Жизнь Аполлония

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за сентябрь 2023:

 

На чтение потребуется 1 час 40 минут | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

На третий день пребывания Аполлония в темнице явился к нему из Сиракуз некий муж, весьма наслышанный о мудрости философа. Узнав о постигшей Аполлония неправедной участи, он возжелал встретиться с ним, дабы из уст самого мудреца узнать правду о нём и его судьбе.

Войдя в темницу, незнакомец увидел Аполлония, в оковах сидевшего на скамье с задумчиво опущенным к земле взором, и преклонился пред ним.

– Кто бы мог представить, – воскликнул он, – всемудрого Аполлония заключённым в тюремные узы? О преемник Пифагора, я пришёл, дабы выразить тебе моё безмерное почтение и узнать, какие превратности судьбы привели тебя в темницу?

– Подозрительность тирана и его страх утратить власть – виновники моего незаслуженного заточения. Те, кто возненавидел меня, сделали коварный донос императору, в коем назвали меня соучастником устроенного против него заговора. Но зачем тебе, о незнакомец, беспокоить свои мысли моими заботами, когда совсем скоро, поправ высокомерие Домициана, я вновь возвращусь к свободе?

– Но разве дано тебе знать, – спросил муж Аполлония, – что совершит над тобой бессердечный тиран? Быть может, лучше исполнить тебе то, что хочет Домициан, и обрести желанное избавление от верной смерти, которая ожидает всех противящихся воле тирана?

– Не совершит душа моя никогда такого вероломства, – отвечал Аполлоний, – чтобы ради призрачных и бренных благ она предала своих друзей, коими являются Орфит и Руф. Они возымели нечестивый замысел устроить покушение на жизнь Домициана, оправдав его жестокостью тирана. Однако я всячески пытался обратить их к благоразумию и отвратить от неугодных небесам кровавых помыслов. «Противно богам всякое зло, которое совершают смертные в угоду своим желаниям», – научал я Орфита и Руфа, стремясь убедить их в несовместимости зла и блага, благородных помыслов и кровавых намерений. Но они, целиком отдавшись своему порыву установить справедливость, несмотря ни на что вознамерились претворить его в жизнь: однако не успели Орфит и Руф приготовиться к покушению надлежащим образом, как их намеренья уже были разоблачены.

– Где же теперь Орфит и Руф? – спросил незнакомец.

– Они были схвачены по приказу императора и отправлены в ссылку отбывать наказание.

– Неужели благим богам угодно, чтобы наисправедливейший из смертных Аполлоний терпел незаслуженную кару за своих друзей, непослушных зову правды?

– Ошибаешься, – ответил Аполлоний с улыбкой, – полагая, будто боги послали мне несчастье. Познай же, что небо направило меня в страшные лапы тирана лишь затем, чтобы моими устами возвестить Домициану и всем приближённым его истины Пифагоровы. Когда я выступлю на суде перед народом, многие, вняв моей речи, последуют за мной и возлюбят философию. Посему я и пребываю здесь, чтобы своим мужеством вдохновить всех, кто увидит и услышит меня, избрать спасительную стезю философии.

– Как же стерпел ты, о Аполлоний, лишиться по воле жестокосердного тирана бороды своей и волос, всю жизнь украшавших твоё лицо? Я, наверное, не снёс бы подобного унижения.

– Как же было мне поступить, как не смириться с моим положением узника и не перенести стойко и спокойно все лишения?

– Значит, ты не изменишь своему первоначальному намеренью и не уступишь воле Домициана?

– Мне нечего страшиться, – отвечал Аполлоний, – и узы мои не заставят меня сойти с пути правды. Тирану ненавистна правда, мне же – ложь.

Когда Аполлоний сказал так, проснулся наконец Дамид и, узнав о предмете разговора, воскликнул с негодованием:

– Как же мог ты, незнакомец, предложить Аполлонию сказать неправду императору? Разве неведомо тебе, что ложь противна пифагорейской философии и ненавистна богам?

Аполлоний успокоил Дамида, после чего посвятил незнакомца в философию Пифагора, тем самым исполнив его страстное желание. Приняв же истины из уст Аполлония, муж поблагодарил философа и незамедлительно покинул темницу, ибо явившийся страж велел ему уже уходить.

 

На следующий день увидел Аполлоний, как в темницу его заключили некого прекрасного юношу, блеском своей красоты, казалось, затмевавшего само солнце. Голова несчастного узника, обременённая роем тягостных дум, клонилась к земле; взор его выражал безмерное отчаянье, а очи готовы были источить слёзы. Когда новый узник приблизился к Аполлонию, наблюдавшему за ним с большим участием, философ наконец спросил его:

– Кто ты, о обречённый на смерть узник? Не могу я поверить, чтобы младой юноша, обладающий такой невинной красотой, был повинен в каком-нибудь злодеянии.

