HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Евгений Антонов

Рыбка - бабочка

Обсудить

Повесть

Опубликовано редактором: , 1.09.2008
Оглавление


1. Глава I. ...но не начало истории
2. Глава II. Бесовские игры

Глава I. ...но не начало истории


 

 

 

Китти устало брела вверх по склону. Солнце клонилось к закату и большая серебристая надпись "Quality Hotel", красовавшаяся на крыше большого, недавно отстроенного здания, высившегося на вершине холма, ослепительно сияла. Слева высилась эстакада мощной автомобильной развязки и от туда доносился давящий на уши, ровный гул проносившихся мимо автомобилей. Вид справа и вовсе был непригляден: развороченная тракторами, разбитая на несколько котлованов, и уже частично забетонированная площадка, груды строительного материала и мусора, непонятные по своему назначению механизмы. Это настолько диссонировало с увиденным ею в той, старой части города, откуда она шла, что по сторонам даже не хотелось и смотреть.

Ноги ее гудели. Она уже давно отвыкла преодолевать такие большие расстояния пешком, но то была приятная усталость, после которой внутренне чувствуешь себя еще лучше, а ночью так хорошо спится!

"Да, промышленный район – он и есть промышленный район. И кому только пришло в голову построить здесь такой чудесный отель? Хотя, отели ведь нужны повсюду, даже в таких местах. Мы слишком к ним привыкли и теперь уже без них не можем себя и представить", – думала Китти, ступая по слегка натоптанной тропинке, вьющейся вдоль велосипедной дорожки. Из-за того, что на всех этих эстакадах не было предусмотрено тротуаров, ей пришлось сделать большой крюк, но она и не расстраивалась: здесь она, хотя бы, могла походить по настоящей, живой земле, чего ей так не хватало в последнее время. Даже когда, уже совсем не далеко от отеля, на коротком горизонтальном отрезке, на ее пути попалась небольшая лужа, оставшаяся после утреннего дождя, она с удовольствием прошлепала по ней, замутив ее и запачкав грязью кроссовки. И затем, когда ей неизбежно пришлось ступить на асфальт (иначе ко входу в отель подойти было просто невозможно), она с интересом, что со стороны могло показаться странным, наблюдала за тем, как ее ноги оставляют за собой следы. Уже подойдя к самым дверям и вытирая подошвы о щетинистый пластмассовый коврик, она заметила, что успела обратить на себя внимание нескольких человек, сидящих в баре, огромные окна которого, почти во всю стену, выходили на эту сторону здания.

"Да и наплевать!" – подумала Китти, направляясь к дверям лифта. Она была слишком уставшей, чтобы смутиться или расстроиться. Более того, уже который день она был не в духе оттого, что ее послали в эту командировку в самый разгар отпускного сезона, спутав все ее планы на лето. И даже то, что по возвращении домой она автоматически могла считать себя уже в отпуске, более того, могла бы даже не возвращаться, а провести часть отпуска здесь (только что ей здесь делать?), не могло исправить положения. Может быть, именно поэтому она и задалась целью дойти до сюда пешком, почти из центра города, чтобы немного развеяться.

Приняв душ, она постояла несколько минут у раскрытого окна, ловя влажным телом прохладный вечерний бриз и наблюдая всю ту же дорожно-строительную перспективу, затем натянула на себя джинсы с футболкой и спустилась в бар.
      Бар был почти полон и Китти, быстро заказав себе у стойки коктейль с салатом, прошла к единственному свободному столику, стоявшему у самого окна. Вид из окна ласкал взгляд: очень нежной и прозрачной казалась листва деревьев, растущих в разбитом возле отеля скверике, в пробивающихся сквозь нее лучах заходящего солнца. Справа от скверика виднелся край асфальтовой площадки перед входом в отель. Китти даже немного вытянула шею, пытаясь разглядеть, не сохранились ли еще отпечатки ее ног. И снова подумалось ей, что смотреть на живую, поросшую травой землю, и, особенно, ходить по ней, все же гораздо приятней!

"Вы знаете, а ведь это не так уж и плохо, как вам кажется, когда город почти полностью заасфальтирован".

Китти вздрогнула. Да и невозможно не вздрогнуть, когда человек буквально читает твои мысли! К тому же незнакомец.

Он сидел за соседним столиком. Также один. Также смотрел в окно и потягивал из стакана апельсиновый сок. Одет он был почти как и сама Китти: джинсы, легкая рубашка. Только что вместо кроссовок на нем были летние кожаные туфли. Выглядел он довольно молодо. Сначала Китти показалось, что они с ним были примерно ровесниками, но когда незнакомец оторвал свой взгляд от окна и, наконец-то, посмотрел на нее, Китти определила, что ему было уже за тридцать: морщинки, бегущие лучиками от глаз, выдавали возраст.
      Незнакомец слегка улыбнулся и как-то успокаивающе добавил: "Я просто видел, как вы сюда шли и старались ступать именно по земле".

Он снова посмотрел в окно.
      "У меня и у самого иногда возникает такое же чувство, что-то вроде чувства голода по тому, чтобы ощутить под ногами не искусственную твердь, а нечто "живое" от природы, будь то хотя бы даже сырая от дождя и скользкая глина".

Немного помолчав, он вдруг предложил: "А вы подсаживайтесь ко мне. Отсюда и закат лучше видно".

Голос его, при этом, утратил нотки некой отстраненности, слышавшиеся до этого. Лицо приятно оживилось, особенно глаза. Красивые светло-карие глаза, которые Китти сразу ужасно понравились.

Китти не нужно было долго упрашивать, тем более, что в душе и она и сама уже немного устала от одиночества, болтаясь в чужом городе.

"Так вот, – продолжал незнакомец, – это не так уж и плохо, когда в городе много асфальта. Нет, я, конечно же, не имею в виду "абсолютную заасфальтированность", когда во всем городе не сыскать ни единого деревца, а просто это хорошо, когда нет мостовых или брусчаток, ступенек, бордюров и прочих мелких препятствий; когда ровный и гладкий асфальт есть везде, где людям можно и свойственно передвигаться".

Голос его был насыщен приятным мелодичным звучанием, а легкий акцент давал понять, что английский язык не являлся для него родным. 
    "Однажды, когда я жил в одном небольшом, довольно уютном городке, мне удалось избежать, благодаря этому обстоятельству, крупных неприятностей, хотя с асфальтом там обстояло все не так уж и идеально, как я только что описал, но все же...

Видите ли, небольшая фирма по продаже лекарственных препаратов, в которой я тогда имел удовольствие работать, по каким-то там причинам закрыла свой филиал в этом городе. Помещение нашего офиса тут же было сдано в аренду другой подобной же фирме, а офисную мебель, почти совсем еще новую, кстати, мы с бывшими коллегами выкупили для себя "по остаточной стоимости", то есть почти задаром. Мне, собственно, она была как-то и ни к чему, но коллеги мои, видимо для того, чтобы все мы были в равном положении перед законом, настояли на том, чтобы я хоть что-нибудь взял. И я взял свой стул, стул на котором я восседал в течение тех самых нескольких месяцев, что я проработал в этом чудесном заведении.

Это был современный, изготовленный с высочайшим качеством офисный стул на роликах, с регулируемой высотой сиденья и положением спинки, прочими, как говорится, "наворотами", и очень, кстати, удобный. 
     Между тем, пока суд да дело (а известие о ликвидации нашего филиала пришло уже после обеда, ближе к концу рабочего дня, причем к утру все должно было уже быть закончено), на улице совсем стемнело и, как-то быстро и незаметно, наступила ночь.

Вы, вероятно, знаете эти маленькие города, спутники урбанизированных монстров. По ночам там все нормальные граждане сидят по домам и смотрят телевизор, а с виду безлюдные улицы полны бандитов.

И вот, когда я со своим стулом вышел из дверей офиса, меня охватила какая-то вязкая и неприятная тревога, предчувствие чего-то нехорошего. Делать однако, было нечего и я двинулся по направлению к дому. Жил я нет сказать, чтобы очень далеко, и потому имел обыкновение ходить на работу и с работы пешком. Прошагав с полсотни метров со стулом в руках, я вдруг сообразил, что было бы гораздо удобнее поставить его перед собой и просто катить, словно тележку или коляску.

А "ход" у этих роликов был отменный! Такой, что я сам, в конце концов, уселся на стул, опустил сиденье пониже, и покатился самым натуральным образом, отталкиваясь ногами то слева, то справа, словно веслами при плавании в каноэ.

Передвижение мое облегчалось еще и тем, что дорога шла под уклон (я жил в так называемой "нижней части города) и на некоторых участках мне даже не приходилось толкаться.

Видели бы вы те недоуменные рожи, которые высовывались из-за мусорных баков и из подворотен уже за моей спиной! Скорее всего, в темноте переулков, по которым мне приходилось "проезжать", они просто не могли взять в толк, что это за штука такая движется с шумом, не похожим ни на что. Я же, в свою очередь, настолько приноровился, что даже решил объехать стороной пару опасных мест. В результате предпринятого маневра я подъехал к своему дому с другой стороны, оставив, таким образом, в стороне очень нехороший в темное время суток скверик, расположенный шагах в пятидесяти от моего подъезда. И вы знаете, вовсе не напрасно, так как по утру выяснилось, что именно в ту ночь там обосновалась какая-то шайка головорезов и что кому-то из редких прохожих, действительно, в ту ночь не повезло". 
     Незнакомец умолк, но по его блуждающему взгляду и подобию легкой улыбки Китти поняла, что это было далеко не все, что он хотел, или мог бы рассказать. Китти и сама молчала. Она даже не знала, что и сказать. Заказ ее давно принесли, но она так ни к чему и не притронулась. Чувство голода как-то притупилось, но за то появилось ощущение того, что она прикоснулась к чему-то, чего не бывает. Довольно приятное ощущение. Одновременно Китти поняла, что с этим человеком будет легко и просто. Настолько легко, как ни когда и не с кем до этого. 
     "И что было дальше?" – спросила Китти осторожно, больше для того, чтобы вернуть собеседника в реальность, чем для того, чтобы узнать, что же было дальше.

