Невинные истории

 

или Сентиментальное чтиво

 

 

 

 

Осенний парк поэтичен и светел.

Нет-нет, я не о том хмуром и неприветливом парке, который хлюпает под ногами раскисшей чёрной кашей и обжигает голову водопадом сорвавшихся с ветки ледяных капель, да при этом ещё и внезапно пугает надсадным вороньим карканьем; такой парк если и несёт в себе поэзию, так только сомнительную поэзию навязчивой прикидки: на котором из этих чёрных суков лучше всего смотрелась бы веревка с готовой петлёй.

Я хотел поговорить о парке другом – о том сияющем, радостном, который дышит кристальной свежестью синего неба и весь сочится тёплым светом усталой листвы. Есть что-то ирреальное, почти сказочное – в мшистых стволах, уходящих вверх и теряющихся в ослепительно-жёлтых кронах; в пёстром ковре под ногами, чьё сухое шуршание навевает смутную и такую приятную грусть; в сизой дымке, всплывающей над тлеющей кучей мусора; в фигурах людей, поодиночке и группами прогуливающихся вдоль натоптанных дорожек; в звонком шлёпанье невидимого волейбольного мяча; в долетающей откуда-то музыке; в тёплом лучике, вдруг упавшем на лицо; в прохладном запахе, вдруг поднявшемся от земли…

Что может быть романтичнее безмолвной поэзии осеннего парка?

Только поэзия случайного знакомства.

 

_______

 

Она и раньше любила здесь бывать. Но с той поры как установилось «бабье лето» – эта сладкая, мимолётная, прощальная пора, – она приходила сюда каждый день. Она не размышляла о том, почему она одна. Почему, вместо того, чтобы спешить после работы домой – где, впрочем, её ждала пустая квартира, – или весело проводить время с друзьями-подругами, – которых, впрочем, у неё не было, – она предаётся уединению в осеннем парке. И кто за кем охотится: она – за одиночеством, или, всё-таки, одиночество – за ней?

Ни о чём таком она не думала, когда в одно и то же время приходила в парк, садилась на одну и ту же лавочку и раскрывала томик любимых стихов. Она долго читала, аккуратно переворачивая страницы и всякий раз артистично относя раскрытую книжицу в сторону, словно изменение угла зрения позволяло ей открыть в тексте неброский, особенно изящный смысл. Когда она дочитывала до конца очередное творение, то закрывала томик, заложив его пальцем, и рассеянно взирала по сторонам. В такие мгновения на её лице витал отсвет возвышенного, недоступного другим счастья.

Но однажды что-то произошло. Что-то качнулось и сдвинулось, обнажая хрупкую условность её самодостаточного мирка. Какое-то движение, какая-то тень…

– Что-что? – переспросила она, отрывая взгляд от книги.

– Могу я здесь присесть? – вторично поинтересовался незнакомец. – Я не помешаю вам?

– Пожалуйста, – сказала она с машинальной вежливостью; и лишь затем осознала, какие у него ясные, голубые глаза – словно в них отразилось небо.

Поспешив отбросить это ненужное ей впечатление, она вернулась к стихам. Какое-то время она продолжала читать, но затем, вдруг поймала себя на том, что перестала понимать прочитанное; строчки проносились перед глазами, не рождая ни малейшего отклика мысли. Не без раздражения, она вынуждена была признаться себе, что виной тому – присевший рядом незнакомый мужчина. Этого ещё ей не хватало – реагировать на всяких там голубоглазых красавчиков!

Незнакомец, между тем, не демонстрировал никаких встречных реакций. Он закинул ногу на ногу, из кармана куртки достал книгу, водрузил ее на перегиб коленки и углубился в чтение. Он читал с отрешённым спокойствием. Ничто, казалось, не способно помешать его литературному интересу.

Самодостаточная любительница поэзии всё так же продолжала сидеть со своим томиком стихов. Спустя десяток минут, она окончательно поняла, что утратила способность к восприятию печатного слова. Она поняла, что если чем-то и занимается, так это тем, что исподтишка разглядывает незнакомца.

Одет он был прилично, но – без шика. На такого посмотришь – и взгляд проваливается в пустоту. Но, только не для неё. Что-то её зацепило, приковало внимание, заставило анализировать – в этой неброской фигуре, сидящей справа на расстоянии вытянутой руки. (Ну, если честно, то на расстоянии двух, или, даже трёх рук; женская фантазия всегда меняет размер в свою пользу: что-то склонна волнующе увеличивать, а что-то, как в данном случае, уменьшать.)

И вдруг она поняла, что именно её заинтриговало. Детектив. Пёстрая обложка с именем популярного автора, раскрученным, не хуже какого-нибудь средства от перхоти. Как-то не вязалась эта глянцевая обёртка с суровым и вдумчивым профилем мужчины, который держал книгу в руках.

– Вы любите детективы? – неожиданно для себя самой спросила она.

Тут же накатил ужас – заговаривать с первым встречным было не в её правилах.

Он повернул к ней голову, и она поняла, что задала глупый вопрос с одной единственной целью – ещё раз увидеть его небесные глаза.

– Детективы? Нет. Пожалуй, нет.

Она нервно рассмеялась:

– Тогда, зачем же вы это читаете?

– К сожалению, не всегда приходится делать то, что хочется, – расплывчато отозвался незнакомец.

Он продолжал держать раскрытую книгу на коленях, но его взгляд был устремлён куда-то вдаль.

Она попыталась проследить направление его взгляда, но не увидела ничего интересного – какие-то мамаши с колясочками, какие-то старички с шахматами, какие-то групповые алкоголики и одинокие физкультурники…

На солнце наплыла туча, и сразу стала очевидной иллюзорность осеннего тепла. Ветер взъерошил развёрнутые страницы. Запорхала и опустилась на землю стайка жёлтых листьев. Девушка запахнула плащик и подняла воротник. Мужчина не шелохнулся.

– А почему вы спросили меня насчёт детектива? – неожиданно подал голос он.

Она смутилась. Она вовсе не собиралась смущаться, но кто-то, кто сидел в ней и кто был сильней её, вдруг поджёг щёки.

– Ну… Мне почему-то показалось, что эта пёстрая книжонка как-то не вяжется с вашим обликом.

Едва заметным изгибом тонких губ он обозначил улыбку.

– А какой такой у меня облик?

– Не знаю…

Он вдруг бросил на неё взгляд – пристальный, жёсткий.

– Вы-то, надо полагать, читаете какие-нибудь стишки? – без особого интереса предположил он.

Она почувствовала, как огонь со щёк перекинулся выше, и теперь вся её голова пылала неуправляемым пожаром. Ей показалось даже, будто слегка потрескивают волосы.

– Как вы догадались?

– У вас весьма поэтичная внешность.

Пожар с головы потёк вниз, зажигая плечи, грудь, живот…

– Зато у вас – совсем не детективная, – сообщила она просто так, чтобы только не молчать, чтобы хоть как-то обуздать внутреннюю горячку.

– В самом деле?

Он расхохотался так, будто услышал нечто чрезвычайно забавное. Она рассмеялась следом.

– Вы мне нравитесь, – сказал мужчина, когда смех иссяк. – Вы очень… непосредственная девушка.

Комплимент показался ей неоднозначным.

– Что значит, непосредственная?

– Ну, это значит, что у вас тонкое чувство жизни.

Она так и не поняла, что он имеет в виду. Её мысли всё ещё плутали вокруг туманных фраз незнакомца, когда он встал и, не попрощавшись, равнодушно зашагал прочь.

 

_______

 

На следующий день он снова пришёл. Одет он был так же, как и в первый раз, только книга в его руках была явно другой – в твёрдом переплёте сдержанного тона.

– Здравствуйте, – удивлённо вскинув брови, сказал он. – Вы снова здесь?

Она была удивлена не меньше его.

– А, по-моему, это ВЫ снова здесь. Я-то здесь бываю каждый день…

– Вот как? Ну, что ж. Значит, будем бывать здесь вместе. Если вы, конечно, не возражаете… – не без лукавства добавил он.

Она не возражала. Не хватало ещё оспаривать своё право на уединение перед всякими случайными проходимцами. Она просто воткнула взгляд в стихи, настроившись молчать. Он тоже раскрыл свою книжку.

Прошло не меньше получаса, а он продолжал безмолвствовать. Это начинало несколько раздражать. И даже – не сам факт его безразличия, а то, что он давно уже не читал, а, продолжая держать раскрытую книгу на коленях, смотрел куда-то вдаль. Безразличие вдвойне.

– Я смотрю, вы сменили книгу, – наконец, не выдержала она.

– Вы же сказали, что детективы мне не к лицу, – отозвался он.

Он продолжал изучать перспективу осеннего пейзажа. Её это слегка уязвило.

– И что же вы читаете теперь?

Он поднял руку с книжкой и продемонстрировал обложку.

– Ого! – воскликнула девушка. – Поэты Серебряного века!

Он никак не отреагировал. Просто вернул книгу на колени и снова безразлично застыл.

– Вы любите поэзию Серебряного века? – спросила она.

– Да.

– А какой из поэтов того времени вам ближе всего?

Кажется, прямой вопрос его озадачил.

– Этот самый… ну, как его… ну, который…

Девушка рассмеялась. Его очевидное профанство вдруг показалось ей чем-то симпатично. Незнакомец тоже улыбнулся; сегодня его улыбка была несколько шире, чем в первый день их анонимного знакомства.

– Слушайте, ну зачем же вы заставляете себя читать то, что вам совсем не интересно? – проговорила она сквозь смех. – Зачем себя насиловать?

– Эх, милая девушка, – вздохнула жертва поэтического насилия, – если бы я имел сейчас возможность заниматься тем, что мне интересно, я бы предпочёл быть в совсем другом месте.

Она нахмурилась. Его откровение неприятно её отрезвило. Только бы он не заметил, что её это задело. Этого ещё не хватало. Она нахмурилась ещё сильнее.

– Эй, я, кажется, ненароком вас обидел? – заметил мужчина. – Простите великодушно!

– С чего бы это мне на вас обижаться?

– Вы неправильно меня поняли. Я хотел сказать, что предпочёл бы сидеть сейчас с вами в каком-нибудь уютном ресторанчике и разговаривать о поэзии под бутылочку какого-нибудь хорошего вина.

– Я не пью, – продолжала хмуриться она.

– Ну, не обязательно пить…

– И вообще, мне нравится сидеть именно здесь, именно на этой лавке и я, между прочим, не навязывалась вам в компаньоны.

Мужчина округлил глаза и почесал нос. Затем достал мятую пачку сигарет и попытался прикурить.

– Я не курю! – объявила девушка.

– Простите…

Неприкуренная сигарета вернулась на место. Фрустрированный курильщик покашлял и недовольно взглянул на часы.

Что-то всё-таки задерживало его здесь, коль он и после неудавшегося диалога продолжал сидеть на месте. Он смотрел вдаль, смотрел задумчиво и, как будто, грустно.

Ей даже стало немного жаль его. Но она не подала виду. Ещё чего! Мало ли голубоглазых нахалов бродит по свету…

Снова тянулось молчание. Это не было игрой. Просто не хотелось говорить – ни ей, ни ему. Никто никому ничем не обязан… Абсолютная идиллия чужаков…

Наконец, он, в который уж раз, взглянул на часы, поднялся с лавки и, бросив на ходу сухое «до свидания», ушёл.

 

_______

 

Был особенно теплый день. Солнце мягко сочилось сквозь неподвижный воздух. По небу проплывали золотые нити паутины. Застывшие вспышки жёлтого чудесно светились на фоне меркнущего зелёного. Всё вокруг казалось невесомым, призрачным, исполненным тихой радости и тайны.

Она не сомневалась, что он появится опять. Так и вышло. Он в очередной раз пришёл, поздоровался – между прочим, улыбнувшись совсем уже по-дружески – и уселся на лавочку. Снова у него в руках появились «Поэты Серебряного века». Он, как всегда, раскрыл книгу наугад и погрузился в ступор.

Одет он был несколько иначе, чем раньше. Теперь на нём была курка светлого оттенка, а на ногах появились кроссовки. Нельзя было сказать, что его облик кричал о себе. В целом, он оставался таким же безликим, как и вначале странного знакомства. Однако некоторые подвижки в одежде наводили на мысль, что не всё ему так уж безразлично.

Кроме того, сегодня на его лице сверкали солнцезащитные очки, что оживляло его имидж лёгким штришком, пусть пижонской, дешёвой, но, всё-таки, загадочности.

Наблюдая за его лицом, она обнаружила, что его глаза, сокрытые под очками, опять направлены совсем не в книгу, а куда-то вдаль – все в ту же дымчатую даль, где, как и всегда, прогуливались мамаши, пенсионеры, алкоголики и физкультурники. По причине, должно быть, отменной погоды, нынче к завсегдатаям привычного пейзажа присоединились горстка диковатых подростков с пивом да парочка неопасных сумасшедших с этюдниками.

Она видела его глаза (точнее – один глаз, да и тот – обращённый в профиль), и её не оставляло щекотливое ощущение загадки, которую несёт в себе этот мужчина. Этот симпатичный, вежливый, непроницаемый мужчина…

Что заставляет его приходить сюда каждый день в одно и то же время? Почему он всегда один? Почему он только делает вид, что читает, а, на самом деле, просто смотрит в бесконечность? Что за мысли витают в его голове? Что за тоска живёт в его сердце?

И почему, однажды заговорив с ней, он не пытается дальше возможность знакомства развить? Ведь она ему понравилась – она ясно это поняла по тем пронзительным быстрым взглядам, которыми он периодически вскользь её окидывал. Что его останавливает? Неуверенность? Комплексы? Страх? Неостывшая боль однажды разбитого сердца?

– Я вижу, вам совсем сегодня не читается… – подала голос она.

– А вы наблюдательны, – откликнулся он.

Он вновь затеял было молчать, но она не собиралась больше ждать, когда он соизволит выйти на контакт. Зря, что ли, она надела сегодня ярко-красную кофточку и повязала на шею муаровый шарфик?!

– А вы сегодня одеты иначе, – отметила она.

– Да, сегодня жарковато…

– Можно мне посмотреть вашу книгу?

Он, кажется, ничуть не удивился.

– Конечно, почему бы и нет.

Когда он передавал свой томик, его рука коснулась её ладони. Она почувствовала холод. Ей вдруг подумалось, что он нервничает рядом с ней – коль даже в такую теплую погоду его руки остаются ледяными. Она в этом кое-что понимала. С её собственными руками такое тоже бывало – на экзамене или, скажем, когда долго ждёшь одного-единственного телефонного звонка.

Она полистала страницы, кое-где задержалась взглядом, пошевелила губами вслед за знакомыми строчками, улыбнулась…

– А хотите, Я вам почитаю? – неожиданно предложила она.

Он повернулся к ней и взглянул поверх очков. Его лицо растаяло.

– Это было бы здорово.

– В самом деле?

– Конечно.

– Но ведь вам не очень нравится поэзия…

– Зато, мне всё больше нравитесь вы.

Она начала читать вслух. Она пускала по ветру благоухающие чувством строфы, и уже в полёте они собирались в законченные поэтические формы. Всякий раз, закончив декламировать чьи-то стихи, она вздыхала и благоговейно сообщала имя автора. При этом она чуть смущалась, будто речь шла о близком знакомом, товарище или родственнике.

– Это Цветаева… – Это Пастернак… – Это Хлебников… – говорила она.

– Здорово… – Чудесно… – Восхитительно… – реагировал он.

– Вот видите…

– Я вижу, я вижу… Я вижу, что прошедшие годы были прожиты зря. Сегодня вы просто заново открыли для меня мир.

Девушка рассмеялась и, сомкнув страницы, вернула сборник мужчине. Тот, улыбаясь, засунул книжку в карман.

Стихи возымели на него должное действие. Он вытянул ноги, откинул голову на сплетённые ладони и начал рассуждать о том, что жизнь, в сущности, бессмысленна и пуста, если в ней нет поэзии. Его голос тихо тёк в прозрачном воздухе. Она смотрела на его вдохновенный профиль и ясно различала грустный лик одинокой судьбы.

– Кстати, – полюбопытствовал он, – а почему же вы сегодня без книжки? Ведь вы, кажется, так любите читать. Где ваши стихи?

– Мои?.. – она таинственно повела глазами. – Мои стихи всегда при мне.

Мужчина на мгновенье задумался, а затем вспыхнул радостным прозрением:

– Так вы сами пишете!

– Ну, не то что бы …

– Нет-нет, вы – точно пишете. Вы – поэтесса. Как же это я сразу не догадался? Почитайте мне, сейчас же, слышите, мне жутко интересно… Не надо смущаться… Прошу вас…

И она сдалась. Поправила на шее узелок шарфика, одёрнула на бедрах кофточку, расправила плечи, вынесла вперёд правую ногу, одухотворенно приподняла подбородок, вдохнула поглубже – и начала…

Её слова летели ввысь и где-то в поднебесье затевали причудливую игру – то звеня металлом, то вдруг растекаясь нежностью; они парили вольными птицами, камнем падали вниз, сталкивались, кувыркались, плясали, хохотали, плакали…

Это были – те самые стихи, которые она пыталась опубликовать в одном уважаемом литературном журнале, и которые были деликатно возвращены редактором отдела поэзии – вкупе с мягкой отеческой улыбочкой и советом оставить литературные эксперименты.

Мужчина смотрел вдаль и молчал. У него не было слов. Он был тронут. Он был потрясён.

Когда поэтесса закончила своё импровизированное выступление, он сказал:

– Вы необыкновенная девушка.

Он вдруг взглянул на часы и сообщил, что ему, к сожалению, пора. Перед тем, как попрощаться, осведомился, будет ли он иметь счастье увидеть её завтра?

Она доверчиво закивала головой.

Уходя, он заметил:

– Между прочим, красная кофточка – это не ваше. Слишком ярко. Она затмевает вас. Вам следует носить что-нибудь в пастельных тонах.

 

_______

 

Похоже, хорошая погода засобиралась в путь. Солнце ещё дарило миру своё тепло, но его жизнерадостный поток всё чаще прерывался хмурыми тенями туч. По дорожкам парка то и дело пробегал ветерок; он увлекал за собой шлейф вальсирующих листьев и заставлял прохожих поднимать воротники. Наивная желтизна ясеней потускнела; на авансцену выдвинулась задумчивая роскошь зрелых клёнов. Запахло осенью – окончательно, всерьёз.

Но, что ей было за дело до неустойчивых настроений увядающей природы, когда в душе продолжало цвести лето – такое неугомонное, такое бабье…

Она бодро шагала по дорожке. На ней было бежевого колера пальтецо, так кстати пришедшееся к непогоде, высокие коричневые сапожки, так удачно подчёркивающие продолговатое изящество ног, и бледно-морковный берет, так нежно оттеняющий возвышенную бледность лица. В руке она несла пышный букет попутно собранных листьев.

Когда она приблизилась к заветной лавочке, оказалось, что её знакомый (имени которого она, впрочем, так, пока, и не знала) уже несёт свою ежедневную вахту.

– Вот это да! А вы сегодня раньше обычного! – сказала она весело.

– Холодает… – туманно пояснил он.

Она уселась на своё место и помахала букетом, как веером. Знакомый незнакомец улыбнулся ей и отвёл глаза.

Он снова смотрел в свою бессмысленную даль, но её это больше не обманывало. Минувшей ночью, когда она сидела у окна и грызла колпачок шариковой ручки, её посетило озарение: все эти дни он приходил К НЕЙ. И это его молчание, и редкие загадочные фразы, и игры в поэзию – всё было лишь для того, чтобы быть рядом с ней. Он просто не мог преодолеть свою робость – вот в чём дело. Да, он был явно не избалован женщинами. В сочетании с его сдержанной внешностью крепкого мужчины – весьма привлекательное качество. Она умела ценить чистоту и искренность. Ведь она – поэтесса.

– А что это вы сегодня без книги? – лукаво поинтересовалась она.

Он вздохнул, продолжая смотреть прямо перед собой.

– Зачем мне книги, когда есть вы…

Всё сходится! Безусловно, он приходит к ней. Нет никакого сомнения.

Воодушевившись его симпатией, она продолжила:

– Что же мы будем делать?

– Почитайте мне что-нибудь. Что-нибудь своё.

Как же он тактичен! Как галантен! Не то, что эти современные ловеласы, эти разнузданные «мачо», которые норовят кротчайшим путем привести женщину к своей вонючей постели. Нет, этот – не такой. Будет смиренно мёрзнуть в остывающем парке и внимать поэзии. Вот это – настоящая сила! Вот это – мужская страсть!

– Знаете, а ведь вы так верно угадали мое настроение… – призналась она.

– В самом деле?

– Да, вы замечательно чуткий. Мне кажется, что никто меня так не чувствовал, как вы.

– Не смущайте меня.

– Нет – правда, правда… Я ведь и сама хотела вам почитать. Да, именно за этим я сюда и пришла…

Она замолкла и спрятала взволнованное лицо в кленовый букет.

Мужчина не перебивал её молчание. Видно, умел ждать.

– Я должна вам кое в чём признаться…

Он вдруг закашлялся.

Она вспомнила, что он – курильщик.

– Если хотите, можете закурить, – предложила она.

Он не преминул воспользоваться её послаблением. Когда он прикуривал, ветер злобно трепал зажатое в руках пламя и срывал клочки сизого дыма.

– Я не спала сегодня ночью. Всё думала, думала… – и, внезапно посмотрев на него в упор, уточнила: – Я думала о вас.

Мужчина не шелохнулся. Казалось, он окаменел под парализующей искренностью сообщения. Только уголёк его сигареты отчаянно тлел на ветру.

– А потом, ко мне пришли стихи. Они текли ко мне, будто с неба, как течёт через окно свет уличного фонаря, или луны, или – далёких звезд… Это было так чудесно, так естественно. Я никогда ещё не испытывала такого вдохновения. А потом, когда наступило утро, и я выключила настольную лампу, передо мной на столе лежало новое произведение. Вот оно…

Она отложила в сторону кленовые листья, после чего достала из кармана аккуратно сложенный лист бумаги. Налетевший ветер быстро расправился с букетом. Поэтесса аккуратно развернула своё творение и прижала к коленям обеими руками.

– Слушайте же…

Ветер усилился. Рваные облака неслись по небу. Деревья недовольно шипели встревоженными кронами. Вечнозелёный газон зябко ёжился и жался к земле. По дорожке с треском прокатывались волны сухой листвы. Проплыл мятый полиэтиленовый пакет… Промелькнули спешащие фигуры… Серая земля зарябила тёмными кляксами... Кто-то кому-то кричал поторопиться… Кто-то боролся с неудачно раскрытым, мгновенно вывернувшимся наизнанку зонтиком…

Её лицо пылало румянцем. Ее губы тревожно вздрагивали. Её влажные глаза, разбежавшись по первым рукописным строчкам, легко взмыли к небесам…

И вдруг всё остановилось.

Она ещё не поняла – что именно, но отчётливо почувствовала, как весь этот взволнованный, бушующий мир, ещё мгновенье назад во всю грудь дышавший жизнью, внезапно замер, будто споткнувшись о невидимую стену.

– Внимание! Я – Первый, я – Первый! Всем приготовиться! – услышала она сквозь нахлынувшую глухоту.

Она повернула голову в направлении этих чудовищных слов. Она увидела своего поэтического знакомого, который сидел, весь нервно подавшись вперёд, и напоминал теперь хищника перед прыжком. Он держал у рта чёрную коробочку портативной рации. Его остановившиеся глаза сверкали металлом холодной, предельно собранной решимости.

– Пошли, ребята! – во весь голос крикнул он и вскочил с места.

Мир вновь пришёл в движение, но был он уже совсем другим – чужим, жёстким, беспощадным.

Перед ней всё плыло, качалось и заваливалось набок. Перед тем, как отдаться этому неумолимому падению, она успела заметить, как где-то там, в мутной глубине осеннего парка, происходит что-то стремительное, по-мужски грубое. Какие-то люди бежали туда с разных сторон. Они что-то кричали и размахивали руками. Один из них вытянул руку вверх, и из неё брызнуло пламя, взвился плевок голубоватого дыма. По ушам ударил запоздалый хлопок. Потом – ещё и ещё…

 

_______

 

– Эй, эй, только не надо падать в обморок, – сказал мужчина, помогая ей подняться с земли. – Всё уже закончилось.

Вид у него был чрезвычайно довольный. Его глаза снова лучились синевой.

– Испугались? Ну ничего, ничего… Это бывает, с непривычки. Но вы держитесь. В наше время нельзя быть такой чувствительной. – Он отряхнул подобранный берет и вернул хозяйке. – До свидания. Приятно было с вами… сотрудничать.

Её продолжало колотить, а он уже развернулся и бодро шагал прочь – в сторону фургона с завывающей красно-синей светомузыкой, который неизвестно откуда появился, и к которому волокли две сгорбленные фигуры с заломленными за спину руками.

 

 

2003г.
Редакция 2011г.