следующая тема »

[Е. Хахалин]

                                    «Святая ведьма в эпоху Водолея»



                                                       ГЛАВА 1


      Охотничье ружье у порога, пять патронов двенадцатого калибра в кармане брюк и… страх. С этого началось второе утро подряд. Шагая по скрипучим половицам родительского дома, я добрался до табурета у окна и сквозь небольшое, по краям зализанное морозом стекло привычно посмотрел на трассу. За окном завывала метель: она грубо закручивала снежные вихри, устремляя на меня, из-за этого я с трудом различал изредка проезжавшие фуры, у легковых автомобилей вовсе виднелись только крыши. Обзор загораживала и снежная гряда вдоль обочины, она была навалена прошлым утром громадным снегоуборочным дизелем. В этом захолустье «Мерседес» бизнес – класса последней модели будет роскошью, его-то я узнаю из сотни по одной только крыше.
      Этот дом был давно заброшен, как старик с клюкой, он стоял на окраине села, ссутулившись под тяжестью лет. Его построил еще мой дед, в нем прошло детство, омытое деревенской наивностью и душевным покоем. В год моего рождения в мирной деревне на свет появилось немало карапузов - будущих солдат, потом я узнал, что большинство моих сверстников навеки канули в Чечне. В четырнадцать лет родители, благословив, отправили меня в Свердловское Суворовское училище. Каждый год я приезжал в отпуск, пока дом совсем не опустел. О родителях сейчас напоминают лишь фото на стене и комоде, среди которых есть одна памятная фотография. На ней я в курсантских погонах, мой друг Егор и родители у стен Омского Общевойскового Командного военного училища. Егор, майор запаса, в ходе очередного сокращения оказался ненужным Министерству Обороны, но он быстро нашел себя в криминальной среде, которая, после ряда неудач с попыткой найти достойную работу, распахнула перед ним объятия. Мы не виделись почти год, предстоящая встреча по телефону обговорена три дня назад. Он обещал помочь. Не хотелось втягивать его в свою историю, но кроме Егора, как оказалось, мне не к кому обратиться.
      Затушив очередную сигарету в кружке с недопитым чаем, я мысленно разозлился на эту новую привычку, но, считая жилище временным, не старался изменить быт. Вдыхая противный дым дешевых сигарет, облегчающих тягу к никотину, я со страхом стал вспоминать события недельной давности, когда впервые встретился с Дмитрием Степановичем Борашем. Именно с этого старика, имевшего вид преуспевающего бизнесмена, и его многообещающих слов, все и началось.
      Наша встреча состоялась на работе. После увольнения в запас я приобрел самую востребованную на тот момент профессию охранника. Это случилось в 2009 году, когда внезапно на улицах оказались миллионы мужчин уволенных в связи с сокращением Вооруженных Сил.
       Сидя за столом у центрального входа краевого клинико-диагностического центра, я лениво разглядывал мониторы с видеонаблюдением, как вдруг услышал хриплый и очень вежливый старческий голос: 
      - Молодой человек, у вас работает Боровик Евгений Свиридович?
      Это был я. Вопрос немного ошарашил, поскольку подозрительный, с ног до головы упакованный, подтянутый и бравый, словно солдат на параде, старик мне был не знаком. Его квадратное лицо, впалые щеки и маленькие, спрятавшиеся в норки глаза, делали его суровым и даже бессердечным человеком. На нем была черная шляпа c продольной вмятиной и узкими немного загнутыми полями, из-под которых виднелись ухоженные седые волосы. Гардероб незнакомца был стандартен, но для суровой зимы, как говорится, не по погоде: строгие брюки, пиджак и галстук с атласным блеском. Обычный набор верхней одежды смотрелся шикарно, такое можно приобрести лишь в магазинах для избранных богом людей, способных сказочно зарабатывать и бессчетно тратить. Не обращая внимания на внутренний голос, предупреждающий не сознаваться, я привстал и уточнил:
      - Мы знакомы?
      - Нет. А меня зовут Дмитрий Степанович Бораш.
      Представившись, старик кивнул массивным подбородком в сторону входной двери, тем самым предлагая отойти подальше от прилипших к посту охраны двух молоденьких медсестер. Я вышел из-за стола, хотел было начать объяснять, что не имею права покидать пост, но он протянул мне глянцевый прямоугольник и объяснял:
      -Это визитка, там номер мобильного телефона и адрес. Найдешь меня завтра. И не забудь взять паспорт. Мои люди не ошибаются, но все-таки я хочу быть уверен, что ты именно тот человек, который мне нужен, а паспорту в этой стране я верю. Не хочу, что бы вышло, как в картине Репина «Приплыли».

[Е. Хахалин]

      Слова незнакомца звучали в приказном тоне, без нотки сомнения в том, что я выполню все именно так, как он сказал. Его уверенность и тон вызвали во мне внутренний протест. Я хотел возмутиться, но старик, почувствовав это, резким жестом руки, как это делают при дрессировке собак, остановил мой так и не вылившийся всплеск эмоций.
      - Молчи. Просто слушай, – спокойно продолжил он. - Твой дед Боровик Илья Федорович спас мне жизнь осенью 1945 года, за это я обязан ему.
      Старик неожиданно засомневался, рассматривая меня, мышцы его лица напряглись, сморщив и без того дряблую, морщинистую кожу. Несколько секунд мы, изучая, смотрели друг на друга. Он рассматривал меня, будто невиданную зверушку в зоопарке, выловленную только что в дикой природе и удивляющуюся всему происходящему.
      - Ты совсем не похож на него, - продолжил старик. – Мне, конечно, известно, что дед давно отдал душу богу. Позволь теперь тебе, как внуку Ильи, выразить свое признание и помочь.
      Мне захотелось все уточнить, расспросить, но далее последовало: «Давай встретимся, ты не пожалеешь». Это предложение сильно обнадеживало в моем нынешнем критическом финансовом положении. Я замер и задумался, ведь речь шла, на мой взгляд, о приличной сумме денег.
      Бораш трижды хлопнул меня по плечу и, не теряя осанки, прихрамывая на правую ногу, направился к выходу. Любопытство раздирало меня, можно было догнать старика, или остановить, однако я будто боялся этим спугнуть удачу.
      Знать бы тогда, чем это все может обернуться, то непременно поддался бы инстинкту самосохранения и не поехал бы на следующий день по адресу, выбитому на визитке.
      Теперь механизм запущен, меня ищут амбалы с пушками, чтобы убить, а я прячусь в деревне, где, как мне показалось, наиболее безопасно. Я вновь закурил, не отрывая взгляда от трассы. Мысли, словно клуб сигаретного дыма, стремящийся через форточку на улицу, вновь перенесли меня в недавнее прошлое.
      Несмотря на почти пустые карманы, надо было как-то соответствовать новому уровню. Ведь я без пяти минут миллиардер, поэтому ранним морозным утром по указанному в визитке адресу меня привезло такси. Это была обыкновенная «хрущевка». Спертый воздух подъезда и сигаретный дым, ворвавшийся в легкие, заставили меня закашляться. Вчера я мысленно прокручивал варианты исхода этой встречи. Конечно, это не был хладнокровный расчет, я просто мечтал и всякий раз в своих грезах получал от благодарного миллиардера чемодан с новенькими банкнотами за то, что мой предок спас старику жизнь. Теперь вдруг мне стало не по себе, внутренний голос вновь попытался меня остановить, но я опять не послушал этот голос, который шептал в ухо и чаще всего, как показала жизнь, оказывался прав.