"Дальше? А дальше я и не помню. Да это и не важно".

Помолчав пару секунд, Китти вновь осторожно спросила: "А что же тогда важно?" Странным образом она чувствовала, что касается чего-то очень хрупкого, и что нужно было быть очень осторожной, чтобы не сломать это "что-то" и не нарушить того чудного состояния, в котором она вдруг себя ощутила, просто находясь рядом с этим человеком и наблюдая за ним.

"А важно сейчас то, что мы с вами словно бы знаем друг друга уже очень давно... Странно, правда? Хотя со мной это происходит далеко не впервые. Но вы не думайте, что это всегда настолько просто – оказаться с человеком на одной волне и тут же начать его чувствовать. Есть на земле места абсолютно дикие, но "дикие" не в общепринятом понимании этого слова, а ... даже не знаю, как вам и объяснить... Ну вот, например, в одном из тропических лесов я и несколько моих товарищей пытались выйти на контакт с местным племенем амазонок.

Это было даже не племя, а его остатки, небольшой клан женщин-хранительниц какого-то страшного секрета, вовсе уже не воинственных, зато окутанных тайной и почти мифических. Белые переселенцы их никогда не видели, но почему-то были твердо уверены в их существовании. Среди туземцев же на просто даже упоминание о них было наложено табу. Наши проводники разбежались от нас без оглядки, лишь только поняв цель нашего предприятия. Я не стану живописать вам всех наших злоключений, так как к тому, о чем я хочу вам рассказать, это не имеет отношения, но скажу лишь, что "контактным кодом" оказались семь пойманных ежиков".

Чувством юмора Китти не была обделена и в иных случаях она бы, наверняка, смеялась до упаду, услышав такой рассказ, но сейчас... Она сидела и слушала словно маленький ребенок, а в голове ее проносились мысли совсем отличные от тех, которые следовало бы ожидать. Например, ей вдруг подумалось, что ежам в тропиках, наверное, очень жарко и приходится пить много воды. Она чувствовала, что лицо ее имело нелепое выражение, но ничего не могла с этим поделать. Незнакомец же, помедлив пару секунд и глянув на свою собеседницу, продолжил.

"По выражению вашего лица я догадываюсь, что вы хотите мне сказать, но поверьте мне, там действительно водились ежики, обычные ежи, которым свойственно водиться в умеренном европейском климате.

Нужно было наловить их ровно семь штук, затем просто немного подождать. И они появлялись. Появлялись так, словно были здесь, среди окружавших нас деревьев уже давно, только до этого мы их не замечали. Несколько женщин разного возраста, преимущественно молодых. Светло-русые, стройные, голубоглазые, с чуть смуглой кожей, с европейскими и чрезвычайно правильными чертами лица.

Я и сам не знаю, как так может быть. Те, кому мы об этом позже рассказывали, уверяли нас, что это было нечто вроде наваждения, галлюцинации, вызванной либо пребыванием нашим в гипнотическом состоянии, либо наркотическим воздействием пыльцы каких-нибудь растений. Но я-то знаю, что они были на самом деле! Я не был бы настолько в этом уверен, если бы не то, что случилось потом... Только об этом, уж вы простите меня, я рассказывать не буду. Это очень личное...

Итак, семь ежиков. Причем, когда они знали (а, по-моему, они просто видели это), что мы снова хотим их увидеть, и ловим ежиков, они начинали ловить их тоже. Обычно мы успевали поймать штуки две-три, как они появлялись и показывали нам остальных ежей, которые сидели у них на руках тихо, словно котята.

Я не знаю, так ли это сейчас. Я думаю, что так. Ведь мы никому из местных жителей не сказали о семи ежах, а вам я никогда не укажу вам точно того места. Так что тайна так и останется тайной. И ключ к ней все тот же.

Я и сам сейчас вряд ли смогу это место найти. Я даже и не помню, как мы оттуда выбрались. Все было как во сне и мы пришли в себя, лишь оказавшись в отеле одного из больших городов, лежащих на теплом океанском побережье".
      Незнакомец снова умолк на какое-то время и по выражению легкой грусти на лице и взгляду "в пустоту" Китти поняла, что тот снова был "где-то там". Затем, когда лицо его осмыслилось, он сделал то, чего Китти никак от него не ожидала, по крайней мере, сейчас: поднялся, пожелал приятного аппетита и спокойной ночи, и торопливо направился к выходу из бара и далее – к лифту.

В ту ночь Китти, несмотря на всю усталость, накопившуюся за день, долго не могла уснуть. Голова ее была полна мыслей об этом загадочном человеке и о том, что он ей поведал. Ей казалось, что перед ней приподняли занавес, за которым она увидела нечто блистающее и манящее, о существовании которого она просто не догадывалась. Но увидела лишь мельком, потому что занавес тут же опустили. Засыпая, она думала о том, что теперь не может позволить этому человеку так просто взять и исчезнуть из ее жизни. Теперь она точно решила не спешить домой, а остаться здесь еще на какое-то время. На какое же именно, она сказать пока не могла.

