Скорпион самки

дилогии «Скорпионья сага»
На чтение потребуется 7 часов | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

От судьбы не уйдешь. Я всегда это знала.

На симпозиуме Виктор появился только три раза. В первый день – регистрация, во второй – его доклад на пятнадцать минут, и в последний – закрытие. Остальные дни он валял дурака. В моей компании. Гонки на катерах по протокам в мангровых зарослях. Сафари на джипах по просекам в дикой сельве. Посещение заповедника, шоу с аллигаторами. Прогулка на яхте к коралловым рифам, дайвинг. 

К последнему дню мы устойчиво перешли на «ты».

Волей-неволей поглядывая на фигуру мужчины в легкомысленных шортах и майке туриста, я с удовольствием отмечала подтянутость, мускулистость, нехарактерные для персон его возраста. Похоже, Виктор относился к тем не сдающимся, что крутят педали по тропинкам городских парков. Или бегают трусцой. Или ходят в фитнес. Или от природы награждены конституцией, которую годы на измор взять не могут. В его облике был сдержанный эротизм зрелости. Я гнала эту мысль, но она, плутовка, покалывала. А возможно, дело не в этом, а в открытии, неожиданно мною сделанном, когда я заметила, как заискивающе нам улыбаются все эти профессора и прочая шушера из отечественной делегации: нет большего эротизма, чем эротизм власти...       

В последний вечер мы сбежали от всех. Недалеко от отеля имелся ресторан, расположенный на пирсе. Гирлянды, фонарики, змейки колышущихся отражений. Сверкающее название «Майями-бич фиеста». Когда мы всходили по дощатому настилу, Виктор усмехнулся и покачал головой. Его позабавила заглавная буква, размашистое красное «М» с лихим трезубцем на загнутом кверху конце.

Вопреки зазывному названию, посетителей было не много. Публика солидная, тихая. И главное – отсутствие наших. Думаю, разгадка таилась в ценах. Лобстеры, лангусты, карибская разновидность мидий, белое вино из категории недешевых. Виктор велел мне расслабиться: платит сегодня он.

Официант все картинно нам подал. Виктор опять усмехнулся.

– Буква «м» меня по жизни преследует. Бывшую жену звать Марина. Теперь, вот, Майями. Смотри-ка, на бейджиках официантов – та же самая «м»...

К букве «м» он вернулся еще раз, когда наши тарелки превратились в живописную свалку из панцирей изувеченных и съеденных морских тварей, а вторая бутылка «Шабли» приближалась к финалу. Он вдруг вспомнил о некоем массажном салоне, в который однажды его затащил приятель. У всех массажисток, чуть выше лобка, имелась татуировка, латинская буква «м» со стрелой. Фирменный знак, так сказать. Массажный салон оказался борделем.

– Ты воспользовался полным спектром услуг? – поперхнувшись, нашлась я.

– Да, – ответил он запросто. – Ты шокирована? – Я неопределенно пожала плечами, и он, как ни в чем ни бывало, добавил:– Иногда мужчина и женщина случайно встречаются. При тех или иных обстоятельствах. В этом нет ничего противоестественного. Главное – не лгать самому себе...

За десертом я спросила его напрямик:

– Виктор, ты часто жене изменял?

– Жене? Никогда. Пока я был с ней, все мои возможности принадлежали исключительно ей. Абсолютная, тоталитарная монополия.

– Я имела в виду не «все возможности», а одну конкретную вещь.

– Ах, конкретную... – Он улыбнулся не без кривляния. – Та конкретная вещь, которую ты имеешь в виду, сама по себе не имеет смысла. Так же, как и не имеет смысла в этом контексте термин «измена». Измены не существует.

– Вот как? Что-то новое...

– Пока мужчину и женщину друг к другу притягивает, никто третий между ними возникнуть не может. Если даже кто-то и ошивается рядом, все равно изменить невозможно. То, что мы называем любовью – ограда, стена. Легче перепрыгнуть через собственную голову, чем переступить чрез этот барьер. Любовь – это замкнутый мир. И в нем могут быть только двое.

– Ну а если все же случилось?

– Это значит только одно: той любви, которая была, больше нет. Как ни трудно нам это принять. Да. А раз так, то и случившееся – просто дальнейшее течение жизни. Естественное.

– А как же верность?

– Верность? Самообман. Иллюзия идеалистов. Утопический лозунг для обывателей. Под лозунгами высокой морали у обывателя прячутся трусость и лень, то есть, нежелание что-либо менять в привычной картинке мира. Ведь если отбросить фальшивые лозунги и назвать вещи своими именами, придется делать следующий шаг – действовать...

Когда вышли из ресторана, я чувствовала себя захмелевшей, раскрепощенной и немного напуганной. В откровениях Виктора была завораживающая простота. И одновременно, кощунственная беспощадность. Впрочем, по дороге к отелю наш разговор свернул в нейтральную сторону, и скользкой тропинки взаимоотношения полов тщательно избегал. Я все больше молчала о своем, потаенном, смятенном. Виктор тоже все реже ронял слова, и все больше – так, ни о чем. Мы брели мимо пальм, эвкалиптов и сосен. Мимо кактусов и кустов с диковинными цветами. Небо – бархатно-черное. А звезд – совсем мало. На фасаде отеля светилась гигантская «М» – «Мариотт».

Прошли вестибюль. Долго скользили в лифте. Виктор смотрел на бегущие цифры. Наконец, звякнуло. Наш этаж. Моя дверь среди прочих, его – в конце коридора, ВИП-номер.

– Ну что ж... – Виктор развел руками. – Как говорится, спасибо за чудесный вечер... – Развернулся и быстро пошел. Щелкнул карточкой в электронном замке   – и исчез. Даже не оглянулся. 

→

Как-то все это было... Неожиданно?.. Скомкано?.. Формально?.. Не знаю. Я чего-то ждала? Да особенно – нет. И все же. Какой-то обрубок эмоций.

Вошла в свой номер, идеально прибранный, качественный и пустынный. Добро пожаловать в высокий стандарт одиночества.

Все с себя скинула, влезла под душ. Струйки покалывали. Намылилась гелем, постояла, поглаживая. Выключила. Шипение продолжалось. Похоже, это в моей голове, я пьяна. Но не настолько, чтобы не сознавать ситуации. Последний вечер. Завтра – аэропорт. На этом, собственно, все. Финита фиеста.

Из зеркала на меня взирало распаренное тело с прекрасно вылепленными формами ухоженной женщины. Я завернула ее в свежую белизну махрового полотенца. На полотенце – герб с маниакальной буквой. На тапочках – тоже. И на халате. Какой-то бред преследования.

Прошлепала через номер. Открыла балкон. Влажная духота. Дыхание океана, размыто переходящего в плотное небо. Линия пляжей, теряющихся во тьме вперемежку с огнями. Кое-где на воде – вертикальные яркие иглы, поодиночке и группами, – спящие яхты.

Это был импульс.

Я едва ли соображала, что конкретно намерена сейчас сделать, но во мне всколыхнулось что-то давнее, дикое, требовательное, вопреки «нельзя». В голове внезапно проплыла цитата: дружба – это сублимация любви. Измены не существует. К черту дружбу. К черту самообман. К черту все пустые слова.

Пора – к делу.

→

– Заходи... – просто сказал он, открыв дверь на мой стук.

Отступил. На нем был такой же халат, как на мне. Я вошла. ВИП-номер состоял из двух комнат: передней-гостиной и спальни. Постель успела примяться. На широком низком столе в окружении кресел стоял одинокий стакан, бутылка рома, пузырь колы и ячейки со льдом.

– Что, не спится?

– Так же, как и тебе. – Я кивнула на натюрморт. – Пьешь один. Почему меня не позвал?

– Боялся нарваться на отказ.

– Или на согласие?

Его губы выгнулись в смайлик. Во втором таком же стакане запузырился карамельный гейзер, потрескивая ледяными кубиками...    

Мы сидели в бездонных креслах наискосок через угол стола. Завтра, стало быть, улетаем? Да, с утра на ресепшн. Автобус в аэропорт. Гуд бай, Америка. Да. Как же быстро. Как миг. Так и вся наша жизнь. А была ли она? Да, была ли? Или это только приснилось? Сегодня последняя ночь. Да, последняя. Ночь. Да. Что? Нет, пустое. Еще рому? Пожалуй, да.

– Виктор...

– Да? – Он взглянул особенно настороженно.

– Помнишь, ты говорил, если сопровождающей буду не я... если я не поеду... ты огорчишься.

Он промолчал. Только смотрел, настороженно и внимательно.

– И вот, все сложилось. Мы здесь. Мы вдвоем... Ты... удовлетворен?

Он смотрел так же молча, внимательно и страшно.

– Ну помоги же мне. Ты же мужчина. Видишь, я не нахожу слов.

– Я помогу тебе, помогу. Не волнуйся. Проект «Лавеум» состоится.

– Да причем тут «Лавеум»! – сорвалась я.

Мгновение – и мы вскочили друг против друга.

Он взял мои плечи. Я не сопротивлялась. Он крепко сжал. Я не чувствовала себя, только парализующий жаркий ток по всему телу. Он был совсем близко, почти навис, почти расплавил, почти держал меня, обезволенную, гипнотизируя пронзительным и жестким взглядом властителя.

– Твои глаза... – произнес он.

– Что? Что мои глаза?

Он покачал головой, продолжая меня вблизи рассматривать.

– Что с моими глазами? Что-то не так?

– Нет, они красивой формы и все такое... но... Нет. Нет. Ничего у нас с тобой не получится. Извини.

Разжал, выпустил. Отступил на шаг. Еще на шаг. Медленно развернулся и отошел к балкону. Застыл, превратившись в сплошную спину.

– Ты сильно-то не расстраивайся. Дело не в тебе – во мне. Я старый. К счастью, женщина мне уже не нужна.

– К счастью?

– Конечно... Я недосягаем для женской надо мной власти. Если тебе будет от этого легче, можешь назвать меня импотентом.

Мне подурнело. Вот, что означает ВИП – вéри импóтент пéрсон. Я ведь это знала. На что поперлась? Чего нафантазировала? И самое противное – его равнодушный, преспокойнейший тон, которым он сообщил о том, что для мужчины должно быть стыдом и ужасом. Или я чего-то не понимаю?

– И все же, что с моими глазами?

– Забудь. На месте твои глаза.

– Нет уж, договаривай, раз начал.

– Ты уверена, что хочешь услышать правду?

– Да.

– Ну что ж... – Он развернулся, заложив руки в карманы. Протяжно вздохнул. – У тебя глаза... как бы помягче выразиться... пожившей женщины.

– То есть, старой.

– Ну зачем же старой? Просто, очень взрослой. Ты прекрасно выглядишь, ухоженная, холеная, но... В твоих глазах... в них весь твой жизненный опыт. Понимаешь? Никакой загадки. Никакого света. Никакого тепла. К таким глазам я уже не смогу притянуться. Никогда.

Я как под дых получила. Это был крах. Все мучения – прахом. Начиная с «ботокса» и кончая блефаропластикой.

– Неужели женщина... взрослая женщина... не вызывает у тебя никаких чувств?

– Абсолютно. – Он покачал головой без малейшего сожаления.

Я попятилась. Чуть не споткнулась. Взялась за дверную ручку. Он все так же стоял, самодостаточный и невозмутимый.

– А впрочем, одно чувство осталось.

– Какое? – Во мне всколыхнулась надежда.

Он расплылся в улыбке.

– Чувство юмора.

→

Чемоданы, трансфер, аэропорт, дьюти-фри, перелет через половину земного шара навстречу ночи, звон в голове, подташнивание, замызганная хмурая родина, пробки, дорожное хамство, алкаши у подъезда – квартира.

Судя по нетронутости, муж дома не появлялся. Судя по мобильнику, даже не пытался мне позвонить. А ведь ему было известно, что именно сегодня я должна прилететь. Не случилось ли чего? В легкой тревоге набрала его номер.

Оказалось, ничего не случилось, все хорошо. А на его вкус – так просто прекрасно. Он проводит лето на яхте, и возвращаться пока не намерен. Именно об этом он мечтал всю свою жизнь. Двусмысленность мечты дошла до меня с опозданием, когда он закруглил разговор и отключился от связи. Так или иначе, сегодня он не приедет. У него, видите ли, отпуск. Как-то все это... не по-людски.

Распаковывание багажа на время меня заняло. Живописный бардак создавал иллюзию заполненности пустоты. Но когда каждая вещь получила свое – на балконе, в шкафу, в стиральной машине, – пустота обнажилась с раздражающей очевидностью. Ночь. Тишина. Я одна. Ребенок – у бабушки. Муж – в отдаленном, практически недоступном, черт знает где. Никто не то чтобы не встречает, а даже просто, лениво не ждет.

И тут на меня навалилось и стало душить.

Все, что накопилось в последние дни, месяцы, годы; вся усталость, гонка за результатом, хроническая нервотрепка; нечеловеческие нагрузки системы активных продаж, современного бизнеса, Глобального Кризиса; и наконец, ночь в отеле, в Майями, во всех тусклых подробностях моего поражения – все это засвербело в глазах, и горько задергалось в горле. Я сидела, тупо уставившись на мобильник. На престижный ай-фон последней модели с фантастическими «возможностями». Я вдруг осознала, как это может быть страшно – всегда доступная мобильная связь – бесстрастный индикатор твоей личной ненужности.

