Курганов Алексей. Рассказ «Селёдка под шубой».

...– Ну, чего? – спросил Пахомов, заходя в залу. – Готовишься?

– К чему? – пискнул Юрка. Он, чего греха таить, кума побаивался. Его все побаивались. Такой человек.

– К Новому, – объяснил тот, не считая нужным произносить слово «год» (а чего его произносить, тратить словесную энергию, если и так всё ясно?).

– А-а-а! Конечно. А как же! Разминаюсь потихоньку. Да! Пиво будешь?

– Лучше водку, – услышал он вполне справедливый и логичный ответ.

– Водку вроде рано, – попытался брыкнуться Юрка, но, как всегда, кума не убедил.

– Хорошее дело делать никогда не рано, – решительно и совершенно справедливо возразил тот и собрал свои мощные «брежневские» брови в суровую складку.

– Кланька дома?

– Дома.

– Где?

– На кухне.

– Вот и хорошо, – скупо одобрил Пахомов и достал из кармана бутылку. – Самое женское место.

– Рюмки доставать – услышит… – покосился Юрка на сервант. Кум брезгливо поморщился.

– Эх, учишь вас, молодых, учишь… – и достал из другого кармана складной стаканчик и какой-то свёрток. – А толку – ни х…

Пахомов, как и Кланя, не отличался тактичностью и учтивостью. Он пескоструйщиком на цементном заводе работал, а какая в песочной струе может быть учтивость? Там единственно, что учитывается, так это напор этой самой струи и её пескоструйная толщина.

– Давай! Чтоб здоровья… ну и всего прочего...

Курганов Алексей. Рассказ «Ковёр-ретрО».

Вообще-то, ковёр купили на пол. Но Нюся упёрлась: повесим на стену! Уж больно картинка красивая! Что-то там в лесу. То ли медведи, то ли лебеди…

– Вы совсем, что ли, очумели! – сказал Саня. – Там же ясно написано – «напольный»! А вы чего? Совсем, что ли, уже?

– Вот только тебя не спросили! – сразу же кинулась в атаку Нюся. – Тоже мне, какой правильный выискался!

– Напольный же, дура!

– Не дурей тебя-то! «Напольный»! А как обожрёшься, блевать на такую красоту будешь? «Напольный»! Сам ты напольный!

Дочь противно захихикала. Ещё одна дура растёт, подумал Саня, раздражаясь. Живу как в тылу врага, на оккупированной территории. Дай им волю – они и пиянину к потолку приколотят. Чтобы я пияниновые углы не сшибал. Поставили свою музыку у самой двери, а ему, Сане, чего теперь, по воздуху в собственной квартире летать?

Да, жизнь чего-то не заладилась. Может, она уже раньше разладилась, но до поры до времени это как-то не замечалось. А сейчас как будто прорвало – и из-за чего? Не из-за ковра же этого поганого! Саня вообще предлагал старый оставить, с собакой и деревьями вдалеке. У собаки была такая зверская морда, что её и облевать было не жалко. Но Нюся упёрлась: старьё, вытерлось всё, на помойку пора! Вот новый и купили. Лес какой-то. Птицы с клювами. Чья-то волосатая то ли морда, то ли ж… в кустах. Не ковёр, а сцена из фильма ужасов…

– Лучше бы фотообои купили, – сказал Саня примирительно. – На всю чтоб стену.

– Ага! – опять возразила Нюся (а ведь была когда-то покладистой женщиной. Во всём с ним, Саней, соглашалась. Что произошло, почему сейчас, чуть что – и сразу на дыбки?). – И чтобы ёлки во весь рост! Думай, чего говоришь-то, умник!

Дочь опять захихикала, и опять противно. Какая она была хорошенькая, когда была маленькая! Всё кашу овсяную кушала, с неё какала жидко, они с женой пугались и к доктору возили… Когда выросла? Зачем? Чтобы так вот над ним, отцом, унижающе хихикать?

– Я на этот ковёр спокойно смотреть не могу, – признался Саня. – Гадость какая! Мерзость!

– Ничего ты не понимаешь! Это же ретрО! – Нюся так и сказала, с ударением на «о». Грамотная! Три класса цэпэша! А ещё в институт по молодости хотела поступать, в педагогический! Вот таких педагогов нам сегодня только и не хватает! «РетрО»! «Накласть!»...

