следующая тема »

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста двадцатый опус

Подвенечные платья кроты
Сотаили для моли в комодах,
Цахес зол, а пурпурные рты
Шелкопрядов толкуют о модах.

Се камелии, нежат они
Дам бальзаковских лет и служанок,
Тайно Эстер манили огни
К юной Кэри от вей парижанок.

Источись, вековая тоска,
Нас оплакали суе теноры,
Падшей оперы столь высока
И лиются под ней фа миноры.
.
Четыреста двадцать первый опус

Тайной вечери бледных детей
Берегут фарисеи теченье,
Вьются локоны близу ногтей,
Свечки смерти вершат обрученье.

Орлеанскую деву любить
Розокудрым вольготно амурам,
Разве детки венечных убить
И могли насмех угличским курам.

Бьют начиние, трюфли едят,
Пьют не чокаясь фата-морганы,
И кровавые тени следят
В царских операх Юзы и Ханы.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста шестьдесят третий опус

Черной оспою царский альков
Наградят одалиски белые,
Пазолини Корабль дураков
Совлечет в кущи Асии злые.

Любят нимфы серебро волны,
Зри, Адонис, лядвийские мелы,
Что и Дафнис беспечный, Луны
Фаворитов смущают Камелы.

Внове Гретхен атласы целят,
Монастырские балы всеслышны,
И октябрь голубой веселят
Золотыя оцветницы Вишны.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста тридцать первый опус

Фавны оперы нас охранят,
Веселяся, витийствуйте, хоры,
Сводность ангели тусклые мнят,
Режут цоколь мелки Терпсихоры.

Белый царь ли, мышиный король,
Всё б тиранить сиим винограды,
Темных свечек заждался Тироль,
Негой полны Моравии сады.

И куда ж вы несетесь, куда,
Италийские ангели требы,
Нас одела иная Звезда
Во гниющие мраморы Гебы.

Четыреста тридцать второй опус

Раскрошили юродские тьмы
Гребни желтые наших полотен,
А и золото сим для Чумы,
С кистью Брейгель,Ероним бесплотен.

Кто успенный еще, алавастр
Виждь и в нем отражайся, каддиши
Нам ли чаять во цветнике астр,
Львы умерли и здравствуют мыши.

Сколь начнут адострастно гореть
За Эдемом белые цесарки,
Мы явимся - камен отереть
И сотлить перстной желтию арки.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Девятьсот первый опус

Аще вершников лета целят
И ночные певцы недыханны,
Пусть фиванскую чернь веселят
Двоеклятые Фриды и Ханны.

Строфы эти горят во желти,
Наш путрамент сирен золотее,
Сколь младенцев благих не спасти,
Поклонимся хотя Византее.

Мнемозина ль, беги веретен,
Суе Мом пустоокий смеется,
Всякий сонной парчой оплетен
Мертвый царич – в ней бьется и бьется.

[Инна Ткаченко]

  Ужжжасно, просто ужжасно.

[Леда]

Яков Есeпкин

На смерть Цины

Четыреста сорок четвертый опус

Тисов твердые хлебы черствей,
Мак осыпем на мрамор сугатный,
Где и тлеет безсмертие, вей
Наших сводность жжет сумрак палатный.

Шелк се, Флория, что ж тосковать,
Лишь по смерти дарят агоние
Из партера бутоны, взрывать
Сех ли негу шелковой Рание.

В Александровском саде чрез тьмы,
Всекадящие сводные тени
К вялым розам тянулися мы --
Днесь горят их путраментом сени.

Четыреста сорок пятый опус

С Ментой в мгле золотой предстоим,
Лишь для цвета она и годится,
Алым саваном Плутос таим,
Гея тленною мятой гордится.

Крысы выбегут хлебы терзать,
Маки фивские чернию веять,
Во столовых ли нощь осязать,
Ханаан ли хлебами воссеять.

Сем путраментом свечки тиснят
В изголовьях царевен синильных,
Яко гипсы кровавые мнят
Всешелковость их лон ювенильных.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

 Девятисотый опус

Небосвода волшебный хрусталь
Истенили атласные фоны,
Иудицам кивнул Гофмансталь,
Кровь их дьяментов злей Персефоны.

Пьет шампанское челядь, белясь,
Золотятся картонные волки,
Несмеяны тянут, веселясь,
Из отравленных вишен иголки.

Взором тусклым чарующих нег
Обведем неботечный атрамент,
И воссыпется питерский снег,
Презлатясь, на тлеенный орнамент.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста пятидесятый опус

Каталонские замки пусты,
Вишен феям, сколь милые просят,
На червовых подносах кроты
Молодильные яблоки носят.

Что еще и подать ко столам,
Яд румянит емину витую,
Истекается мел по челам,
Ешьте, гости, морошку златую.

