом конце линя

Не просто кит – мое отмщенье бьется.

И если солнце оскорбит меня,

Я буду ненавидеть даже солнце!

Лишь мутный след, куда бы я ни плыл,

Лишь белый след струится за кормою.

Мой ангел равнодушен и бескрыл,

Мой дьявол лишь смеется надо мною.

Но я не отступлюсь, пусть эта плоть

Сгниет в утробе твари бессловесной!



Храни меня… Храни нас всех, Господь!

Храни безумцев, замерших над бездной.