Украденный туман

Сергей страдает бессонницей, просыпается рано. Пьет поздно вечером снотворное, но встает в шесть утра. Так прошло десять лет, пока не увидел в температурном сне свою изъязвленную димедролом печень, или почку? Без таблетки просыпается без четверти пять. Есть время подумать о вечности: кто раньше умрет, тот дольше будет мертвым. На столике лежат часы, гравировано крупно «Помни Эльбрус. Поход 1988». Они то спешат, отдаляя Эльбрус, то отстают, приближая Сергея к снежным горам. Выше Первого Приюта он не одолел. Часы все еще показывают век, когда газетный репортер снимал «богатые колхозные урожаи». Он намечал бедный, отдаленный колхоз и чувствовал себя персоной грата. Выпив в меру с председателем, шли в поле и там, убедив потерпеть в интересах дела, опускал мужика на колени. Тогда золотая пшеница стояла по председательскую грудь, а если кукуруза, то выше головы. Сергей щелкал в разных ипостасях: председатель любуется полем, мнет в руках налитой колос. Бескрайняя нива. Что же еще придумать.

Вечерами Сергей прогуливался с молодой, или моложавой почтальоншей, бухгалтершей, фельдшерицей. Для начала, не далее незатейливых обниманий.

– Завтра уезжаю в пыльный, зачумленный, постылый город – говорил он задумчиво. – Но мог бы жить с тобой у этого синего озера (у пахнущего смолой грибного леса, уходящей в луга дороги и т.п.). Ему и вправду на минуту так казалось. Женщине приятно.

Собственно, раньше он снимал и писал о театре. Интересно. Интеллигентно, актрисы выпрашивают сценические фотографии. Однажды непростительно и халтурно ошибся: сделал снимки в субботу на генеральной репетиции и дал текст: «премьера спектакля прошла в воскресенье с большим успехом». С этим газета вышла в понедельник и сразу позвонил директор театра – премьера не состоялась. Его бросили на надои, окот овец, искусственное осеменение скота.

Залог не блядовть по командировкам он дал себе после фельдшерицы Мары. Сергея определили к ней на две ночи, в большой и чистый дом. Ах, хороша была Мара, довольно высокая полнеющая блондинка лет двадцати пяти. Небрежно выслушала о пыльном зачумленном городе. Сказала – в деревне лучше. Гуляли, вернулись поздно и света не зажигали, в проходной кухне спала старая бабка. Мара легла в комнатке без окна, за кухней. Гостю заранее постелила в просторной горнице. Он лежал на жестком домотканом покрове в смятении мыслей, чувствуя близость Мары. Слышно ее глубокое дыхание в ночи. Идти, что ли? Он робок от природы. А если она ждет. Босыми ногами Сергей тихо ступил, что-то с грохотом рухнуло. В полночной мгле метался он влево и вправо, натыкаясь на доски, веревки и полосы натянутой ткани. Все грохотало, раздался грудной смех Мары, зашевелилась старуха.

– Западня – подумал Сергей.

Рассвело, посреди комнаты валялась сломанная рама старинного ткацкого стана: в Латвии еще выделовали узорчатые грубошерстные ткани. От ночного нашествия Сергея стан пострадал, прялка каталась под ногами. В комнате за кухней вольготно раскинулась Мара. Сергей полагал пробыть еще день и, возможно, ночь, но уехал до полудня.

Глупейшей ночью он выглядел шутом и, понимая это, стал молчалив. Для себя старался представить идиотизм ситуации – анекдотом. Странно грустным. Деревенско – комндировочное проникало, вползало в городскую жизнь. Стану лет через семь подержанным городским ходоком, лысым юношей. Из женщин (немногих, вопреки молве) в Сергее жили, вклиниваясь в его внутренний монолог с самим собой, две или три. Других он трудно узнавал на улице. Не для самоутверждения ли этот гон: страдалец. Женщины достойны лучшей участи. Во фрейдистские наговоры он не верит. Заметно переменился, пришла заматерелая основательность. Ему доверили редкие по тому времени телевизионные съемки.

Поразился новой возможности снимать движение, двигаться самому. Камера принесла ему удачу. Когда в порту возвели дурно пахнущие ангары, «зеленые» заголосили по экологии. Сергей пошел в порт через пустырь, заросший овсюгом. Куропатка и пять крошечных птенцов убегали один за другим. Сергей сорвал с плеча камеру, она послушно застрекотала, запечатлев бегство птичьей семьи, и сразу перевел объектив на гигантские портовые краны, вновь беззащитные птенцы. Ожидал на пленке индустриальную мощь, подавляющую все живое. Увидел же единение природы и не страшного ей человека. Послал сюжет на престижный конкурс и получил некоторую известность в профессии. Он знал, что талантлив и ждал свободной и осмысленной жизни. Она пришла с Катей. Со страстью и романтикой, сентиментальностью, давно забытой, он женился. Виделись и раньше, лет семь тому назад. Тогда в театре, где женщины столь амбициозны, он не разглядел скромную Катю. Она не просила сценических фотографий. Её и его канувшие в пустоту годы.

На адрес редакции получилось письмо: Мара пригласила на свадьбу. С председателем колхоза, которого он помнил хорошо. Поехали с Катей.