[Е. Хахалин]

      Дверь довольно быстро открыл мой новый знакомый. От него, как и вчера пахло дорогим парфюмом вперемешку с миллионами. Строгий костюмчик был явно пошит знаменитым кутюрье, чувствовался тот же вчерашний шик. Одним словом – олигарх.
      - Картина Репина «Не ждали», - усмехнулся  старик, прижавшись к стене узенького коридора. – Шучу! Проходи, разуваться не надо Мы совершенно одни, ни о чем не беспокойся.
      В центре комнаты стоял журнальный столик с графином воды, два старых кресла, на полу - застиранный палас. Все это совсем не сочеталось с человеком, явно привыкшим, по моему мнению, к комфорту и достатку во всем. В левой руке старик держал старый командирский планшет, какие показывают в фильмах о войне. Но как мне все это было неважно и неинтересно в ту минуту! Мои глаза шарили по комнате в поисках заветного чемодана, или сумки, да хоть продуктового пакета, но обязательно толстого от банкнот. Решив приблизить финал нашей встречи, я полез во внутренний карман кожаной куртки, чтобы извлечь паспорт.
      - Если ты желаешь показать документы, то не надо, в моем возрасте пора начинать доверять людям, не правда ли? – усмехнулся старик и протянул мне пожелтевшую от времени черно-белую фотографию, вынутую из планшета.
      На белом фоне в полный рост стоял юноша лет двадцати в военной немецкой форме времен гитлеровской Германии. Вспомнив уроки немецкого языка в военном училище, я определил унтер-офицера русской освободительной армии, их еще называли «власовцами». На это указывал шеврон с изображением Андреевского флага и надписью РОА. Преподаватель немецкого языка Исраэль Маркович Берельман вне программы, помимо Бундесвера, много рассказывал о Вермахте. Он говорил, что в годы Великой Отечественной войны из числа офицеров угасшего белого движения и советских военнопленных, выбравших жизнь, в Германии была укомплектована армия под командованием генерала Власова. Я протянул фото обратно и, усмехнувшись, спросил:
      - Фашист?
      Молниеносным движением руки старик выхвалил фотографию и бросил на кресло, вслед за ней он туда же отправил и странный планшет.
      - Не тебе, умнику, судить меня. Эта борьба велась многими народами в союзе с Германией. Много ты понимаешь в том, за что мы боролись, - вытянув шею, словно гусь, прошипел он.
      После этой короткой перепалки атмосфера как-то переменилась и для меня, видимо, не в лучшую сторону. Не спрашивая разрешения, я закурил, а старик, словно старый раненый солдат, стал браво расхаживать из угла в угол.
      - Это для твоего деда была Великая Отечественная война, а для меня - продолжение Гражданской. Моего деда и отца расстреляли, мать умерла в лагере, я вырос в детском доме. Мне не за что было любить эту власть. Осенью 1945 года судьба свела нас с Ильей в украинском лесу близ города Львова. Это не было встречей двух друзей, мы встретились как враги.
      Старик, наглотавшись дыма моих сигарет, закашлялся. Одной рукой он прикрывал рот, а другой наливал воду из графина. Мне показалось очень странным, почему я в тот момент не испытывал к нему отвращения и вражды? Для меня он был обыкновенным трусом, предавшим Родину. К тому же, что могло быть общего у этого недобитого фашиста и моего славного героического предка? Дед имел иные награды, а его фронтовой альбом до сих пор хранил фотографии героев советской страны.
      Сделав три больших глотка, старик возбужденно продолжил:

[Е. Хахалин]

      - Ранение в ногу лишило меня возможности бежать. Тогда я упал на землю и стал зарываться в осенней листве, как вдруг твой дед обнаружил меня. Картина Репина «Не ждали»! Это была теплая звездная ночь, я был молод и хотел жить! Как мне казалось, у меня был шанс на прощение от большевиков. Глупо, конечно, но тогда я этого не понимал.
      Следующие два часа я стоял у окна, выкуривая одну сигарету за другой, а старик, маршируя из угла в угол, рассказывал историю своей жизни, которая была больше похожа на мистический роман, чем на реальную жизнь. Однако события, которые последовали позже, заставили меня поверить и в Бога, и в Черта. Но об этом позже.
       Сейчас в заброшенном родительском доме я в очередной раз вспоминал историю бывшего унтер-офицера РОА, пытаясь разобраться, во что мне пришлось «вляпаться». В таких случаях мне всегда приходил в голову девиз Ницше: «Жить надо в опасности!» Мыслитель успокаивал меня, давал понять, что я не первый и не последний, чья жизнь висит на волоске.                                                       
                                                   



                                                         ГЛАВА 2


      Слова старика оживали в моем сознании, я не только слушал рассказ, а мог сопереживать, мысленно трогать описываемые предметы и даже видеть. Вот что Дмитрий Степанович Бораш тогда рассказал мне.
      Большую квадратную комнату украинской хаты-мазанки освещали языки пламени, подглядывающие из самого сердца печи за страстью мужчины и женщины. Они лежали на кровати, окруженные игрою теней. Он водил ноздрями по ее тонкой и нежной шее, вдыхал мяту и прижимал длинные русые волосы к лицу, чувствовал сладкий запах хвои, который встречал только в здешних лесах. Без слов они понимали, что любят друг друга. Тоненькими и нежными, словно березки, руками девушка прижала его к себе. Тяжело дыша, будто задыхаясь от любовного дурмана, она прошептала:
      - Дима, тебе надо уходить. Сегодня тетка Дарья спрашивала, живет ли кто со мной? Я предупреждала, что не стоит появляться на людях.

[Е. Хахалин]

      Юноша понимал, что рано или поздно за ним прейдут люди в форме. Страна, победившая в войне, не простит сынов, предавших ее. Он жил у Марички около трех месяцев с чувством загнанного зверя и мечтой хоть на недолгое, но счастье. Все это время он скрывался от любопытных глаз хуторян и ни с кем не общался. Однако со временем Дмитрий стал менее осторожным и скрытным. Несколько раз его видели назойливые соседи и странный незнакомец в длинном плаще до самых пят и капюшоне, скрывающем лицо. На своей закормленной «кляче», запряженной в телегу с бочкой, этот подозрительный тип разъезжал по дворам, бесцеремонно заглядывал в окна и предлагал керосин. Словно хищник, чувствуя опасность от людей, бывший унтер-офицер и теперь изредка слушал улицу, а «вальтер» всегда был под рукой.
      - Ты меня прости, Маричка. Надо было давно уйти, а не накликивать на тебя несчастье. Ведь я теперь магнит бед. Мою службу в русской дивизии СС никто не простит, для них я по-прежнему унтер-офицер Бораш Дмитрий Степанович, сказал юноша и сожалением добавил.- Картина Репина «Приплыли».
      Совсем молоденькая, с большими зелеными глазами, мягкими и нежными губами девушка-славянка была для него самим совершенством. Он прижался к ней всем телом, его дыхание возбудило ее, и, как это всегда случалось, на теле Марички выступили мурашки. Дмитрий зажал ее губу между своими губами, девушка хотела ответить, но не решилась, она все еще стеснялась его.
      Неожиданно слух юноши уловил, как в сенях скрипнула дверь. «Только не сейчас! Не может быть!» Правая рука Дмитрия медленно потянулась к «вальтеру», лежащему на скамье рядом с кроватью. Маричка, наслаждаясь любовью, тихо застонала. «Нет слишком долго, это просто соседская кошка», - решил он. Но вдруг от сильного удара в дверь вылетел засов. На пороге показались два человека в военной форме с пистолетами в руках. Наступила кромешная темнота - это спрятался огонь в печи, испугавшись сквозняка, ворвавшегося вместе с незваными гостями. Мужчины быстро шарили глазами по комнате в поиске людей. Но оружие не любит промедленья. Следующее мгновение освещали залпы «вальтера». Затем наступила тишина, языки пламени вновь с любопытством выглянули из-за дверцы. Двое, так и не успев произвести ни выстрела, лежали у порога, фуражки из синего сукна укатились далеко к столу.

[Е. Хахалин]

      Сжав скулы, совершенно голый Дмитрий стоял возле кровати. Его близость с женщиной разделяли секунды, страсть к любимой брала верх над опасностью. Дмитрий склонился над девушкой c желанием прижаться и поцеловать ее. Маричка нежно провела пальцами по запястью его руки. Рассчитывая на ответные ласки, она привстала и прижалась мокрой от пота щекой к его плечу. Но в следующую секунду Дмитрий схватил ее одной рукой за шею, другой обвил ноги и, рванув, бросил под кровать. Рухнув на пол, Маричка сильно ушибла плечо и содрала ногу, почувствовала себя какой-то ненужной, в глаза нахлынули слезы, то ли от боли, то ли от обиды.
      - Сейчас начнется! Лежи и не высовывайся! – прокричал Дмитрий.
      От его слов она встрепенулась, поняла, что опасность еще не миновала, он вовсе не хотел ее обидеть, а лишь заботится о ней. Пятерней, словно испуганный ребенок, размазав слезы по лицу, Маричка быстро схватила с пола платье, стащив с кровати одеяло, целиком укуталась в него.
      Во дворе забарабанил ППШ. Пули бешеным градом ворвались в окна, сметая домашнюю утварь и терзая стены. Бораш резко нырнул на пол. Извиваясь, как змея, он стал собирать одежду, быстро и неуклюже натягивая ее на себя, как новобранец при объявлении тревоги. Накинув льняную рубаху на ладное, мокрое от пота тело, Дмитрий прополз до комода, достал из него телогрейку и черный кожаный немецкий планшет. Набросив ремень полевой офицерской сумки на плечо, он постучал по ней ладонью, убеждаясь, что содержимое на месте.
      Картинка из рассказа старика Бораша о немецком планшете на мгновение вернула меня в реальность. Возможно, этот небрежно брошенный им полевой планшет на кресле гораздо дороже миллионов в швейцарском банке?
      - Жить надо в опасности, - поспешил вставить я.
      Старик как я и планировал, замолчал, но только мой рот открылся, что бы задать вопрос о планшете, он стал кричать:
      - Твой Ницше либо не жил в опасности, либо дурак! Жить надо в окружении любви и гармонии! А что должен был делать я? По моему телу пробежала дрожь! Как можно скрыться от кучи преследовавших шакалов и куда?

[Е. Хахалин]

       Бораш восклицал, погружая меня в свой мир. Передо мной опять была не однокомнатная квартира и немощный старик, а разыгрывался настоящий блокбастер.
      И я вновь видел, как через разбитые окна украинской хаты вползала осенняя морозная ночь, а упавшие под натиском свинца занавески представили небо, усыпанное гирляндами звезд и огромную, излучающую световой поток Луну. Пули из нескольких стволов продолжали месить стены, глина разлеталась в разные стороны, большие куски падали на кровать. Вползая в суконные казацкие шаровары, Дмитрий посмотрел на Маричку. Она лежала под одеялом, не шевелясь. «Возможно, вояки из НКВД не скоро с обыском нагрянут, глядишь, не заметят, успеет убежать», - подумал Дмитрий. Гостей надо было срочно уводить.
      Бораш стал подпрыгивать у окна, как мячик, пытаясь разглядеть и сосчитать выныривающие из травы, бегающие вдоль ограды знакомые синие фуражки с краповым околышем. Около десяти бойцов занимали удобные для стрельбы позиции, а их командир жестами, как дирижер в оркестровой яме, иногда ругаясь матом, управлял ими, приближая минуту штурма. Стрельба внезапно прекратилась, все вокруг замерло. Бораш прижался к стене у самого окна, теперь внешне больше похожего на подбитый глаз.
      - Эй, ущербный! Выходи с поднятыми руками! У тебя нет шансов! Ситуация ясная, мы победили, ты проиграл! – заревел командир, выглядывая из-за старой липы.
      На могучем плече Бораш рассмотрел капитанский погон и взял на прицел покрытую фуражкой голову офицера.
      - Победит тот, кто сильнее! – крикнул Бораш и нажал на спусковой крючок.
      Капитан упал на корточки и, точно сраженный выстрелом сохатый, захрипел, а после рухнул грузным телом вперед. «Теперь они все смотрят на него, у меня есть пара секунд». Используя сумятицу среди бойцов, вызванную потерей командира, Бораш, словно испуганный пес, выпрыгнул через окно, совершив кувырок, вскочил на ноги и что есть сил, петляя, бросился бежать через дворы к лесу. В погоню за убегающим человеком была послана свинцовая буря в сопровождении грома выпущенного одновременно из десятка стволов, косившая ветки деревьев и бурьян. За спиной затрещало и загрохотало. Перепрыгивая через однообразные ограды из длинных жердей, Бораш бежал к темной стене из великанов-сосен. Крики людей, выстрелы становились все дальше, однако разящий свинец все еще напоминал о себе, распарывая воздух, впиваясь в землю, запаздывая всего на шаг.
      Ворвавшись в спасительную темноту густого леса, Дмитрий позволил себе немного расслабиться. Прислушиваясь к мышцам давно не тренированного тела, он вдруг ощутил острую боль в области бедра. «Пуля-дура!» Мокрые от алой крови шаровары стали прилипать к коже, а нога, волочась как плеть, постепенно немела. Зажав рану рукой, Дмитрий почувствовал ее предательское дыхание, раскрыв кровавую пасть, она жадно изрыгала жизнь из его тела. Словно раненый зверь, он плелся, замедляя шаг. Земля тянула к себе, нашептывала прилечь и отдохнуть, запахи леса проникали в самый мозг, дурманили, а лечебный воздух, насыщенный сладким ароматом хвои, напомнил о любимой девушке. «Она жива, жива», - повторял он.
      Могучие сосны сменили белоствольные березы, под ногами зашуршала красно-желтая подсушенная осенняя листва. Лес показался чужим и неприветливым, он как бы шептал свисающими ветвями: «Каждый сам за себя». Дмитрий остановился, стараясь сосредоточиться, сдавил виски ладонями обеих рук и вслушался в темноту. По голосам, доносящимся неразборчивым эхом, он определил, что солдаты растянулись в цепь где-то в полукилометре от него. Больше не имея сил бежать, Дмитрий бросил под куст планшет, рухнул на землю и, не выпуская «вальтера» из руки, стал с жадностью нагребать на себя листву.
      Над макушками сосен, будто участвуя в погоне, возвышалась Луна, с укором она смотрела на Дмитрия, разоблачая, указывала путь преследователям световой дорожкой. Листвы едва хватало спрятать ноги. Дмитрий представил себя эмигрантом, уехавшим давно и вернувшимся в новую, ставшую чужой страну. Жизнь казалась бессмысленной, а смерть на удивление простой. Все, что произошло до этого, было как будто не с ним, а последние годы и вовсе приходилось лишь прятаться и жаться по углам чужой судьбы. Надежда остаться незамеченным отступала, движения рук, нагребающих листву, становились реже. Теперь представлялись допрос и пытки.

