Осколки. О Бытии и Ничто литературного творчества

Ну, хорошо. Я, допустим, согласен. Осознавая все фильтры, которые меня ожидают, я согласен всю жизнь сложить на плаху литературы в эфемерной надежде донести свое творчество до людей.

Но каков мой шанс быть людьми увиденным? Да что там увиденным – даже просто случайно замеченным. Я пишу рассказ, повесть, роман, я посылаю их в никуда, в хаотическую вселенную неисчислимых Других. Я – только один из сотен писателей, один из тысяч живых литераторов, один из десятков тысяч блогеров, один из сотен тысяч пользователей социальных сетей и один из миллионов, владеющих навыком набивать на клавиатуре более-менее удобочитаемые тексты.

Допустим, мой текст обладает художественными достоинствами. Но каково место художественной литературы в культурном пространстве? А если шире – в информационном гештальте?

Похоже, я – ничтожная точка на пестром фоне.

Ведь на каждого, кто мог бы обратить ко мне взгляд, нацелено такое количество информационных явлений, что их мельтешение сливается в кутерьму, от которой современного человека давно и стойко подташнивает. Концерты, театры, кино, музеи и выставки, телевизор с чем-нибудь развлекательным на каждом канале – и это только явления из сферы художественной культуры. Что уж говорить о вале прочего информационного шума? Слишком много всего, слишком пестро, слишком назойливо. Человек устает, затыкает уши, закрывает глаза. Нет ни времени, ни желания что-то читать. Ну, разве что – так, наиболее обязательное, во избежание комплекса культурной неполноценности, – то, что хронически мозолит глаза среднестатистического потребителя в качестве разрекламированного культурного бренда.

Мало того, есть ощутимое подозрение, что литература, в принципе, умирает. Высокие технологии не просто сменили информационный носитель – они сменили фокус общественного интереса. Уходит не Книга, уходит интерес работать мозгами, происходит переключение на готовые блоки, простые картинки, которые усваиваются, минуя активное осмысление.

Мысль перестает быть объектом массового отражения.

В этом безмыслии уже вырастает новое поколение, которому куда интереснее сравнивать модели ай-фонов, нежели размышлять о Разумном, Добром и Вечном. Их так воспитывает глобальный прессинг рекламы. Родители не в силах вернуть детей к ментальным ориентирам. «Вначале было Слово» замещается на «Вначале была Цифра». И если поколение назад говорили «Я есть то, что я читаю», то ныне можно утверждать «Я есть то, каков мой компьютер».

Литература превращается культурный реликт. В этакий заповедник для занесенных в Книгу творческих видов, «гуляют там животные невиданной красы», находящиеся на грани исчезновения.

И, между прочим, в англоязычной терминологии художественная литература обозначена словом fiction. Фикция. То, чего нет. Ничто.

Осознавать это писателю – страшно.

И вот тут возникает проклятый вопрос...

ЗАЧЕМ???