Отдышавшись, я еще раз ему позвонила. По-человечески попросила приехать сегодня домой. Мне одиноко, тревожно, ну сдалась ему эта яхта... Он посоветовал принять какую-нибудь из моих таблеток...

– Скажи, почему я такая несчастная, а?

– Наверное, потому что боишься посмотреть в глаза правде. Ты постоянно живешь во лжи. А счастье – награда для храбрых.

– Ну и в чем твоя храбрость? В чем?!

– Назвать вещи своими именами.

Неожиданно я почувствовала: там, на яхте, он не один. Уж больно красуется высокопарными фразами. Да и на яхте ли? Сверкнувшее молнией ослепительное подозрение разлилось по нервам сотрясающей дрожью. 

– Ты, все-таки, приезжай.

– Послушай, хватит меня терроризировать!

– А я говорю, ты должен приехать!

– А я говорю – нет! Я – свободный человек!

– Свободный человек?.. – Подозрение вспыхнуло и все озарило безжалостным светом. Меня охватил огонь. – Ты об этом горько пожалеешь...

→

Яхта? Да видела я его яхту. Пустое корыто без малейших удобств. Похоже, пока я отсутствовала, он совсем тут расслабился, гад.

Лучи моих фар уперлись в шлагбаум зоопарка.

Долго сигналила. Наконец, вылез сонный охранник.

– Извините, что разбудила! У меня здесь работает муж! Позвонил, говорит, стало плохо! Сейчас, вроде бы, отпустило! Но я должна его забрать на машине! Ну, быстрее, быстрее, открывайте шлагбаум!

Через минуту я подрулила к лаборатории. Которую он гордо именовал «скорпионьей фермой». Которая представляла собой мрачный ангар, горбом вздымающийся над кустами, и в котором сейчас... Я выключила фары, заглушила мотор. Пригляделась, прислушалась... Темный горб не подавал признаков жизни. Ни света, ни звука. Это еще ничего не значит. Я тихо щелкнула дверцей, так же тихо открыла багажник – и осторожно вытащила вдруг потяжелевший топор.   

Ангар был огорожен колючей проволокой. Перед входом имелась калитка с врезным замком. Порывшись в сумочке, я достала ключи. Не зря их когда-то сделала. Открыла калитку и двинулась к входной двери. Приложилась ухом. Явных звуков не доносилось. Постояла, воровато оглядываясь. Слегка жутковато. Вставила ключ, крутанула – и рванула дверь на себя.

Черная тишина дыхнула животным теплом.

Явных звуков по-прежнему не было. Покрепче перехватив топор, я шагнула внутрь. Нашарила выключатель. Электрический свет заставил сощуриться, а когда глаза пригляделись, я обнаружила отсутствие кого бы то ни было.

На всякий случай обошла все подсобные закутки. Никого. Только клетки, во много рядов, со спящими скорпионами. В странной смеси разочарования и облегчения я утомленно присела на скрипучий диван.

На стене висел идиотский плакат: красноармеец, тычущий в меня пальцем. Его мессидж провозглашал довольно странную установку:

ОНТОГЕНЕЗ ЕСТЬ КРАТКОЕ ПОВТОРЕНИЕ ФИЛОГЕНЕЗА.

Я бессмысленно пялилась на грозного соглядатая. Чем-то он меня смутно нервировал. Что-то нервы в последнее время и впрямь стали ни к черту. И чего я приперлась? Какой бред от расстройства надумала? Сладкий, он, конечно, подлец, но, во всяком случае, в лаборатории его нет. Выходит, предчувствие обмануло. Я вздохнула, медленно опустила глаза.

Внезапно в глаза словно впилось яркое жало.

На полу, почти под диваном, у изголовья, лежала крохотная, почти неприметная глазу... заколка. А ведь никаких женщин в лаборатории давно не работает! Это осознание ослепило мгновенной яростью. Вскочив, я кинулась изучать обшивку дивана в поисках, уж не знаю чего конкретно, и тут же нашла неопровержимые, отвратительные – несколько длинных волос, разумеется, крашенной, пошлой блондинки! Я с грохотом опрокинула мерзкое ложе. Постельного белья внутри не оказалось. Имелись лишь казенное одеяло и подушка с засаленной наволочкой. Я, морщась, принюхалась. Засаленность смердела духами!

Ах вот оно, значит, что! Так мы, значит, работаем! Такие, значит, дела! Ферма, значит, по разведению скорпионов! Прекрасно!

Я схватила топор и с размаху обрушила. Первая клетка хрустнула оглушительно. И вторая. И третья. А дальше я уже ничего не слышала...