Тогда юноша, словно приведённый в чувство обращённой к нему речью Аполлония, перевёл бледные от несчастья очи на него и произнёс следующее:

– Видят Зевс и богиня справедливого суда Фемида, что чиста душа моя от скверны преступления. Я страдаю по вине жестокого тирана, который, влюбившись в меня, велел мне повиноваться его нечестивому вожделению. Но душа моя, воспротивившись мерзкой воле Домициана, решила сохранять целомудрие, даже если тиран будет угрожать мне смертью. Когда правитель тайно призвал меня и спросил, согласен ли я пасть жертвой его постыдной страсти, я смело ответил, что никогда не утрачу своего человеческого достоинства и не уступлю его животной страсти. Тогда Домициан, коему крайне не понравились мои слова, велел заключить меня в сию темницу, дабы я, отбыв в ней несколько дней, снова предстал пред ним с ответом: если я, оставшись на своём решении, откажусь удовлетворить похоть тирана, Домициан прикажет меня казнить, словно злодея. Мне же кажется, что участи, на которую тиран собирается обречь меня, более всего достоин он сам, ибо зло, содеянное Домицианом, превосходит преступления всех его заключённых, многие из коих страдают безвинно.

Аполлоний, выслушав плачевную историю юноши, сказал ему:

– Ты избрал верное решение, пренебрегши соблазнами Домициана, которыми он губит души многих своих несчастных жертв. Твоё несломимое мужество одержит победу над свирепостью страшного зверя, питающегося жизнями человеческими. Домициан неотступно шагает по мрачной стезе зла, и совсем скоро, когда жизнь его приблизится к своему ужасному концу, он низвергнется в приготовленную всем нечестивым безумцам пропасть. Вспомни, о юноша, верную Пенелопу, хранившую верность Одиссею наперекор воле женихов, мучивших её непрестанно своими домогательствами. Но боги спасли Одиссея от бурь судьбы, вернув его живым супруге через гром войны и буйство океана. Придя на Итаку, он остановил безудержный полёт высокомерных чаяний своих врагов, низвергнув в прах их дерзость. Живое воображение напомнит тебе судьбу Ипполита, сына Тесея, коего возлюбила преступной страстью Федра, его мачеха. Когда благонравный герой отказал Федре во взаимности, она, словно напоённая ядом эринии, оклеветала Ипполита перед Тесеем, обвинив его в похотливых ухищрениях против неё. Помнишь ли, что стало с Ипполитом?

– Он погиб мучительной смертью, – отвечал впавший в печальное уныние юноша, – будучи растоптан конями.

– Но разве не слышал ты, что Асклепий, божественный врачеватель, вернул Ипполита к жизни? Возвратившись из мрачного Аида к свету Гелиоса, Ипполит уехал в Италию, где в царском почёте и богатстве прожил свою вновь обретённую долгую жизнь.

– О старец, – обратился юноша к Аполлонию, – я знаю, что ты хочешь утешить моё скорбящее сердце надеждой на вызволение от настоящих мук. Но слова твои не избавят меня от неминуемой казни; они лишь оправдают мою смерть. Прекрасней всё же умереть за правду, нежели бессмысленно пасть за преступление. Почему я намного счастливей тех, кто обречён на казнь не безвинно: они погибнут с тягостным ощущением своего злодеяния, я же – с радостью от своей жизни, прожитой в светлой душевной чистоте.

Вняв словам младого узника, Аполлоний весьма изумился ясности и глубине мыслей юноши, прекрасным слогом выраженных через его уста, не осквернённые неправдой. Призвав на помощь всё своё красноречие, философ избавил юную душу от тяготевшего над нею камня бедствия. Когда же юноша узнал, что привело самого Аполлония к тюремным оковам, он ощутил своё душевное родство с Аполлонием, также невинно пострадавшим за правду. Будучи посвящён в пифагорейскую философию, он преисполнился прекрасного стремления следовать за Пифагором как за своим учителем. Проведя в философских размышлениях некоторое время, Аполлоний и юноша заговорили о поэзии, воскресив на своих устах строки из творений Гомера, Сапфо, Алкея и других любимцев муз. Тревоги, наполнявшие душу юноши, исчезли в нём, уступив место радости и мужеству.

– Настало нам время, о юноша и Дамид, призвать Гипноса: сей бог ниспошлёт нам сон, коему, по словам Гомера, подвластны все небожители и смертные.

 

Спустя несколько дней для юноши настало время казни. Представ перед судьями и самим императором, пришедшим лицезреть кровавую расправу над своей жертвой, юноша произнёс в своё оправдание длинную речь, растопившую каменные сердца всех тех, кто присудил ему смерть. В тот страшный час, когда рука убийцы уже приготовилась освободить душу несчастного от одежды тела и очи зрителей напряжённо устремились на беспомощного юношу, Домициан, не смея более выносить учинённой самим собой несправедливости, поднялся со своего места и, подав знак о помиловании, воскликнул: «Я дарю сему юноше свободу!». Восторженные возгласы народа заглушили последние слова императора, а благочестивый юноша, воздав хвалу небожителям, немедля покинул страшное место казни. В памяти его пронеслись вновь слова Аполлония, внушившего ему надежду на счастливое вызволение от пут смерти. «Кажется мне, – подумал он, – что старец, виденный мной в темнице, есть вовсе не человек, но один из богов, пришедший утешить мою сражённую отчаяньем душу».

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в сентябре 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: