Свет в окошке

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за апрель 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 9 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

 

 

Ветер что-то шепчет, лезет под куртку холодными руками, бьёт злым снегом по глазам. И смех за спиной, кто-то кружит вокруг, в сумерках. Оглядываюсь – только еловые ветки машут, грозят мне.

Это уже от голода и усталости, ерунда начинает мерещиться. Только бы дорогу найти, или просеку, да хоть тропинку. Выбраться из этого леса, больше уж никогда на охоту не пойду.

Снимаю с плеча ружьё и нажимаю на курок. Выстрел бьёт по ушам, отдача в руку. Звук вязнет в снегу и деревьях. В такую метель всё одно без толку стрелять – никто не услышит, кроме испуганных белок. Скорее, для самоуспокоения. Глупо ведь как всё сложилось. Попёрся один, провалился в какой-то подвал и головой приложился. Сколько без сознания-то пролежал? Телефон разрядился в ноль, значит, порядочно. Назад уж и следов не видно, всё замело-закружило. Скорее всего, по кругу хожу. Да разве в потёмках поймёшь, проходил тут или нет? До рассвета дотянуть бы, днём как-то оно веселее. Только спать нельзя, заснёшь и всё. Глупо, глупо, глупо...

Что-то мелькнуло, или показалось? Точно, мерцает огонёк! Ветер в лицо, не даёт рассмотреть. Но это ты зря, дружок, стараешься, теперь всё – не собьёшь с пути. Деревья поредели, вроде как просека небольшая. Домик тёмным пятном, и жёлтый свет в окошке. Сугробы вокруг, тропинку, видать, от снега чистили. Значит, люди, тепло, еда. Дымком из трубы потянуло.

Крыльцо высокое, лестница крутая. Правильно, чтобы снегом не замело. Дверь тяжёлая, бьёшь в неё и не слышно. Испугаю хозяев, небось, спят уже.

Кричу, но вместо крика сипенье. Голоса нет, и сил нет.

– Помогите! Заблудился!

Дверь открывается, свет по глазам. Квадратный силуэт замер, и не поймёшь, кто это стоит.

– Явился... Заходи, холоду напустишь.

Сердитый мужской голос. Увидел он меня, что ли, из окна? Пахнуло овчиной, сеном и едой. Как же есть хочется…

На столе всё готово, словно и точно меня ждали. Миски полные, ложки, пар из чугунка, хлеб крупно порезан, капуста с горкой.

Хозяин большой, в грубой рубахе нараспашку. Бородища на пол-лица, глаза из-под бровей еле видно. Смотрит, оценивает, головой качает. Надо назваться, объясниться, да сил уж нет. Хозяин понимает, махнул рукой, ерунда, мол, полез на печку, через плечо слова роняет.

– Ты садись покуда, щи похлебай. Я тут одёжку тебе поищу, а то застудишься.

Ложка деревянная, чудная. Миски тоже под стать – долблёные, самодельные, тяжеленые. Какой-то бирюк мой спаситель, из старины словно вытащили, вместе с бородой, избой и мисками. Электричества нет, лампы керосиновые чадят.

А щи и правда хороши, уже и забыл, когда пробовал такие. С густым наваром, пахучие, кислые, сметаной забелённые. Хоть и старался не спешить, а миска уже и пустая. Похорошело внутри, тепло и спокойно стало. Вот много ли человеку надо – еда и тепло. А всё куда-то гонимся, всё чего-то не хватает нам.

Хозяин деликатно чем-то шуршит на печке, совсем уж закопался. Ведь с пониманием, не стал накидываться с вопросами. Что, где, когда… Дал гостю поесть, в себя прийти.

Разомлел от еды, слабость взяла. Хоть укладывайся тут же на лавке и спи.

Подошёл хозяин, с ворохом одежды.

– Ты выбери, что подойдёт. Переоденься и посиди у печки, там тепло. Сейчас гости придут.

Понятно, для кого стол собран. Охотники какие-нибудь, хотя темно для шастанья по лесу. Но это уж не моё дело, я тут гость. Моё дело сидеть в стороне да помалкивать.

– Спасибо, хозяин. Как мне до людей добраться? Деревня или трасса далеко?

Хозяин усмехнулся в бороду:

– Если дорогу знать, то совсем недалеко. А если не знать, то и не выберешься никогда. Метель надо переждать. Отдохни, согрейся. Куда спешить-то? Успеешь ещё к себе.

Печка шершавая, тёплая, сонная. Одежды хозяин выдал с запасом. Старьё какое-то, даже что-то вроде кафтана проглядывает, латанное и штопанное грубыми нитками. Но есть и свитера, вроде как советские. Нафталином и детскими воспоминаниями пахнут. И спортивные штаны, вполне себе на вид. Стоп... Это же мои штаны, я в них на лыжах хожу, и на шашлыки. На левой брючине синяя краска, на скамейку крашенную присел… И ещё футболка синяя, с растянутым воротом и пятном от растворителя. Ну не может быть, чтобы так вещи походили. Или у меня от холода мозги сломались?