По сюжету -без замечаний. Но почему "КомпОнейщина"-то?

Курганов Алексей. Рассказ «Про деда Притыкина».

...А в середине июля Притыкин неожиданно пропал. Сначала, конечно никто не встревожился (за колбасой стоит, тут же начали ехидничать острословы), но прошёл день, другой, неделя… Народ забеспокоился: какой он ни грыжа, а всё-таки человек.

– Может, крякнул? – выдвинул смелую гипотезу Васька Исаков. – Заперся в своём дому и лежит сейчас на кровати, прокисает. А чего? Этот – может! Старый чёрт!

Народ призадумался. Васька, кончено, балабол, но логика в его рассуждениях, безусловно, была.

– Надо Абдуллаева вызывать, – продолжил мысль Васька. – Двери ломать.

– Да подожди ты с Абдулаем-то! – боязливо поморщились окружающие. – Может, и нет ничего такого… Может, спит просто, а мы сразу участкового.

– Ага, – хмыкнул Васька. – Спит. Целую неделю. Колбасы обожрался – и теперь давит на всю подушку. Вы хоть соображаете, чего говорите?

– Да, неделя – это перебор, – вынуждены были согласиться собеседники. – И всё равно давай сначала сами посмотрим. Чего шум-то поднимать раньше времени?..

Курганов Алексей. Рассказ «Моя сноха – арфистка».

…Нет, рассчитала-то она всё правильно, всё железно (правильно Андрей Иванович её определил – натуральная бикса, настоящая арфистка!). Но вот только человек, как говорится, полагает, а Господь – располагает. Потому что кинулась Людмилочка с пылом-с жаром стариков-старушек холить и лелеять, и чуть даже не целовать (а они, пушистые, понятно, только радовались такому своему на закате дней везению, только ртами своими беззубыми чего-то там улыбались: ах, какая вы у нас, Людмилочка, и хорошая, и пригожая, и ласковая, и приветливая! И по магазинам за харчами как муха летаете, и по аптекам за лекарствами уже нам совершенно не нужными, ив квартирах наших вещи наши неизвестно куда убираете, особенно деньги и золотые украшения, и только лишь в ж…ы нас, слабеньких-невесоменьких, не целуете! До чего же хорошо!), да только, оказывается, не такими уж они мягкими и пушистыми оказывались. Когда сразу, когда потом выяснялось, что у них и наследники есть, какие-нибудь дочки-сыночки, внуки-внучки-жучки, век бы их не видеть всех подряд и персонально поодиночке! И завещания свои они на Людмилочку переписывать категорически не собираются, да и с какой, собственно, стати? Так что спасибо тебе, милая, за всё! Дай тебе Бог счастья и здоровья в полноценной личной жизни, а также дальнейших производственных успехов в уходах за следующими старческими объектами! И всё. Как говорится, гуляй, рванина, от рубля и выше!..

