Отец работал директором в сельской школе. Время было трудное. Большевистской косой прошёлся продналог 20-х годов по деревням и весям сибирским, разобщив обитателей на своих и не своих, на непримиримые лагеря, посеяв вражду, зависть и мщение.
По состоянию здоровья отца нельзя было брать на фронт из-за порока сердца и прогрессирующего ревматизма. При страшном голоде в начале войны государство выделило муку детям, у кого погибли отцы на фронте.
Председатель сельсовета с директорами госпредприятий эту муку забрали себе. Давали долю и папе, как директору школы. А он знал, кому предназначался хлеб, так тогда называли муку.
– Вызывали?
– Зайди, Афанасий Герасимович. Что с отоплением? Трубы печные успели починить?
– Всё сделали ещё до снега. А топим сухостойными запасами. Новых не дают.
– А у Полянского в правлении был?
– Так без вас, говорит, не может он дров выписать. Бери, мол, валежник, с тебя никто не спросит. А что он нам? На полчаса и хватает. Каждую перемену жжём, всё в трубу.
– Сейчас всем тяжело, Афанасий. Вот ты хорошо, успел выучиться до войны, теперь директорствуешь. Нужен ты деревне, и нашей, и всем вокруг. Обучение детей нельзя прерывать. Война кончится, нам образованные люди будут нужны.
– Товарищ председатель, я же и говорю, война идёт, люди выжить должны. Вон, у Марьиных теперь ни отца, ни сына, а мы в лесу живём и не можем себя дровами обеспечить.
– Ты зря не говори. Есть закон, есть лимит. И нельзя этим пренебрегать. Так разреши, да уже завтра весь лес вырубят! Так нельзя. Государство там лучше знает. Вот и продовольствия нам прислало. Тебе тоже полагается, как директору. Я уж распорядился, зайди на склад к Арине Матвеевне, забери мешок муки.
Отец понял, что дров не дадут. Значит, опять брать старшеклассников и самим сухостой вырубать, вывозить да распиливать. Не привыкать. Но что там председатель сельсовета про хлеб говорил? Не та ли это мука, что давеча со станции на подвозе гнали? Мешков, наверное, тридцать, не меньше. Так то на сирот, кто кормильцев потерял. Отец посмотрел на Вилюжного сверху вниз – роста он был под два метра – и сказал, как выдохнул:
– Я сиротский хлеб не ем.
Одним словом, не вошёл в директорскую долю...