Мертвых негу сковали огни,
Сотемнила Патрисию чадра,
И меж башен, когда ни взгляни,
Всё плывет голубая эскадра.

Четыреста пятьдесят первый опус

Шелест крови разбудит девиц,
А и любят монашенки сводность,
Утром смоется течь с половиц,
Пей, Моцарт, воспевай неисходность.

Монастырские туне балы
Отзвучали, сколь вечерям длиться,
Минуть Клэр веретенной иглы,
Яд течет и не может прелиться.

И смотри, меццониты вертят
Остье бледных детей из столовой,
И чурные канцоны летят
К амальгаме сребристо-меловой.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Девятьсот второй опус

Парки темные шелки плетут,
Над Граалем камена рыдает,
Где и юношей бледных пречтут,
Аще мертвых Аид соглядает.

Ах, чернила не стоил обман,
Мел графитов чарует алмазность,
Ветхим полкам любезен туман
И мила аонид неотвязность.

Очарованный славой лорнет
Легковесная Цита уронит,
Имя розы иудиц минет –
Вечность павших царей не хоронит.

[Альбина]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Ах, чернила не стоил обман,
Мел графитов чарует алмазность,
Ветхим полкам любезен туман
И мила аонид неотвязность.

Ах, чернил не стоил этот бред,
Ни мел, ни алмазы смысла ему не придадут,
Но графоманам любезен бессмысленный набор
И мил неотвязность тупых и ненужных стихов.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Девятьсот третий опус

Хоры чествуй, атрамент земной,
Лишь бутон леденится бутоном,
Нас оплачет Петрополь больной,
Восклоняясь над желтым бетоном.

Всё тлетворные свеи парят,
Всё пируют одесно живые,
А и суе шелково горят
Содомитские те пировые.

Как и вылить алмазность письма,
Урания светильники прячет,
И Рагнеда иль Парка сама
Над тенями повешенных плачет.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Девятьсот четвертый опус

Тушь коринфская мела белей,
С темных вечности нимбов не сходит,
Фавны пали, а всё Апулей
Атраменты златые обводит.

Краснозвездное лейте вино
По устам ли, всемимо, камены,
Испились мы и сами давно,
Кровь слили на востребу измены.

Кущ садовник превывел сей хмель,
Виждь алмазность любви и коварство,
Где за тридевять тленных земель
Нас влекли в тридесятое царство.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста пятьдесят восьмой опус

  Мел стекает со шелковых лиц,
Милых отроков чествуют взглядом,
Век паяцев и падших столиц:
Славен пир алавастровым ядом.

Звезды мертвые имут иль срам,
Кто юниде ответствует пленной,
Ирод ждет нас к себе по утрам –
Вишни есть в сукровице тлеенной.

Всех оплакала твердь Сеннаар,
Шелк ужасен о персях Аделей,
Се и мы без высоких тиар
Меж порфирных лежим асфоделей.

Четыреста пятьдесят девятый опус
.
Хоть с Гекатой в фамильный подвал
Опустимся: июльские вина
Блещут златью, где мраморник ал
И надежды пуста домовина.

И кургузая Цина ужель
Не хмелеет со крови, решится
Яко  розами выцветить гжель,
Вечность адских чернил устрашится.

Но, Гиады, не плачьте, август
Желтой вишней фаянсы литые
Оведет – мы из пламенных уст
Выльем яд на столы золотые.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Девятьсот пятый опус

Ядъ прелестницы выпьют ночной
И положат веселию длиться,
Эльфы в башнях юдоли земной,
Где возможно увечным целиться.

Небокрылые духи войны
Се горят во асийской старизне.
Вселегки о Петрополе сны,
Их ли помнить у Клио на тризне.

Расточатся худые щиты,
Мел от гипсов по темным аллеям
Истечет и желтицею рты
Нам зальют, потакая лилеям.

[Леда]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста пятьдесят шестой опус

Разливай хоть червницу, Винсент,
Парики серебристые с клеем
Увием и закажем абсент,
Как над стойками тайно белеем.

Не Крещение ль сех молодит
Меж снегурочек пляшущих ведем,
Вновь за нами Геката следит,
Ах, с балов мы теперь не уедем.

Вейтесь, Иты, успенной воды
Легче кровь, те меловые пудры
Хвоя выбьет -- и в сени Звезды
Сами будете все златокудры.

Четыреста пятьдесят седьмой опус

Волны, волны, плещите у врат
Виноградных иль Сузских о нети,
Черву пьем, с мелой Идам карат
И забросить ли в амфоры эти.

Набегайте, двоитесь, февраль
Чары любит и пламень морочный,
Будет звезды чеканить мистраль --
Пренесемся во холод барочный.

И не цвесть глинодержцам сеим,
Запечется кровавая пенность,
Мы букетики тусклые им
Всем собросим -- каждите временность.