[Е. Хахалин]

      Страх перед пленом сменил испуг, вызванный хрустом ветки, за которым сразу раздался громкий бас:   
       - Хватит листву ворошить! Вставай, фриц, а то пристрелю!   
       Вслед за голосом из темноты блеснул штык, пристегнутый к винтовке. Не применяя особых усилий, Дмитрий вдавил «вальтер» в мягкий грунт, перевернулся на живот и, упершись обеими руками в землю, встал на левую ногу. Темнота зашевелилась, пошатываясь в стороны, словно медведь, не опуская винтовки, из нее вышел рыжебородый солдат лет тридцати в расстегнутой шинели и тяжелых яловых сапогах, облипших грязью. Вытаращив и без того большие глаза, он стал приближаться, угрожающе морща нос, вытягивая массивную шею вперед.
      - Стоишь, как цапля на болоте, - усмехнулся боец сразу всем своим угловатым лицом. - Так ты совсем еще щенок, вот грех-то беру на душу, и на кой ты мне? Руки подними!
      - Картина Репина «Не ждали»! - чуть шевеля слипшимися от жажды губами, произнес Дмитрий. - Я устал, давай, веди уже куда положено!
      За спиной неожиданно раздался быстро приближающийся шелест листвы. Бораш хотел оглянуться, но в следующий момент ощутил сильный удар в затылок, от которого потерял сознание и рухнул, почти полностью погрузившись в цветной осенний ковер.
      Очнулся Дмитрий в комнате размером где-то три на четыре метра, лежа на холодном и сыром от плесени полу. На улице кричали петухи, а через крохотное зарешеченное окошко в двери проникали тусклый свет и утренняя свежесть. Бедро покрывала тугая повязка с алым пятном посередине, которое увеличивалось от каждого напряжения ноги, связанного с попыткой встать. Гудело в ушах, и болел затылок. Опираясь о стену руками, Дмитрий приподнялся, прислонился к ней лбом и лизнул, наивно надеясь утолить жажду исходящей от нее прохладой. За дверью послышалось сонное постукивание чайной ложечкой о края стакана. Не меняя позы, Бораш хотел спросить пить, но вместо этого вырвалось мычание, как будто быка вели на скотобойню. Человек в соседней комнате отодвинул стул, лязгнул связкой ключей, дважды провернул механизм, толкнул дверь и вошел, причитая, как поп. Бораш узнал бородача, который обнаружил его в лесу.
      - Очнулся? Да лучше бы ты «сдох»! Возись теперь с тобой, а у меня что, дел своих нет? Рану-то не туго перетянул? Ничего, не девица, терпи, казак. Это Семен тебя прикладом приложил. На вот, пей!
      Солдат протянул железную кружку, до краев наполненную парным молоком. Трясущимися руками, стараясь не показать звериного голода и жажды, Бораш медленно, сохраняя облик человека, выпил на тот момент самое вкусное молоко в его жизни.
      - Медаль дали?- вытирая пальцами губы, спросил Бораш.
      - Если ты генералом окажешься, то обязательно дадут, а пока велено, как очнешься, сразу на допрос. Меня Ильей Федоровичем зовут, закрепили за тобой, так что... А телогрейку твою украл кто-то, разберусь еще!
      Во дворе, куда его вывел, подталкивая стволом винтовки, солдат, был большой свежесрубленный дом с красивым резным крыльцом и красным знаменем на крыше. Справа стоял сарай, возле которого суетилась старуха, загоняя кур. За калиткой, около полуторки, два красноармейца курили одну сигарету на двоих, а третий в странной темно-синей форме пытался вскарабкаться в грузовик, цепляясь за борт связанными спереди руками.
      - Бандеровец, - сказал Илья Федорович, указывая на горемыку, и, съежившись от холода, добавил: - Расстреляют! А мы, живые, посидим на крыльце, подождем пока начальство, пригласит.
       Конвоир сел двумя ступеньками выше Дмитрия, оба уставились на людей у полуторки. Докурив сигарету, красноармейцы помогли пленному забраться в грузовик, закрыли борт и вместе с ним уселись на ящики. Полуторка заревела и скоро скрылась в утреннем тумане.
     - Это контора, а там рядовой состав живет, и камера, в которой ты ночевал, - прикуривая самокрутку, объяснял солдат. - Не смотри, табака больше нет, тебе, бандиту и врагу народа, все равно не дам!

[Е. Хахалин]

Конвоир не был похож на тех, кто ранее встречался Дмитрию из НКВД. Такая встреча произошла всего лишь однажды, но боль от следовательского сапога, давящего половые органы, прочие садистские пытки до сих пор снились в кошмарных снах, а лица своих мучителей, казалось, он будет помнить всегда. Арест, перевернувший всю его жизнь, произошел через три месяца после призыва в Красную армию, на берегу реки Волги, недалеко от города Ржев. Из заполненных водой окопов прямо на допрос за распространение «пораженческих настроений» среди личного состава и шпионаж Бораш угодил после того, как выразил вслух мнение, что немецкий танк «Тигр» маневреннее, чем «Т-34». На следующий день немецкая мина попала в карцер, где его содержали до привидения приговора в исполнение. Заваленный бревнами, не получив ни царапины, он остался жив, а утром, придя в себя, выкарабкался и сдался в плен новым хозяевам поселка. Так началась его служба Германии.
      Начальство, о котором говорил Илья Федорович, не заставило себя долго ждать. Из распахнувшейся двери «конторы», наклонив голову, опасаясь задеть дверной проем, вышел худощавый лейтенант с лицом уставшего, больного с похмелья человека. Увидев офицера, конвоир затушил самокрутку о ступеньку крыльца, где только что сидел, и, толкнув Дмитрия винтовкой в плечо, принял строевую стойку. Приоткрыв большой рот, лейтенант брезгливо посмотрел на медленно поднимающегося пленного, а затем, быстро почесав в нескольких местах свою крупную голову с торчащими, как солома, грязными волосами, стал кричать на солдата:
      - У меня там майор из СМЕРШа сидит, а ты, рожа небритая, мне кого в антисоветских шароварах привел? Для меня шаровары казацкие, прихвостней царских, как красная тряпка для быка! Где Семен?
      Как будто ожидая команды, из дома для рядового состава выбежал тучный сержант. На ходу поправляя толстыми волосатыми руками гимнастерку, он вскоре перешел наподобие строевого шага и встал рядом с конвоиром.
      - Шаровары на нем от батьки Марички Швыдко, - дисциплинированным голосом доложил конвоир. - Он из казаков был, против советской власти бунты не поднимал, прошлой весной в лес пошел, там его то ли звери, а может быть, и люди какие сожрали. Одни косточки от деда Трофима остались, тяжело девчонке одной, вот она этого и приютила. Отпустить бы ее надо.
      Много раз Дмитрию приходилось слышать истории о том, как с девушками обходились в местах заключения и на допросах в НКВД. Сжав перед собой кулаки, он сделал шаг навстречу лейтенанту и что есть сил, срывая голос, закричал:
      - Она ни причем! Я вам за нее всем юшку красную пущу!
      Семен привычным движением руки схватил пленного за ворот рубахи и повалил на землю, уткнув лицом в колючие пеньки коротко скошенной травы.
      - Веди его сюда! – скомандовал офицер, указывая пальцем на дверь. - Сейчас узнаем, что за фрукт!
      Семен поднял пленного и, заломив за спину руку, ввел в небольшой кабинет, освещенный дневным светом небольшого окна, выходящего во двор. Дмитрия посадили посередине помещения на табурет, расшатанный от частых падений во время допросов. Перед ним за письменным столом из массива дуба сидел майор контрразведки в отглаженном мундире защитного цвета: брюнет среднего роста, спортивного телосложения, с брутальными скулами, выступающими прямо под глазами, и карими, пылающими страстью к жизни глазами интеллектуала. Успешный по службе офицер едва тянул на возраст Христа. «Вероятно, он должен нравиться женщинам», - подумал Дмитрий, разглядывая аристократическое лицо майора и пытаясь вспомнить, где он мог видеть его раньше. Читая толстую книгу, контрразведчик не обращал никакого внимания на происходящее в кабинете, чем вводил в смятение лейтенанта, раздувающего щеки и пытающегося что-то сказать. Сержант со знанием дела стал вязать Дмитрию руки снятой с себя кожаной портупеей, с завистью поглядывая в окно на ничем не занятого солдата. Наконец майор отложил книгу в сторону и почти нараспев стал цитировать:
      - «Идите на поединок твердо, решившись умереть, и вы останетесь живы. Ибо тот, кто держится за жизнь, умрет. А тот, кто презирает смерть, будет жить».
      Выдержав паузу, контрразведчик привстал и, упершись руками в стол, продолжил:
      - Чтобы избежать, плена, РОА должна была сражаться до конца и погибнуть в бою. Но было ли так? Ответь мне, как поступил ты, готов ли ты был умереть за свою идею, призрел ли ты смерть?
      Семен поспешил выполнить свои обычные обязанности. Ударив пленного сапогом по голени, сержант зарычал:
      - Отвечай, пес!
      Опытный садист знал куда бить, в этом месте кость была почти на поверхности. Бораш наклонился вперед и застонал. Контрразведчик вышел из-за стола, вынул из кобуры «наган» и, положив его на стол, резким, отрывистым жестом руки указал лейтенанту на дверь. Во встретившихся взглядах офицеров пробежала взаимная волна недоверия. Лейтенант задумчиво покашлял в кулак, затем, махнув сержанту головой в сторону выхода, будто виноватый ягненок проблеял:
      - К вашему револьверу, если понадобится, есть еще один аргумент, он в шкафу.
      Властно подталкивая сержанта к выходу, лейтенант вдруг засмеялся. Оба поспешили выйти. Громко хлопнувшая дверь выказала недовольство местной власти своим изгнанием. Полный равнодушия к субординации младшего по званию, контрразведчик вновь присел за стол, с любопытством разглядывая пленного, ожидая ответа на поставленный вопрос.