В дверь постучали. Уверенно, даже засов зазвенел. Хозяин не спеша отворил дверь и отошёл, впуская гостей. Три мужика, в каком-то рванье, от холода лица даже не синие, а какие-то жёлтые. Мятые все, идут волоком, ноги едва двигаются.

А хозяин-то не удивлён, рукой машет, приглашает к себе:

– Явились... Проходите, холоду напустите.

Гости сели за стол, пододвинули миски, застучали ложки. Молча, ни слова не говорят, меня словно и не видят. Хозяин улыбается мне, подмигивает. Мол, не пугайся, свои это.

Я уж и спрашивать про одежду боюсь, уж больно гости эти странные, на утопленников смахивают. Какие, к чёрту, свои?

Молчат гости, щи доели, рты утирают. Они молчат, я молчу, хозяин молчит. Только вьюга в окно воет, тоже в дом хочет. Чтобы щей налили, и хлеба свежего. Плачет, жалуется кому-то.

И понимаю я, что это не вьюга за окном, а гости плачут. Тихонько так подвывают, без слов и слёз. Всё громче и громче, будто нарастает у них внутри возмущение пополам с тоской. И кажется мне, что я начинаю понимать, о чём они поют-воют.

Вспоминают они свою прошлую жизнь, когда ходили под солнцем, работали, обнимали женщин. А потом всё изменилось, и теперь лежат они в болоте, среди русалок и лягушек. Холодно, темно и тоска такая, что сил нет. Только и есть радость, что денёчек один можно вернуться назад, вспомнить прошлое, вкусить земной еды, посидеть за столом, ощутить тепло от печки.

И я тоже вою, подпеваю с ними, с братьями моими разнесчастными. Воспоминания открываются во мне, и ещё страшнее от этого становится. Вот иду я по снегу, падаю в погреб, что остался от старой избы, да присыпан снегом. Нехорошее место, да вот понесло меня. И кто-то смеётся вокруг, ноги подталкивал, чтобы прямиком в подвал этот мне ухнуть.

 

Пойте, братья, пойте со мной.

Разве можно забыть солнце, когда оно встаёт по утрам?

Разве можно забыть запах скошенной травы?

 

Удар о брёвна такой, что дыханье перехватило. И вода стоит по пояс, ключи тут бьют. Не пошевелить ни рукой, ни ногой. Вместе с водой проникает чёрный холод и пожирает меня изнутри. Сильные руки подхватывают, вытаскивают и волокут по снегу. Глаза смёрзлись, не видать. Только следы отпечатываются не человеческие. Перепонки, а может, и ласты. И смех, хихиканье. Весело, значит, им.

 

Пойте, братья, пойте со мной.

Разве можно забыть тепло настоящей женщины?

Разве можно забыть вкус хлеба?

 

Потом камыши, большая куча из трухлявых брёвен, тины и намертво спутанных веток.

Узкий проход, темно и тепло. Смрадное дыханье, будто кто-то напился болотной воды.

Шепчут на ухо, руки проворно шныряют по телу.

– Теперь с нами будешь жить. Рассказывать нам истории про ту жизнь, выполнять наши прихоти, веселить нас.

Обволакивает упругим, живым телом. Чужой язык разжимает губы, настойчиво лезет внутрь, глубже, в глотку, к сердцу. Высасывает из него кровь, оставляя холод и пустоту в памяти.

Вот что поют мои гости. У каждого из них своя песня, но кончается она одинаково. Холод и пустота.

 

Пойте, братья, пойте со мной.

Я всё вспоминаю сегодня.

Я всё позабуду сегодня.

 

Хозяин улыбается мне, и тоже что-то подпевает. Но у него другая песня, потому что он не такой, как мы. Он сам по себе, я это понимаю. Ведь это он позволяет нам раз в год вспомнить кусочек прошлой жизни и погоревать о ней. И это он причина наших бед, по его власти мы стали такими. Мы боимся его и уважаем.

Стихает песня, кончились слова, еда съедена. Пора гостям уходить.

Они не прощаются, смотрят слепыми бельмами на меня. Я понимаю, что мы споём на следующий год. Мы споём, братья. Мы вспомним, чтобы потом всё позабыть.

Хлопает дверь, ударяет волна холодного воздуха.

Мне тоже пора, я это чувствую, но хозяин останавливает меня. Смотри, молчит.

– Это всё моя жена? – спрашиваю и уже знаю ответ.

Хозяин кивает:

– Она нашла меня, попросила. Одежда нужна для обряда, чтобы отдать тебя во власть русалкам. Ты теперь часть другого мира. Но раз в год ты будешь человеком.

– Но почему? – спрашиваю я, уже зная ответ.

Это наказание за... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в апреле 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: