Вольдевей.
Рассказ «Квам и Гундос».
...Я быстро поднял Гундоса, шепнув на ухо: «Гости». Это наш тревожный пароль. Дружка я пропустил вперед в щель между комнатами. И толкнул его голову, когда она застряла в простенке. Гундос, было, взвыл. «Ухо порвал, сволочь», – зашептал он. Но замолк, потому что дверь сильно чем-то ударили. Я быстро оказался за перегородкой. И застыл. Лишь вздрогнул от прикосновения чего-то холодного к руке. Это Гундос прижал ко мне пистолет. Вот еще разведчик! Так в фильмах шпионы соскакивают с постели, не забывая об оружии, спрятанном под подушкой.
Еще удар и запор наш не выдержал. Я выглянул: в «пещеру», подсвечивая путь зажигалкой, вошли двое. Они ничего не говорили, только сопели так, как это делают люди, обремененные грузом. Но груз у них, похоже, был живой. Кто-то мычал из– под кляпа.
– Всё, пришли. Здесь мы ее и оставим! Тут пацанва квартирует.
– Это Конопля, – шепнул мне Гундос.
Коноплю знали все, кто мотался по Москве беспризорной. Он появился после «первой» Чечни. С одной рукой. Любил травку. Так и прозвали его Коноплей. Взгляд исподлобья, тяжелый. Пощады этот однорукий никому не дает, если на пути стоишь. Зверь, одним словом.
– Это их двуспалка, – пояснил Конопля. Голос у него был с хрипотцой, но в нем примесь постоянного нетерпения. Это застывшая жажда торчка перед дозой. Похож на гундосовский. – Бросай девчонку на «постель».
Послышался глухой стук и треск ящиков.
– Вытащить ей кляп? – спросил второй ясным голосом признанного школьного декламатора.
– Ладно, пусть поорет, а то скучно стало, – согласился его напарник.
– Отпустите меня, отморозки! – тут же раздался крик.
– Заткнись, сука, тебе слово не давали!
Это сказал декламатор. От его тембра можно офигеть.
Вспыхнул свет. Декламатор убирал руку от двухсотваттовой лампочки. Она немного нас согревала.
– Пацанвы нет …
Мой друг шепнул:
– Стинол…
Можно было Гундосу и не говорить: та еще неразлучная парочка.
– Они здесь, – сказал Конопля. – Проволоку-то изнутри накрутили. Гундос, ты здесь?
Мы молчали...