[Е. Хахалин]

- Среди воинов РОА хватало трусов, - виновато потупив взгляд в пол, начал Бораш. - Были просто бандиты, жертвы войны, спасающиеся от рук НКВД, но хватало и патриотов, идеалистов, готовых, как и я, умереть в бою за новую Россию. Конечно, РОА никогда не стала бы третьей силой между Германией и Советами, к тому же, исход войны был ясен. 5 мая моя дивизия была в Праге, окончательно потеряв уверенность в победе, я бежал.
      - Бежал, прихватив с собой секретный планшет! - подскочив со стула, закричал майор. - Его тебе дал гауптштурмфюрер СС Генрих Леер, чтобы уничтожить содержимое!
      Контрразведчик быстрым шагом подошел к пленному, схватил его за подбородок и, чуть наклонившись, уставился прямо в глаза. Дмитрий попытался еще раз вспомнить, где он мог видеть ставшее вдруг холодным, как лед, лицо, не выражающее никаких эмоций, но мысли стали путаться в клубок. Это был сильный взгляд, его невозможно выдержать, он забирает жизненную силу и сводит с ума, оторваться от него оказалось тоже нельзя. Как магнит, ставшие бешенными глаза майора удерживали Дмитрия. Вместе с силой подавления воли ворвался черный смог слепоты. Дмитрию стало легко и свободно. Оставляя физическое тело на поводке исходящего от него тепла и уюта, сущность белой дымкой расплывчатых очертаний человека шагнула в мир, где иллюзия - реальность вместо самой реальности.
      «Стоп! Бред какой-то!» - подумал я, вспоминая, как то же самое мысленно сказал три дня назад в гостях у старика. Между тем, мрачная история несла собой какой-то тайный энергетический код. Всякий раз, погружаясь в нее с головой, а иначе у меня не получалось, я уставал, становился вялым и рассеянным. «Обязательно вернусь к демоническому рассказу, как только восстановлю силы».




                                                     ГЛАВА 3.


      Рука потянулась к пачке сигарет, но в следующую секунду я замер. Шепот метели за окном нарушил рев мотора и свист шин, как будто проводили ралли. Это была манера вождения Егора – резко, со свистом тормозить перед поворотом и быстро набирать скорость, как только выровняется автомобиль. Черный глазастый красавец с изображением на капоте звезды, «мерседес» остановился прямо у калитки. Быстро накинув куртку, я выбежал встречать друга. Егор по-прежнему был худощав и подтянут, едва выйдя из автомобиля, он продемонстрировал маленький рот, готовый улыбаться в любую минуту. В Японии говорят, что среди шпионов больше всего людей с треугольной формой лица. Об этом я как-то прочел в книге по физиогномике. В Чечне Егор служил в разведке и был обладателем именно шпионского лица, с характерным для таких людей широким лбом и малым по размеру, слегка выпяченным вперед подбородком. Всякий раз, встречая этого человека, в глубине моего мозга активировались рецепторы, вызывающие ощущение эйфории и общей расслабленности. Так и есть, стоило зайти в дом, Егор достал из кармана длинного пальто коньяк и лимон. Пока я ломал и подкидывал в печь доски, оторванные от забора, Егор, сверкая своими большими карими глазами, рассказывал, как по дороге его дважды оштрафовали полицейские, что зима выдалась холодная, а метель идет следом за метелью, и все повторяется почти каждый день. Он сообщал об этом так, будто ему пришлось выехать не за тридцать километров от города Хабаровска, а в совершенно другой регион. Когда я порезал лимон, хлеб, открыл рижские шпроты и налил в рюмки пятизвездочный дорогущий коньяк, Егор, наконец, завершив словесную прелюдию, спросил:
      - Так что случилось?
      - Не спеши! Мой рассказ может вызвать у тебя странные чувства, не подумай, что я сошел с ума. Это все старик! Он был «власовцем». В 1945 году мой дед сохранил ему жизнь, и вот он разыскал меня, чтобы отблагодарить вместо деда. Он мне такое рассказал! – засмеялся я, наливая коньяк.
      Мы выпили и закусили дольками лимона. Зная, что Егор не курит, я все равно спросил:
      - Куришь?

