...Для кого пишет писатель? Для себя или для читателя? Ответ вроде бы ясен: для себя любимого. Когда видишь любителей фэнтези, или детективов, или дамских романов, писательская слава на такой ниве как-то не вдохновляет.
Но зачем тогда работать над своими писульками? Зачем пытаться, говоря банально, доводить их до совершенства или, выражаясь проще, стараться привести в более или менее пристойный вид?
Здесь, мне кажется, и лежит писательский парадокс. Если писатель пишет путано и невнятно, то он не будет понятен читателю. Но если он не может объяснить своих мыслей или ясно выразить свои чувства читателю, он и сам в них будет путаться. Чтобы разобраться самому или с собой, нужно писать для другого, а чтобы писать для другого, нужно разобраться сначала самому. Вот почему от читателя и воротит, и без читателя невозможно.
Но только читатель этот не реальный и не воображаемый, а такая помесь того и другого. То есть ты пишешь, как бы что-то объясняя другому, обязательно знакомому тебе человеку. Но этот знакомый человек – это его маска, это не тот человек из плоти, крови и фуражки, каким ты его видишь и знаешь, а как бы тот, каким он должен быть, чтобы быть твоим интересантом.
Поэтому лучшие диалоги и лучшие письма писатель пишет такому адресату, который терпеливо читает их и скорее поддакивает ему, чем всерьёз участвует в диалоге. Честерфильд – сыну, Чехов – Авиловой, Флобер – всеобщей писательской давалке Луизе Колле, – вот примеры шедевров эпистолярного искусства, когда писателя вдохновлял далёкий и, в общем-то, скорее обозначенный, чем известный ему адресат.
И каким разочарованием для Блока обернулось, когда актриса, вдохновлявшая его на создание «Снежной маски», вдруг однажды взбунтовалась и заявила на своё право иметь собственную жизнь, а не выдуманную поэтом...
