Осколки. О Бытии и Ничто литературного творчества

 

 

 

Действительно, что это? Мы так часто всуе используем это определение, как будто есть такая объективная категория, хотя свою оценку выносим из субъективного впечатления, а уж высшей пробы удостаиваем произведения исключительно редкие.

Вот начинающему литератору старшие товарищи говорят: «У Вас есть талант, Вам непременно нужно писать». А едва он уходит, окрыленный надеждой, – они переглядываются с ироническими ухмылками... Или, вот, о маститом авторе уважительно отзываются, дескать, его книги продаются внушительными тиражами, и в современной литературе он – знáчимая величина. А коснувшись, собственно, его творчества – саркастически морщатся... Или, к примеру, классик из серии «Наше Всё». Его имя упоминают с почтительными кивками. А наедине с собой большинство святотатственно признается, что из его наследия едва ли прочли книгу-другую... Или наш современник, известный в кругу литераторов и, по общему мнению, достойный массового признания. А на взгляд стороннего наблюдателя – так, ничего выдающегося. Да и вообще, он публиковался только в Сети, все это несерьезно...

Ответить на вопрос «Какую литературу считать Настоящей?» – это рисковать очень многих обидеть, а то и нажить себе могущественных врагов. И все-таки, я попытаюсь.

Настоящая литература – это не факт общественного признания. И не эксклюзив для пресыщенных критиков и ценителей. И не стадия индивидуального писательского мастерства. И, уж конечно, не степень востребованности книжным рынком. Это вообще не категория обстоятельств или судьбы конкретного писателя или конкретной его книги. Данная категория относится исключительно к содержанию творчества.

Настоящая литература – это литература о Настоящем.

Да простится мне каламбурность и пафосность, но те, кто действительно любят литературу, я думаю, не осудят – и мой лаконизм на грани примитивизма, и мое преклонение на грани обожествления. Ведь речь идет о душе человека. Говорить без улыбки о предельно серьезном – слегка больновато. Я уточняю это специально для тех, кто не писал «кровью души», потому что те, кто писал, в пояснениях не нуждаются.

Настоящая литература – это кристаллизация в тексте авторской жизни, – в отличие от литературы фальшивой, которая строится на расхожих штампах. Причем, это не исключительно пережитое лично. Это еще и почерпнутое в книгах, переосмысленное и творчески развитое. Проживать жизнь, читать и писать, в максимальном объеме и на максимальную глубину, – вот три составляющих писательской экзистенции.

Настоящая литература – это индивидуальный духовный опыт.

Для писателя – ясно. А что же она для читателя?.. Да практически то же самое: максимальный объем и максимальная глубина, зеркально отраженные в сознании читающего, то есть, все тот же индивидуальный духовный опыт. Это произведения живые, вынуждающие чувствовать, заставляющие думать, осмыслять, преломлять, внутренне меняться. В отличие от литературы фальшивой, которая развлекает и помогает забыться, Настоящая литература сознание читающего пробуждает.    

Кто-то мне скажет: да ладно выпендриваться, 90% художественной литературы – именно развлечение, и если сравнить объемы продаж, то окажется, что для абсолютного большинства гораздо желанней забвение, нежели сомнительное пробуждение.

Отвечу: все так. Массовая литература – куда более «настоящая», чем та, о которой я здесь толкую. Как более «настоящая» жанровая серия в сравнении с одинокой книгой. Как более «настоящая» книга изданная – в сравнении с погребенной «в столе». Да и вообще, материализм куда более «настоящ», чем идеализм, а стабильная зарплата куда более «настояща», чем духовные поиски. 

Похоже, назревает конфликт? Я предлагаю его избежать, расставив точки над «i». Нет «настоящей» и «ненастоящей» литературы.

Есть литература профанная.

И есть сакральная...

Профанная литература помогает человеку забыться; это трансгрессия, уводящая его от себя. Сакральная литература взывает к душе, к человеческой сокровенности; это трансгрессия, ведущая к человеку.

Такое разделение мне кажется более правильным. По крайней мере, оно вносит должную ясность. Осталось развязать не так много узлов – а развязка уже близка, – но прежде чем двинуться к кульминации, необходимо взглянуть на литературу еще из двух острых ракурсов, без которых мое исследование будет неполным.