Строф Константин.
Рассказ «Сборы в дорогу».
– Да нет.
– Так да или нет?
– Ну-у…
– Вот вам и «ну». Велико-могучий. Ни да, ни нет.
– Да я, собственно…
– Не мне, конечно, пенять на иррациональность, но время искусства повытекло. Вы же отвечайте, пожалуйста, без «собственно». Правильно всё это или же неправильно?
– Нет. Конечно.
– Вот такой ответ бальзамом на мою разреженную душу.
Александр Александрович и Николай Степанович – по личному глубокому убеждению, неотразимые и непревзойдённые – сидели в больших мягких креслах, в средних домах обычно выполняющих роль безответных вешалок. Вообще же годы слишком откровенно брали своё и положили начало этому оброку довольно давно, так что, если бы не уверенность наших новых знакомых (особенно АА), почивать бы теперь их душам на задворках душевых складов, неотапливаемых, с худыми крышами, что в нынешние времена, свесившиеся ветвистой гроздью с оконечности эры, становятся всё более полезными.
И всё же, как ни извечна, как ни свойственна тлеющим персонам жалоба о забвении былого веселья, ход событий вполне ещё мог позабавить даже двух таких бывалых (если не былых) сычей. Вот уже целый час, как вокруг них поднялся шум, а мимо без конца проходили люди, насупленные и торжественные.
– Сказать по правде, немного даже не по себе становится от людского внимания к подобным вещам, – тихо заметил НС, задумчиво морща губы и приглаживая редкие волосы.
– Много даже не по себе, – равнодушно отозвался АА.
– Поганое заведеньице, – добавил, подумав, НС.
– Не совсем так, драгоценный мой человек. Совсем, скажем прямо, не так. Поганый… А знаете ли вы, что в своей дивной молодости означало слово «поганый»?
НС неуверенно развёл руками, словно бы о собственной молодости уже не был твёрдого мнения.
– Ну разумеется, сомнений относительно вас у меня нет, – продолжал АА, не глядя на него. – Чёрт бы побрал это нелепое зеркало, – вдруг пробурчал он, повернув голову вбок. – Это нелепое, совершенно неуместное и необъяснимое зеркало. За каким лядом оно возле этих кресел? И никогда, слышите, никогда не бросайтесь этим словом. Хотя, впрочем, все эти путешествия, странствия… – словно диктовал глухо самому себе, вдумываясь попутно в смысл произносимого. – Но всё ж таки не бросайтесь, дорогой мой. Не бросайтесь. И никакими прочими. – Он пригладил волосы так осторожно, словно боялся тем путём лишиться их. – Я прошу вас. Они ведь все такие беззащитные и невесомые...