   - Психбольница! – громко  и торжественно объявила кондукторша – здоровенная баба с железными зубами. Я её первый раз вижу на нашем, пятом маршруте. Наверно, новенькая.
   - Следующая – туберкулёзный санаторий! Оплачивайте, граждане за проезд!
   Автобус чихнул, пыхнул, выбросил из выхлопной трубы сизое облако ядовитого газа и, дёрнувшись и предсмертно взревев донельзя изношенным, тысячу миллионов раз перебранным мотором, через силу начал набирать скорость. Автобус было по-человечески жалко, но жалеть его было некому: кругом сидели люди, и у каждого из них и без автобуса было полным-полно собственных проблем.
   - «По приютам я с детства скитался, не имея родного угла…» - послышался с заднего сидения очень нетрезвый, но достаточно весёлый  голос. Там расположились мужики, которые возвращались в город после трудового дня, проведённого на родном машиностроительном заводе. Они любили петь, хотя их пение и резало слух. Сегодня исполнялась любимая песня нищих и блатных из некогда популярного в народных массах кинофильма «Республика ШКИД», причём исполнялась соло, высоким, то ли очень светловолосым, то ли просто седым мужиком.
   - Разнылся, болезный… - ласково прокомментировала его пение кондукторша. – Прям совести никакой нет перед людями. Граждане, обилечивайтесь!
   Сзади послышался перезвон стаканов: исполнитель, закончив куплет, получал заслуженный гонорар.
   - Алкоголики, - всё так же ласково объяснила кондукторша и довольно шмыгнула своим пупырчатым, уважительных размеров носом.
    – А ещё рабочий класс! – пристыдила она представителей машиностроительного пролетариата больше для порядка, чем от души. - Совести прям никакой прям в автобусе распивать алкоголизм!
   - Да ладно, мать! – послышался всё оттуда же, с заду, громкий голос, только что требовавший, чтобы какому-то Ваське наливали в последнюю очередь, «а то его (Ваську, то есть) часто блюёть от одного водочного запаха, и поэтому после него выпивать нет никакого удовольствия»».
    -  Нам сегодня сам Бог велел! Во, Митроху сегодня на Доску Почёта повесили! Герой, б…, труда, обороны и капиталистического строительства!
   - Выпивайте, выпивайте… - сразу снова подобрела кондукторша. Ей, конечно, было глубоко чихать на незнакомого Митроху с его деревянно-почётной Доской, но само это уважительное обращение - «мать» -  она оценила по достоинству. Мать – это звучит гордо!
   - Тока не блюйте здеся! -  всё же не поленилась она показать, кто в доме хозяин. – А то один вот третьего дня ехал, ехал -  да как начал! Эт прямо все кишки у него наизнанку чуть не вывернулись! Я-то сначала подумала, что укачало сердешного. А он когда отдышался, говорит: нет, не укачало. Это, говорит, какая-то Дуська опять в самогонку димедролу налила. И до чего же бессердечные люди, эти самогонщицы! Прямо поубивала бы их всех на месте! Никакой совести прям у людей!
   Автобус выкатился из чахлого, отравленного гигантом здешней химической индустрии – заводом азотно-калийных удобрений, ельника  на оперативный простор бескрайне и вольготно раскинувшейся по обеим сторонам от дороги гигантской свалки, и тут же весь автобусный салон пробило-просветило яркое и весёлое, весеннее солнце. Работяга с заднего сиденья (наверно, то самый «досочно-почётный» Митроха) больше не пел, поэтому водитель автобуса включил радиоприёмник, который находился у него в кабине.
   - «Белые розы, белые розы, беззащитны шипы…» - голосом нищего, собирающего подаяние на церковной паперти, пропел последние новости из мира цветов и побирушек молодой тоскливый голос.
   - «Ласковый май» - громко сказала кондукторша и широко улыбнулась всем своим огромным  ртом. – Мой как его услышит, прям рыдать начинает. Очень уж его песня эта разбирает! Прям трясётся весь!
   - Да, певун хоть куда… - иронично хмыкнул пожилой, одетый по дачному дядечка в очках. – Тянет кота за помидоры…
   - Культурный! – уважительно отозвалась на его критическое высказывание кондукторша. -  Из психушки, что ли?
   - Почему же именно из психушки? – тут же взвился петухом дядечка и моментально покраснел.
   -Ты же там же садился! – удивилась его наивному возражению кондукторша и заботливо поинтересовалась. – Вылечился?
   - Я навещать ездил! – всё же попутался взбрыкнуть очкарик.
   - Вот я и говорю: из психушки! – радостно согласилась кондукторша. – Не алкаш, случаем? У меня там один знакомый лежал. Говорил – хорошо. Птички поют, медсёстры каждый день уколы и в ж..у делают, и в руку. Даже гулять разрешают, если не буйный.
   -Ты случаем не буйный? Смотри! -  и погрозила мужику толстым, корявым пальцем. – А то ещё заблюёшь мне здесь всё! Убирай  тут за вами, хануриками!
   Очкастый надулся как насосавшийся крови клоп, раскрыл было рот, чтобы сказать что-то резкое, но почему-то ничего не сказал, моментально стух и , бормоча себе под сизый, с прожилками нос, какие-то нецензурные слова, отвернулся к окну.
   Автобус завернул направо и начал замедлять ход.
   - Туберкулёзный! – заорала кондукторша. Голос у неё был сильный. В молодые времена она вполне могла бы устроиться председателем сельского совета или исполнительницей всегда современных эстрадных песен.
   - Следующая – кладбище! Обилечивайтесь, граждане, имейте совесть!
   Автобус проскрипел совершенно несмазанными, со стоном закрывающимися дверями, по-припадочному задрожал-затрясся и, фыркнув сизым, отравляющим местную экологию, газом, покатил дальше…

Курганов Алексей. Рассказ «Вежливый Саша».

Саша, толстенький розовощекий мальчик восьми с небольшим лет, ученик второго класса обычной средней школы номер два, открыл подъездную дверь и вышел на улицу. На улице было тихо, относительно пустынно, относительно прохладно и по-утреннему солнечно. На лавочке, справа от двери, сидел Сашин знакомый по имени Володя. Володя употреблял наркотики, и сейчас его лицо выражало физические страдания.

– Здравствуйте, Володя, – вежливо поздоровался Саша. Володя, прекратив раскачиваться и непонятно мычать, медленно поднял на него тоскливый взгляд.

– Скока время? – спросил он хриплым голосом.

– Девять часов, – ответил Саша.

– Щас сдохну, – пообещал Володя и, обессилено закрыв глаза, откинулся на спинку скамейки...

Отлично! Очень удачны и к месту упоминания "великих" композиторов современности! Мои искренние поздравления Автору! Алексей Курганов.

Курганов Алексей. Рассказ «Мусульманка».

...– Ладно, – задумчиво сказал Степаныч. – Расскажу я вам одну историю, которая с одним моим тамошним знакомым случилась. Да-да, с чеченцем, не русским. У него двоюродный брат был, инвалид. После первой войны купил машину и стал таксовать. И исчез. Через два месяца его нашли убитым, около трассы. Машина пропала. Как положено, подняли на ноги весь род. Сначала подумали на армейцев, но вдруг через знакомых знакомых, и так далее, там это распространено, все друг на друга завязаны, узнали, что машина – в Ингушетии. Приехали к этому ингушу, говорят: это наша машина, её владельца убили. Говори, у кого ты её купил, иначе будем считать, что убийца – ты. Тот понял, что дела – хрены, не скажешь – поставят на ножи. Выдал «продавцов». Родственники убитого посылают в их семьи гонцов, говорят – выдавайте их нам. Те попросили время, чтобы самим всё расследовать. Родственники дали на всё – про всё две недели. Те расследовали: да, всё правда, убили, машину угнали. Надо просить прощения, а случай-то безнадёжный: мало того, что убили человека, по сути, немощного, инвалида, а это там, в Чечне, считается самым паскудным делом. Так у убитого остались жена, дети малолетние, да и когда убили, то бросили как падаль. И плюс ко всему убили не из-за мести, а из-за наживы, а это уже совсем другой расклад. В общем, такие дела там не прощают. Ну, с самими злодеями вопрос. Можно сказать, решённый, их всё равно кирдык. Но у них тоже семьи, тоже дети. Что делать? Короче, родственники посылают ответных гонцов. Чтобы простили хотя бы семью. У них там это первая, как бы сказать, ступень: договориться, чтобы никто из родственников убийц не пострадал.

Гонцов приняли, выслушали, тоже стали думать. Решили просить уважаемого человека, очень дальнего родственника, чтобы рассудил всё честь по чести. Тот говорит: я согласен, только с одним условием. Чтобы как решу – так и было. Чтобы слово моё было окончательное, и никто не стал бы против.

Согласились. Договорились о встрече с родственниками убийц. Те в назначенное время приезжают к дому убитого толпой, убийц несут на носилках, завёрнутых в саван, как уже покойников. Там так принято. Он, убийца, не имеет права ни стричься, ни бриться, ни вообще никак показывать, что живой. Вынесли их из машины, стоят на улице, а несколько человек, самых уважаемых, это обычно старики и мулла, идут во двор убитого. Пришли и говорят: мы не можем просить вас о снисхождении, им нет оправдания. Можете их убить, ваше право, мы их вам отдаём. Но только один вопрос – кому от этого будет польза? Убитого всё равно не вернёшь, а их семьи тоже осиротеют. В общем, вам решать. Как скажете – так и будет.

Этот дальний родственник их выслушал, ушёл в комнату, чтобы подумать. Потом вернулся и говорит…