[Е. Хахалин]

Получив отрицательный ответ, я приоткрыл форточку и обреченно закурил. «Опять дым, как дорожка в прошлое». Рассказ старика я начал с того места, на котором прервал его для себя в последний раз.
      - Говоря современным языком, экстрасенс в облике контрразведчика вывел «астральное» или, говоря по-другому, «эфирное» тело пленного унтер-офицера из тела физического, погрузив в кромешную темноту.
      - Что? – переспросил Егор.
      Но я уже был частицей мистического рассказа, и меня больше не волновали вопросы друга.
      Черный смог со слов Бораша быстро рассеивался, обнажая широкий и длинный коридор, с потолка пробивался слабый электрический свет тусклых ламп. В конце коридора виднелась черная металлическая дверь. Переместиться вот так запросто можно было лишь во сне, либо погрузившись в гипноз, про который Борашу уже приходилось слышать в учебной части РОА. Водитель странного немецкого офицера, приехавшего на приведение личным составом присяги на верность Германии, рассказывал, будто офицеров внешней службы контрразведки - абвер - учат силой мысли управлять противником, погружать человека в состояние сна.
       Со всем телом было что-то не так. В движении руки оставляли за собой белую, словно дымка, вуаль, исчезающую, как только стоило замереть. Такой эффект показался возможен благодаря освещению, но торопливо рассмотрев себя с ног до головы, Дмитрий увидел, что похож на сбитый в форму тела туман. Кожа отличалась от одежды лишь более светлыми тонами. Однако такая чертовщина не вызывала страха, казалось, надо только проснуться, и все встанет на свои места. Реальность между тем не манила за собой, а внутренний голос подсказывал открыть дверь, расположенную в торце коридора.
      По центру с виду бронированной двери был изображен больших размеров овал, вмещающий в себя меч, опоясанный узлом, по контуру овала следовала надпись «Аненербе». Спустя десятилетия, в эпоху всеобщего интереса к истории Третьего рейха, в Англии, в одном из научных изданий Бораш прочтет, что эта надпись обозначала реально существующее тайное немецкое общество, занимающееся изучением оккультизма, древней германской истории и наследия предков.
      Толкая тяжелую дверь плечом, ее изнутри открыл седоволосый и тучный, с небольшой залысиной на лбу мужчина лет сорока. Улыбнуться его поросячьему лицу Дмитрию не помешала даже боязнь быть замеченным. «Картина Репина «Не ждали»», - мысленно пошутил Бораш. Тем не менее, унтер-офицер на минуту остолбенел, но человек смотрел сквозь него и, вскоре убедившись, что в коридоре никого нет, принялся вновь тянуть дверь на себя. Новое состояние Дмитрию стало нравиться. Обычный сон нам навязан, он как фильм, просматриваемый с закрытыми глазами, здесь же ты волен поступать, как вздумается, не следуя сценарию режиссера сна.
      Проскользнув в дверь, Дмитрий оказался в большом круглом зале, освещенном двумя десятками настенных факелов. Каменные стены таили энергию древности, а по центру стоял большой круглый средневековый стол, сервированный серебряными бокалами с картинок рыцарских романов. Вокруг стола, держась за высокие спинки стульев в готовности присесть, стояли пять незнакомцев примерно одного возраста с человеком, невольно впустившим его сюда. Толстяк повернул несколько механизмов, закрепивших дверь на замок, и присоединился к остальным. Мужчины переминались и нервничали, в ожидании пока седьмой, им был худощавый старец, завершит бормотать то ли молитву, то ли заклинание. Собравшиеся были одеты в одинаковую черную униформу с шевроном, на левой руке изображающим руну Альгиз, похожую на позу человека, взывающего к богам. Дмитрий попытался рассмотреть лица собравшихся, но появившийся вдруг ниоткуда едкий дым, разъедающий глаза и, внезапно, потускневший свет факелов не позволили этого сделать.
       Рядом со столом, возвышаясь на трех фигурных ножках, стоял цвета золота больших размеров котел. Завершив бормотание, старец жестом указал всем сесть и, когда семь мужчин заняли свои места, он стал говорить на немецком языке:
      - Нацисты хотели встать во главе управления мира, используя наши открытия, оставив нам участь рабов. Но мы изменим ход событий. Рейх уже обречен, а мы станем подобны богам.
      Старец подошел к котлу, опустил в него бокал и, наполнив сосуд до краев, продолжил:

[Е. Хахалин]

      - Первый бокал Сурицы дает физические силы - мы станем сильными и быстрыми, как львы, второй даст молодость, изгонит гнетущую старость, третий бокал обострит наши слух, зрение и обоняние.
      Все встали, обступив котел. Наполняя бокалы, они выпивали приятную на вкус жидкость, вызывающую возбуждение. После каждого допитого бокала участник магического ритуала поднимал руки вверх, будто получая энергию откуда-то из космоса, глаза людей становились колючими и бегающими по сторонам.
      Зал стало затягивать густым туманом, опускающимся с потолка, но участники ритуала не замечали этого, поскольку данное действие режиссером сна было приготовлено только для Дмитрия.
      Подобно прошлому разу, перемещение произошло очень быстро. Вначале наступила минутная кромешная темнота, затем появляющиеся, словно из рассеивающегося тумана очертания маленькой комнаты, грани посуды и кухонного инвентаря на большом прямоугольном столе. Бораш оказался в однокомнатной квартире второго этажа. Из окна виднелась старинная улочка, напомнившая Прагу, дома этого древнего города - нарядные и вкусные как праздничные торты. Кроме обеденного стола, из мебели был комод, стул и аккуратно заправленная кровать. Пустовать комнате долго не пришлось, взволнованно, громко споря, в нее вошли три немецких офицера. Они были в серой полевой военной форме с эмблемами сдвоенных рун Зиг в виде молний и «мертвой головой» на месте кокарды. Дмитрий легко узнал служак из СС.
      Офицеры разбрелись по комнате, не переставая резко осуждать предательство армии генерала Власова. Для чего режиссеру сна понадобился сюжет с эсесовцами, словно отрывок из военной кинохроники, Дмитрий пока не знал и лишь мог с нетерпением ожидать его возможный глубокий смысл. Уверенный в своей невидимости для окружающих, он облокотился на узенький подоконник и принялся рассматривать поджарого оберштурмбанфюрера СС. Усталые глаза офицера на угловатом, словно выточенном из мрамора лице показались Дмитрию знакомыми. Но вспомнить эсесовца мешал другой пристальный взгляд у двери. Не спеша, словно делая одолжение, Дмитрий посмотрел в сторону зовущих глаз штандартенфюрера СС и мгновенно оцепенел. Это было знакомое, холодное, как лед, лицо, не выражающее никаких эмоций. Недружелюбные, сверлящие глаза, обладая магическим магнетизмом, удерживали Дмитрия, предоставляя время вспомнить их. Когда холодные уста зашевелились, Дмитрий узнал офицера, но все еще не верил своим глазам.
      - Идите на поединок, твердо, решившись умереть, и вы останетесь живы. Ибо тот, кто держится за жизнь, умрет. А тот, кто презирает смерть, будет жить, - на немецком языке протяжно сказал штандартенфюрер СС, в точности повторив слова майора СМЕРШа на допросе в украинской провинции близ Львова.
      Вот почему майор контрразведки сразу показался ему знакомым. Человек, работающий неизвестно на какое государство и одновременно водивший странным образом по снам, не спешил его разоблачать. Он вел двойную игру и играл с Дмитрием, как кошка с мышкой. Дмитрий точно знал, что уже был в этой комнате и видел всех собравшихся здесь людей, но вспомнить обстоятельства и события, произошедшие тогда, пока не мог.
      - Сказанное Вами не подходит продажной РОА, им с самого начала нельзя было доверять, - нервничал оберштурмбанфюрер СС, вытирая платочком пот со лба. - Они предали Сталина, теперь Германию, торгуются с чехами, чтобы только спасти свой зад. Хотелось бы знать, мы для них уже враги?
      Штандартенфюрер СС как бы напоследок ехидно улыбнулся Дмитрию и, присоединившись к разговору офицеров, в очередной раз не к месту вставил:
      - Сегодня пятое мая, а завтра, по имеющейся у меня информации, Власов собирается вывести свою армию из поселка Сухомасту в американскую зону.
      Разговор эсесовцев вновь пошел о предателях Вермахта, но Дмитрий больше не слушал их, он вспоминал неспокойный день накануне пятого мая. Стоя у ратуши на Староместской площади, разглядывая знаменитые астрономические часы, Дмитрий ожидал своего друга и сослуживца по РОА Корягина Ивана. В городе назревало восстание чехов, повстанцы впоследствии якобы обещали свободу от Советов всем, кто к ним примкнет. Иван должен был прийти сюда вместе с командиром подполья, но в назначенные десять часов так никто и не пришел. Каждый час старуха-смерть, изображенная на астрономических часах в виде скелета, звонила в свой колокол, напоминая о бренности существования всех зевак, стоявших внизу. Затем открывались окошки, и появлялась процессия апостолов, завершал их действия громкий крик петуха.  Напрасный час ожидания заставил Дмитрия вновь вернуться к зданию на окраине Праги, где он нес службу по охране высокопоставленных особ из СС. Утром пятого мая он будет приглашен в эту комнату и в первый раз увидит только что собравшихся господ.
      - Судя по тому, как Вы все время переживаете за планшет, он является секретным. Что в нем? В сложившейся обстановке не лучше ли его уничтожить? – сказал штандартенфюрер, трогая ремень кожаной офицерской сумки на плече оберштурмбанфюрера.
      - Да, конечно, теперь ничего не имеет смысла! Здесь картотека на семерых ученых «Аненербе», они предали фюрера. Моей и Генриха задачей было разыскать их, но в Праге следы затерялись.
      Оберштурмбанфюрер протянул планшет молоденькому гауптштурмфюреру Генриху Лееру и добавил:
      - Генрих, содержимое надо сжечь.

[Е. Хахалин]

       Штандартенфюрер СС, не скрывая своего интереса к картотеке, хотел было перехватить планшет, но молодой эсэсовец уже выскочил за дверь и позвал кого-то на ломаном русском языке. Дмитрий затаил дыхание, еще бы, в комнату вместе с Генрихом вошел он сам - унтер-офицер Русской Освободительной Армии Бораш Дмитрий Свиридович. Он смотрел на себя самого, как в зеркало судьбы, вспоминая все последующие события этого дня.
      - Служит ли ваша дивизия Рейху, или, как и все части РОА, перешла на сторону врага? – командирским голосом Генрих обратился к унтер-офицеру.
      - Моя честь зовется верность! – ответил Бораш, подняв правую руку вверх.
      Эсесовцы, довольные достойным ответом, стали аплодировать, кроме штандартенфюрера СС, сложившего руки в замок. Излучая холод, как ледяная глыба, он стоял посередине комнаты. Лицо, полное жизни, мгновенно превращающееся в бесчувственную маску мертвеца еще встретится Дмитрию вновь в украинской провинции близ города Львова.
      Генрих поставил унтер-офицеру задачу сжечь планшет вместе с бумагами, затем одобрительно стуча по спине, препроводил за дверь. Когда дверь закрылась, за окном послышалось родное для слуха «ура». Это был вестник начала боев воинов Русской Освободительной Армии в союзе с повстанцами против немецких оккупантов. Бои будут длиться с 5 по 9 мая, до прихода Красной Армии.
      Последний свой день в Праге Бораш вспоминал так - над городом летала немецкая авиация, в восьмидесяти километрах, бездействуя, стояли американцы, а до прихода Красной Армии оставалось 12 часов. По улицам города шла жестокая война, в которой ему все казались врагами, и этим всем, ровно, как и ему, хотелось жить. В атмосфере Праги кружила смерть, улицы заполнили цвет и запах крови, повсюду были сооружены баррикады из брусчатки и перевернутых автомобилей. Воспользовавшись одеждой и документами мертвого чеха, он, наконец, выбрался из города перед самым приходом основных сил Красной Армии.
      Сутки плетясь вдоль железнодорожного полотна, ведущего неизвестно куда, Дмитрий наконец прицепиться к санитарному поезду, шедшему на Украину.
      Был ли у него выбор, хотел ли он что–то изменить, бывший унтер-офицер РОА, ставший старцем, мне не ответил. Не стал он подробно рассказывать и про дни, проведенные в Праге. Игнорируя мои вопросы, Бораш продолжил свою историю, кажущуюся бредом сумасшедшего, вернувшись вновь к комнате, где он увидел себя, словно в зеркале судьбы.
    Случайно или по сценарию все того же режиссера сна, Дмитрий ринулся вслед за самим собой, но, запнувшись за ножку кровати, упал, провалившись в темную бездонную пропасть. Современные ученые, изучающие «эфирное тело», «тонкое тело», «астральное тело», а попросту говоря душу человека, утверждают, что, когда во сне создается впечатление падения вниз, это наша душа, совершив прогулку, возвращается в свою физическую оболочку. Со слов Дмитрия, он был именно во сне.
    Падая на огромной скорости и не имея возможности пошевелить ни одной мышцей, Дмитрий вдруг ощутил под собою твердую поверхность, а секунду назад округленные от ужаса падения глаза оказались закрытыми. Очухиваясь, он увидел знакомые очертания кабинета НКВД. Прямо перед лицом на боку лежал табурет, руки сдавливала портупея, а из-за письменного стола слышался голос майора:
      - Я шел следом за тобой, чтобы перерезать тебе глотку. Мне нужны были только документы. Но когда ты принял решение бежать, взяв планшет как трофей, я подумал, зачем мне тебя убивать, все равно понадобится дурак, который должен спасти этот мир.

[Е. Хахалин]

Дмитрий не понимал, что происходит, тем более, что от него хотят, а спросить попросту боялся. Майор вышел из-за стола, поставил табурет и, развязав ему руки, помог присесть. На улице послышался истеричный женский крик:
      - Леший! Леший!
      В кабинет вошел странный человек, облаченный в запахнутый на правую сторону плащ черного цвета, голову покрывал капюшон, из-под которого на грудь свисали длинные серо-зеленые волосы. Дмитрий легко узнал торговца керосином и наконец, смог его рассмотреть. Лицо без ресниц и бровей было вытянутым и смуглым, с торчащим, как коряга, кривым носом, а глаза казались необычайно большими и зелеными, точно два изумруда.
      - Шел, нашел, потерял, - пробормотал уродец.
      В нос ударил тошнотворный запах болот и сырости.
      - Тебя уже представили, позволь, наконец, представится самому, - сказал майор, затем приложив пятерню к груди, добавил: - Черт!
      В неожиданно распахнувшуюся дверь вбежали лейтенант и Семен. Они тяжело дышали и явно не замечали стоящего прямо перед ними торговца керосином, принятого старухой за Лешего. Смотря сквозь него, обращаясь к майору, лейтенант спросил:
      - К вам никто не заходил?
      - Довольно, оставьте нас, лейтенант, вы же видите, что никто к нам не заходил!
      Оба виновато попятились назад, тихо прикрыв за собой дверь. Майор еще раз приложил пятерню к груди и, совершив небольшой поклон в сторону пленного, повторно представился:
      - Черт! Повелитель Нави, твои далекие предки называли меня Чернобог.
Взгляд офицера стал тяжелым и неприветливым, можно даже сказать «дурным».
      - Картина Репина «Приплыли». Я, конечно, догадывался, что НКВД может оказаться хуже Ада, но чтобы черти и лешие - это уж извините... - засмеялся Дмитрий.
      Контрразведчик, назвавший себя Чертом, повелителем Нави, Чернобогом, для нормального человека в тот момент мог казаться только сумасшедшим. Между тем, ему было все равно, что о нем думал Дмитрий, и, тем более, во что он верил. Имея явное преимущество, майор присел за стол и, как будто предыдущие его признания не должны вызывать удивлений, продолжил не менее странный для Дмитрия и с виду обычный для себя разговор:
      - Семь ученых, желая приблизиться к Высшей Силе, совершили ритуал известный в мире людей только волхвам славян-язычников. Они приготовили и испили Сурицу языческих богов. Вместе с силой в них вселились зло, жадность, гнев, жажда власти и крови. Каждые десять лет собираясь вместе, они будут совершенствовать свои возможности, жажда их станет неутолимой, а желания - извращеннее. В 2012 году они совершат заключительный ритуал, который приведет планету к концу существования, а их - к безграничной власти во Вселенной. Ты должен покончить с ними. Картотека тебе поможет их разыскать, она по-прежнему в лесу, в планшете, там, где ты ее оставил.
      - Шел, нашел, потерял, - опять пробормотал Леший.
      - А сам то что, ведь ты одним движением пальцев можешь разрушить половину мира? Можно ли тебе доверять? Умирая, солдаты зовут Бога, свою мать, а не тебя! Не слышал я твоего имени из уст, объятых агонией. Откуда такая забота о людях? – удивленно спросил Дмитрий.
      - Для меня важно равновесие добра и зла! Кроме того, все, что происходит, желают боги славян-язычников Ярило и громовержец Перун, я здесь по их просьбе и не сравнивай меня Чернобога с демонами христиан! Теперь ты участник этой игры, с чем и поздравляю.
      - Как их убить, они же полубоги? Почему я должен тебе верить, может быть, докажешь для начала, что ты тот, кем себя называешь?
      Не отвечая на вопрос, Чернобог подошел к огромному шкафу и, взявшись за ручки дверок, замер. Дмитрий вспомнил про подготовленный лейтенантом второй аргумент в шкафу. Не оборачиваясь, Черт сказал:
      - Думаю, это будет интереснее увидеть, чем мои рожки и хвост. Здесь подарок от твоих друзей из НКВД! Люди, что с них взять?
      Резким движением Черт распахнул обе дверки одновременно и отошел в сторону. Дмитрий увидел истерзанное, обмякшее от физической и душевной боли, тело молодой девушки, подвязанное за запястья к перекладине шкафа впившимися в плоть веревками. Голова безвольно свешивалась вперед, лицо закрывали грязные и слипшиеся от крови русые волосы. Казалось, сухожилия сейчас лопнут, а уставшее тело рухнет, заплатив за свободу кистями рук. Узнать ее сразу было нельзя, как вдруг из уст Дмитрия вырвалось:
      - Маричка!
      Судорожно цепляясь пальцами за узлы, он бережно развязал одну, а потом другую руку. Девушка, как скошенный цветок, пала в его объятья. Скользя по телу, изорванное, испачканное кровью платье, свалилось на пол, обнажив девичью наготу.
      История так сильно тронула меня, что я зажмурился и представил, как глаза влюбленных блестят от счастливых слез.

[Е. Хахалин]

      - Очнись, дурень! – крикнул, чуть ли не в самое ухо старик. – Такой нежной и беззащитной я ее видел последний раз. Милая девушка превратится в настоящего воина тьмы или света, я уж не знаю, но ранее жалея каждую букашку, она вдруг станет способной, не задумываясь, мозжить человеческие черепа.
      После небольшой паузы Бораш вновь вспомнил Маричку, красоту которой заметил даже Чернобог. Старик осторожно присел в кресло и продолжил свой рассказ.
      Похотливо смотря на тяжелые груди девушки, Черт сказал:
      - Она умирала, богиня мира мертвых Марена шла за ней. Я вдохнул в нее душу колдуньи, извини, иначе не умею.
      Леший сел рядом с Чернобогом, достал из огромного кармана плаща два граненых стакана и бутылку с торчащей из горлышка мешковиной. Из бутылки по стаканам потек неразбавленный спирт, вмиг заполнивший комнату своими молекулами.
      - Шел, нашел, потерял, - весело повторял Леший.
      Легко и не закусывая, наливая каждый сам себе, вначале Черт, а потом Леший выпили по два стакана залпом.
      - Колдунья, используя фото из картотеки, поможет тебе подобраться к каждому, а убить их сможешь банально, из любого пистолета, - сказал Черт, затем, засунув за пазуху Дмитрия «наган», добавил: - Но лучше все-таки вот из этого.
      Схватив пустой стакан, Леший встряхнул его над полом. Капли спирта, коснувшись половиц, вдруг вспыхнули огнем. Пламя быстро распространялось по кабинету и вмиг охватило самого Лешего и Черта. Объятые раскаленными языками, как две гигантские свечи, истошно смеясь, они продолжали сидеть за столом, разливая спирт по стаканам.
      Взяв Маричку на руки, Дмитрий выскочил во двор.
      Охваченный властью пожара, дом съеживался и трещал. Окна, похожие на свирепые огненные глаза, предупреждали об опасности солдат, пытавшихся вбежать вовнутрь. Неконтролируемый процесс уже нельзя было остановить. Контора сгорала очень быстро. Бросив сопротивляться огню, люди молча стояли, наблюдая, как нагнулись стены, а потом рухнули перекрытия с крышей. Жар от пылающего дома ласкал их обессиленные лица.
      Дмитрий выправил рубаху и потряс подол, ожидая, что выпадет «наган», но револьвера не было. Все, произошедшее в кабинете НКВД, было лишено здравого смысла и теперь казалось сумасшествием. Маричка без сознания лежала у него на бедре. Дмитрий накрыл ее рубахой и, нежно гладя по волосам, стал бережно очищать их от грязи и запекшейся крови.
      - Что произошло? Где майор? – заорал подбежавший лейтенант.
      Глаза офицера пылали безумием, за последние несколько часов он успел здорово поднабраться «вонючим» алкоголем местного приготовления. Его до блеска начищенный хромовый сапог топтался прямо между ног Марички. Лейтенант продолжал что-то орать, но мозг унтер-офицера, заполненный яростью и чувством мести, притуплял слух. Не отрывая взгляда от сапога, Дмитрий наблюдал, как он все больше и больше наступал на рубаху, обнажая ее треугольник, поросший волосами. Осмыслив взгляд Дмитрия, лейтенант замолчал, наклонился вперед и, разя самогоном сквозь зубы, процедил:
      - Нравится? Мне с Семеном тоже понравилась.
      Лейтенант протянул руку, чтобы сорвать с девушки рубаху, но, мгновенно сбитый с ног, уже лежал на земле и задыхался от пальцев, сдавливающих горло. Офицер задрожал, попытался вырваться, но очень быстро захрипел, а его тело обмякло. За спиной послышался топот солдатских сапог, крики и узнаваемый голос Семена. Спеша отправить лейтенанта в Ад, Дмитрий приподнялся на обеих руках, давя на горло всем своим телом, но в следующий момент сам потерял сознание от сильного удара по голове.