Весь следующий день Китти провела в отеле или рядом с ним. Она была близка к отчаянию когда, уже после полудня, ближе к вечеру она наконец-то увидела его вновь. Он подъехал на такси откуда-то со стороны города и тут же поднялся к себе в номер. Он был задумчив и вокруг себя ничего не замечал. Китти подумала, что, скорее всего, это было его естественное состояние. Стало быть, он никуда не уехал и все еще здесь. У Китти отлегло от сердца. Еще немного побродив, она прошла в бар, что-то себе заказала, и стала ждать.

"Вы знаете, мне было крайне интересно, придете ли вы сегодня сюда вновь", – Китти была безумно рада услышать за спиной его голос. Он сел на то же самое место, где и сидел накануне – за соседним столиком.

"Почему?" – спросила Китти, хотя с языка так и хотела сорваться точно такая же фраза.
      "В вас что-то есть, что я редко встречаю в остальных людях".

"Что же это?"

"Не знаю. Мне трудно выразить. Да это и не важно. Главное – что оно есть".

"Это может показаться глупым или банальным, но про вас я могу сказать абсолютно то же самое".

"Оно и не удивительно".

"Означает ли это, что мы с вами – родственные души, или что-то вроде того?"
      "Х-м, оно, конечно, вполне возможно. Хотя лично я, уж вы, пожалуйста, не обижайтесь, очень в этом сомневаюсь".
      А фраза, действительно, была обидной. У Китти даже вырвался невольный вздох разочарования.

"Вот видите! Вы все же обиделись, а, между тем, все гораздо сложнее. Я попробую вам это сейчас объяснить".

Он пересел к ней за столик, и вновь Китти поразилась его быстрому переходу из состояния вялого созерцания в состояние почти что крайнего возбуждения.
      "Ради Бога, только не возражайте против того, что я собираюсь вам сейчас сказать, иначе вы нанесете мне, где-то там внутри, очень болезненную рану! Ведь это вовсе не является результатом каких-либо аналитических выкладок или логических размышлений, которые можно было бы оспорить, приведя свои, не уступающие по силе доводы и аргументы, возможно основанные на более точном математическом расчете. Это гораздо большее. Это то, что во мне, что я чувствую и в существовании чего абсолютно уверен, несмотря на всю свою иррациональность и метафизическую природу. Я видел это сам.

Дело в том, что у меня есть некоторые сомнения относительно принадлежности нашей к одному и тому же миру. То есть...я, возможно, неправильно выразился, если это вообще возможно выразить.

Видите ли, существуют такие точки пространства, которые являются своего рода переходами в другие измерения..."

Он споткнулся, словно потерял нить своего же повествования, и как-то озадаченно посмотрел на Китти. Затем, спохватившись, продолжил.

"Вот видите, мое изложение приняло форму лекций какого-нибудь сухаря-профессора из института ядерной физики, но, поверьте мне, на самом деле все это выглядит обыденно и просто.

Когда со мной это случилось в первый раз, я находился на оживленной городской улице в предвечерний час, когда фонари еще не зажглись и сумерки, как мягкое серое молоко, тихо разливались по городу.

Отойдя немного в сторону от потока прохожих, поближе к стене какого-то старого дома, я нагнулся, чтобы завязать на ботинке шнурок. Сделав это, и уже почти выпрямившись, я вдруг заметил краем глаза какое-то странное свечение, возникшее немного в стороне от меня, возле самой стены здания. Неуместность его была настолько очевидной, что я невольно вздрогнул и выпрямился во весь рост. Свечение исчезло. Первой мыслью, пришедшей мне в голову была та, что я, глупый осел с перепугу упустил что-то очень важное, что-то, что удается увидеть только раз в жизни, и далеко не всем. Стараясь не менять положения своих ног, я снова слегка согнулся, и оно появилось.

Да, я увидел его вновь! Оно напоминало световую дисперсию, тот эффект, когда смотришь на какой-нибудь слабый источник света, полузакрыв глаза, сквозь ресницы: световое пятно то вспыхивает, то затухает; то вытягивается по одной из осей пространства, то начинает захлопываться. Особенно это красиво, когда смотришь на колыхающееся в легком движении воздуха пламя свечи. Это, кстати, одно из самых ярких моих детских впечатлений. Но, наблюдая за этим пятном на сумеречной городской улице, я заметил, что если прилагать зрительные усилия к его границам, оно начинает слегка раздвигаться. Пусть едва заметно, но все-таки раздвигаться. Причем, спустя какое-то время после начала моих неумелых попыток сделать это, оно уже не возвращалось к своим первоначальным размерам, даже если я свои усилия ослаблял.

Вскоре в красновато-желтом искрящемся мареве стало заметно какое-то движение. Вернее сказать, даже не в нем, а словно бы где-то позади него.

Нет надобности и говорить о том, что весь остальной мир в эти мгновения для меня просто перестал существовать. Хотя сейчас, по прошествии уже нескольких лет, мне становится интересно, как тогда реагировали на меня прохожие и, самое главное, видели ли они меня вообще.

Когда пятно приняло такие размеры, что в него можно было свободно пройти, я приблизился к нему вплотную. За искрящейся пеленой я увидел комнату. Это было довольно просторное помещение, наполненное приглушенным светом, лившимся из небольших светильников, расположенных на стенах тут и там. Сами стены были задрапированы чем-то вроде ковров или гобеленов, в расцветке которых преобладал розовый. Да и вся комната имела больше розовый оттенок. По середине комнаты стояло несколько столов, за которыми сидели люди (как мужчины, так и женщины) в вечерних нарядах и что-то делали, мне показалось, что играли. Несколько человек прохаживались между столами, очевидно наблюдая за игрой.

Протянув сквозь эту пелену руку, я не почувствовал буквально ничего. Не было заметно даже малейшего оптического искажения, как это обычно бывает, когда опускаешь руку в воду. Просто я видел, что она находится там, позади прозрачного светящегося полотна...

В ваших глазах я уже прочитал тот вопрос, что вы хотите мне задать. Нет, я не стал этого делать. Я просто испугался. Испугался того, что обратно я уже не смогу вернуться. От осознания этого меня прошиб холодный пот. Я резко отдернул руку и даже немного попятился. Невольно у меня возникло желание окинуть взором то, чем я рисковал. Я отвлекся буквально на секунду.
      Да, я снова услышал шум большого города и увидел вновь все ту же разношерстную массу спешащих куда-то людей, и даже заметил, что машины двигались уже со включенными фарами, и что тускло замерцали не разгоревшиеся еще на полную мощность газовые лампы уличных фонарей. Но даже этой ничтожной секунды хватило, чтобы свечение пропало.
      Примерно с минуту я стоял не двигаясь и приводя мысли в порядок, чего мне никак не удавалось сделать. Решив обдумать все это немного попозже, я попытался еще раз, всячески меняя положение тела и угол зрения, увидеть свечение. Но, как говорят в таких случаях, поезд ушел...

Но постойте, это еще не конец истории! До вас я еще никому об этом не говорил. Дело в том, что позже, в течение прошедших после этого лет я еще несколько раз видел это свечение. Да, я видел его! И так же несколько раз я проходил сквозь него. И, знаете что, я оказывался при этом не только в другом мире, но и в другом времени.

Вы спросите, где я сейчас? Я не знаю, но многое из виденного мною преследует меня до сих пор".

 

 

"Главное – это не вступать в бой во время марша с какими-нибудь бандитами или шпаной", – замполит стоял перед строем как-то косо и постоянно шмыгал носом. Он только что вышел из штаба полка, которым служило маленькое покосившееся деревянное здание, где он был на аудиенции командира. По его взъерошенному виду и по тому, как он потирал ушибленные места, стараясь делать это украдкой, была ясно, что досталось ему, что называется, "по полной программе": за все, что было и что будет тоже, на всякий случай, для профилактики. Солдаты, прослужившие в полку больше года и знавшие местные порядки, иногда жалели его, так как должность его была не из простых – нечто вроде королевского шута, которого Его Величество и приближенные шпыняли как хотели, себе на потеху, но который, опять же, в силу того, что постоянно крутился возле короля, мог и погубить кого угодно, просто наушничая. Официально должность его теперь наименовалась длинно и мудрено, но по привычке, оставшейся от прежних времен, все в полку звали его просто замполитом.

"Их развелось сейчас – в каждой подворотне не по одному десятку, а понять они того не могут, что военные шуток не шутят и не в игрушки играют, что случись чего, мы же их всех перестреляем к чертовой матери, а потом сами же и будем виноваты! А зачем нам это нужно?"

Приходя понемногу в себя, он, по петушиному подергиваясь, начал прохаживаться вдоль строя.
      "Мы же идем при оружии, с боекомплектом, и потому повторяю еще раз: со шпаной не связываться, на провокации не поддаваться, боя избегать".

Большая часть пути к полигону, где должны были проводиться стрельбы, пролегала по длинному подземному тоннелю, использовавшемуся когда-то для перевозки ракет из одной ракетной шахты в другую и от того бывшим в те времена сверхсекретным. Теперь об этих тоннелях не знали разве что малолетние дети, и порою встретить там можно было кого угодно, хоть военные и старались держать их под замком. Путь этот командование полка посчитало гораздо более безопасным для личного состава, нежели чем маршрут, пролегающий через город, маленький провинциальный городишко, живший непонятно чем, и который, за творившийся в нем беспредел, население прилегающих территорий прозвало "Гуляй-полем".

Когда тоннель сузился настолько, что пришлось перестроиться в колонну по двое, замполит скомандовал немного притормозить и, все также по птичьи подпрыгивая, придерживая одной рукой новую полевую фуражку, а другой – болтающуюся на заднице планшетку, поскакал вперед, чтобы "разведать обстановку".

"Направляющие, короче шаг!" – разнесся по тоннелю зычный голос первого замкомвзвода, хотя можно было и не орать, так как сам он шел практически во главе колонны. Колонна послушно замедлила свое движение и вскоре совсем остановилась: следуя извечному принципу, гласящему, что "без начальника никто не работает", сержанты решили немного перекурить. Однако толи от того, что наличие заряженного боевого оружия придавало им известную долю ответственности, толи от того, что из-за отсутствия вентиляции становилось уже нечем дышать, минут через пять вновь раздалась команда строиться и начать движение.

В тусклом свете местами уцелевших лампочек колонна могла показаться огромной уродливой гусеницей, устрашающе ощетинившейся. Но, как это обычно водится, одно прикосновение соломинкой вынуждает такую гусеницу нервно вздрогнуть, свернуться беспомощно в клубок и затем начать отчаянно извиваться и дергаться во все стороны.

Колонна вздрогнула, когда из-за очередного поворота как ошпаренный выскочил замполит. С выпученными глазами, размахивая правой рукой, он истошно кричал: "Туда нельзя! Нельзя туда – там шпана!". Фуражки с планшеткой на нем уже не было, ворот френча был порван, портупея волочилась где-то сзади. Левой рукой он прижимал к груди кобуру с пистолетом, спасенного, видимо, ценой невероятных усилий и благодаря природной верткости своего владельца.

"Твою мать!" – только и смог проговорить первый "замок", остолбенев от неожиданности. Первые ряды также встали, в то время как задние продолжали напирать. Окончательно строй был нарушен внезапной возней и криками, возникшими примерно в середине колонны, возле одного из примыкавших к основному тоннелю боковых штреков.

"В бой не вступать! – почти провизжал замполит. – Нам же и придется отвечать!". И, завидев выскочивших у него за спиной разношерстно одетых и свирепо размахивающих всевозможными орудиями избиения подростков, он взял короткий разгон, вклинился в солдатскую массу и, работая локтями со скоростью швейной машинки, стал пробиваться из окружения.

Выскочить наружу в числе первых, чтобы успеть принять необходимый для его статуса имидж, ему не удалось. Безпоясый, в разодранном френче, без пуговиц и, что ужаснее всего, без пистолета, но за то с подбитым глазом и расквашенной губой, он был вынесен редеющим потоком "бегущих к свету". Внезапно вспомнив про такой прием настоящих разведчиков, как "отрезание хвоста", он тут же бросился обратно к железным дверям входа в тоннель и принялся их закрывать, пинками стараясь отбросить назад отставших, уже последних из своего отряда, жертвуя ими ради спасения невинных жертв, которые неизбежно были бы, если батальону придется открыть огонь.

Лишь получасом позже, когда ценой сорванного голоса и беспрерывной беготни ему удалось построить нечто вроде боевого порядка, он понял, что "открывать огонь" было бы, в общем-то, уже и не из чего.

 

Китти сидела в полном оцепенении. Она не могла сказать, как долго это длилось. Она не знала, был ли это сон, или транс, произносил ли он это вслух, или она просто "считывала" то, что он хотел ей сказать. Стояла уже ночь и бар начинал пустеть. Сама она чувствовала себя так, как будто наглоталась транквилизаторов. Все чувства ее притупились, желания отсутствовали. Ее собеседник продолжал сидеть рядом с ней. С виду он и сам пребывал в таком же состоянии, а может, просто глубоко задумался. У Китти хватило сил лишь на то, чтобы встать, попрощаться и подняться к себе в номер. Сон навалился на нее почти мгновенно, словно поджидал ее уже давно и истомился в своем ожидании. Отбиваясь от него, она еле успела раздеться. Но и во сне все было не так, как всегда.

 

 

Человек шел, подставив лицо свежему ветру, сквозь медленно и неохотно разливающийся рассвет по безлюдной обледеневшей дороге. В ушах его звучала музыка, которую никто кроме него не слышал, да и не мог слышать. Слезы, катившиеся из его полу прикрытых воспаленных глаз, не могли выразить всего, что он сейчас чувствовал. Просто он вдруг внезапно открыл для себя, что у него получилось. Получилось то, к чему он так долго стремился. Он понял, что несмотря на то, что этот мир, который всегда старался затянуть его в себя, засосать, растащить по мелочам; этот мир, который в конце концов почти раздавил его физически; этот мир остался позади. Человек был выше этого мира, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Даже следы гусеничного трактора, по которым он спотыкаясь шел, и рваные облака грязного дыма, пугающе валившие из огромных труб и тянущиеся поперек дороги и далее через весь горизонт, даже это уже ничего не значило и не могло замутить открывшуюся ему картину истинного положения вещей. Он парил над землей, хотя со стороны и казалось, что он все еще шел по ней. Шел, подставив лицо свежему ветру.


     

Как ни было это странно, на утро Китти проснулась неожиданно свежей. Во всем теле чувствовался какой-то незнакомый, а, может, просто давно забытый прилив сил. Даже в природе что-то изменилось и на улице стало гораздо лучше, хотя до этого казалось, что лучше уже и быть не может. Так иногда бывает, когда во время болезни примешь сеанс какой-нибудь лечебной физео-процедуры, но вместо ожидаемого улучшения начнешь чувствовать себя гораздо хуже, зато на следующий день, когда минет кризис, становишься вдруг совершенно здоров.
      Спустившись к завтраку, она буквально столкнулась с ним нос к носу, когда шла с только что налитой чашкой чая к облюбованному ею столику.

"Доброе утро, – Китти даже рассмеялась от неожиданности, по детски радостно и звонко, – только не говорите мне, будь-то вы знали, что встретите меня именно здесь и именно сейчас!"

Его улыбка была настолько же радужной и согревающей, как и погода за окном. Про себя Китти заметила, что все было бы не так, если бы не его глаза: они буквально лучились.
      "Что вы, конечно же, я не буду этого говорить! Вы и сами знаете, что так оно все и обстоит".

За завтраком они болтали просто ни о чем, представились друг другу, перешли на "ты", и Китти было легко и хорошо.

Его звали Тони. По крайней мере, он так просил себя называть. Был он, как Китти и предполагала, далеко не здешний, и объездил уже почти пол мира. Чем он занимался по жизни и на что жил – оставалось только догадываться. Да это было не столь уж и важно. В этот день он тоже никуда не спешил и они решили вместе прогуляться до ближайших холмов, покрытых лесом таким темным, что из далека он казался абсолютно первобытным.
      Китти чувствовала, что желание побыть рядом друг с другом было, явно, взаимным и это ее безумно радовало. Она даже не могла сказать почему. Себя она считала вполне взрослой женщиной и, еще день назад, отнесла бы подобную радость к разряду глупостей, о которых давно стоит позабыть. Она даже развила в себе своего рода философский подход в отношении мужчин и успела утвердиться в мысли, что довольно редко можно встретить кого-либо из них, достойного серьезного внимания. Да и сейчас она вряд ли могла сказать, что что-то в ее философии поменялось, просто она, не могла отнести его к разряду обычных людей вообще. В то же время, она не могла думать о нем, как о существе бесполом. Вовсе наоборот! Она испытывала к нему сильное влечение. Влечение особого свойства.
      Внезапно ей захотелось узнать о нем все, но не в смысле обыденных вещей, которые интересуют нас, когда мы встречаем незнакомого нам человека, а все то, что творилось у него внутри. При этом она чувствовала, что желание ее было несбыточным. Все же, когда они уже карабкались меж кустов по каменистому склону к какому-то странному деревянному сооружению, расположенному на одном из холмов, она отважилась спросить его про те места, где он вырос.

"Видишь ли, милая Китти, воспоминания мои о том времени и о тех местах не очень для меня приятны. Мне даже рассказывать об этом ничего не хочется. Хотя, порою, меня все же гложет "тоска по родине", но тоска эта весьма своеобразна. На память мне чаще всего приходят какие-то несуразные картинки: то я вижу нашу местную психушку, по совместительству являющуюся и наркологическим диспансером, двухэтажное полу развалившееся деревянное здание, некогда выкрашенное синей краской и от того прозванное в народе "Голубым Дунаем"; то я вижу сам народ в образе пьяного, одетого в рваную грязную рясу попа-расстриги, руководителя секты чего-то там и какого-то дня, бегающего между сосен по над обрывом и грозящегося спрыгнуть вниз, и следующей за ним по пятам босоногой здоровенной бабы в уссятых от страха трусах, причитающей и умоляющей его пощадить себя во благо паствы...

Иногда мне вспоминается, как я повел своего сына впервые в школу. Это было еще до того, как я опустился на самое дно, и для всех окончательно пропал из вида.

Родителей всех собрали в так называемом "актовом зале", служащим одновременно и школьной столовой, где хор старшеклассниц пропел малахольными голосами, фальшиво, в разнобой, путаясь и забывая слова, песню "С чего начинается Родина", а на плюшевом потертом занавесе, закрывавшем маленькую сцену, висел плакат "Здравствуй школа!". Причем немного выше него красовались, вырезанные из блестящей бумаги, большие английские буквы, которые, по идее школьного руководства, должны были сложиться в слово "HELLO", но заключительная "O", видимо, на кануне незаметно отвалилась, и теперь вся эта композиция невольно сводилась к незамысловатому, но зловещему "Welcome to Hell!", что при виде заморенных старшеклассников не казалось слишком далеким от правды. Причем, как я понял позже, это было правдой не только в масштабах школы".

Китти было и смешно, и грустно. Она вдруг заметила, что и ее собственное настроение стало меняться часто и легко, и ей было пока не понятно, было это хорошо или плохо. Они как раз сидели над скалистым обрывом, между сосен, и ей так легко было представить то, о чем он только что рассказывал.

"Странно, а психушка тут при чем, – думала она, болтая ногами и жмурясь на солнце, – вообще-то, по-другому, наверное, и быть не могло".

"А почему ты сразу от туда не уехал?... Ну, я имею в виду, сразу, как тебе там стало плохо?"

"От туда не так просто уехать, как это можно сделать здесь. Для меня это было вообще невозможно".
      Следующий вопрос крутился у Китти в голове как неловкий щенок, попавший в картонную коробку и не знающий, как оттуда вылезти.

"Но... ты же говорил (тут ей подумалось, что, может, он этого и не говорил, что ей это все приснилось)...ты говорил, что можешь делать это по-другому, что можешь проникать в другие места, проходя сквозь...".

"Это удавалось мне крайне редко. И, кроме того, делая это, я мог оказаться в непонятном для меня мире, или в совершенно ином времени, и даже стать участником того, что там происходило, но в пространственном отношении я всегда оставался примерно в том же самом месте. Это я понял уже позже".  

"И как же ты смог от туда выбраться?" 

"Представь себе, на самолете. На маленьком спортивном самолете, на таком маленьком, что я даже и не знал, что такие бывают. Он приземлился ранним июльским утром на большом, поросшем травой пустыре по над рекой возле серой и унылой многоэтажки, в которой я тогда жил. Я был предупрежден заранее и, поэтому, уже ждал его. Стартовали мы прямо с проезжей части улицы, которая под прямым углом примыкала к набережной. Я думал, что пилот просто выруливает обратно на пустырь, куда он только что приземлился, но он, взяв короткий разгон, потянул штурвал на себя перед самым перекрестком и мы резко пошли вверх. Я только успел заметить, как под нами, почти зацепив за шасси самолета, проскочил синий легковой автомобиль и, через несколько десятков метров, въехал в автобусную остановку. К счастью, она была пуста в столь ранний час. Мы взлетали так стремительно, что в кресле я почти лежал. Пилот же, обернувшись ко мне, лишь рассмеялся и протянул мне мой паспорт, в котором стояли уже все таможенные штампы, согласно которых я, начиная с предыдущего дня, находился уже совсем в другой стране. Потом мы снизились до предела и летели каким-то секретным маршрутом, который невозможно было проследить радарами. Я даже не заметил, когда мы пересекли границу".

Они просто сидели и молчали, и ей было совсем не страшно сидеть рядом с ним на краю такого высокого обрыва.

Прямо под ними, откуда сбоку, из-за деревьев, вырулил микроавтобус и стал спускаться по едва заметному, скорее всего, своему же следу, к автотрассе. Появление его было столь неожиданным, что Китти снова рассмеялась. Она взглянула на него. Он тоже улыбался. Наверное, больше радуясь ее смеху, чем по причине нелепости появления этого автобуса. По особому выражению на его лице она поняла, что он снова вспомнил что-то необычное. И она ждала, с замиранием сердца, расскажет ли он ей об этом.

"Тебе никогда не доводилось ездить на автобусе, идущем из ниоткуда? Нет?.. А со мной это однажды случилось...".

Он откинулся спиной на траву и, подложив руки под голову, принялся рассматривать плывущие по небу облака. Китти начала опасаться, что продолжения не последует.

"Автобус из ниоткуда?"

"Да, из ниоткуда. Я знал, что там нет и не может быть дорог, на той луговине, расположенной в пойме реки, возле берега одного из многочисленных в тех местах рукавов и проток. Я возвращался домой после неудачной ночной рыбалки, промокший до костей и уставший как собака, когда вдруг увидел его. Это был обычный небольшой автобус старой модели, которых раньше колесило по нашим дорогам – видимо-невидимо. Он вырулил откуда-то из-за рощицы, расположенной неподалеку и, аккуратно объезжая заросли кустарника, не спеша, покатил в мою сторону по перестоявшей и полегшей после дождя луговой траве.

Не скажу, что я сильно удивился. Я и не мог сильно удивиться, потому что я знал, что это не могло быть правдой. Но тем, кто в нем ехал, очевидно, было на это абсолютно наплевать. По свойски, негромка урча мотором, автобус подъехал, остановился прямо передо мной, и дверь его открылась.

Что мне оставалось делать? Не долго думая, я залез (не все равно – махать до станции десять километров!).

Сидело в нем человек восемь. Все – вполне приличная публика, одеты в городские летние костюмы, словно на прогулку в парк собрались. И беседа у них шла о чем-то возвышенном. Довольно оживленная беседа, даже водитель в ней активно участвовал и подобрал меня так, как водитель последней маршрутки подбирает на остановке одинокого "голосующего", то есть автоматически, не задумываясь и не прерывая беседы. Остальные также не обратили на меня почти никакого внимания.

Откуда они могли ехать? Да и куда? Ведь до того места можно было добраться только вертолетом или пешком, как я.

В тепле, после бессонной ночи меня почти тут же сморило. Проснулся я лишь когда автобус с натужным ревом поднимался по скользкой глинистой дороге в гору. Я тот час же узнал это место и понял, что через пару минут мы выедем уже на довольно оживленное шоссе. Так оно и случилось. На шоссе автобус остановился, дверь открылась, и все посмотрели на меня каким-то особенным взглядом, как бы давая понять, что мне пора выходить. Я, в общем-то, и не возражал. Тем более, что теперь добраться до дома проблем не составляло.

Я остался стоять на шоссе, поеживаясь после сна, в ожидании попутки, а автобус пересек шоссе и нырнул по едва заметной проселочной дороге в лес. Я знал, что это была за дорога: она вела на старую лесную просеку и была тупиковой, но для них, по всей видимости, это ничего не значило".

 

 

 


Оглавление


1. Глава I. ...но не начало истории
2. Глава II. Бесовские игры
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Халат для беременных домашнюю одежду для беременных. . Поковки штамповки заготовки. . Подробная информация Концентрированный сок купить тут.
Поддержите «Новую Литературу»!