"Криминалистика". Две повести и один рассказ

На чтение потребуется четыре часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Остаток ночи я провёл, ворочаясь в кресле своей машины. Мне подумалось, что если после всех скитаний отправлюсь домой и усну в постели, то не услышу не только будильника, но даже пистолетной стрельбы, если вдруг моему начальнику вздумается брать штурмом квартиру нерадивого подчинённого. Вот почему я припарковал машину на углу Ленина и Цветочной, в зоне прямой видимости торгового заведения Аллочки. Я рассчитывал подремать немного, откинувшись в водительском кресле, а когда откроется павильон, купить сигарет, выпить в подсобке чашечку кофе и предъявить заказчице те материалы по делу, которые мне удалось на сегодняшний день собрать.

Городок у нас маленький, а вот восход солнца – бескрайний. По всей восточной полусфере медленно вызревает бледный небесный сок, наливается краской, вытесняет туман, зажигает деревья и крыши домов, будит петухов и автобусы, набухает, мерцает, дрожит – и вдруг вспыхивает величественным заревом нового дня.

Я очнулся как раз в тот момент, когда на меня пал первый солнечный луч, а самая ранняя из Аллочкиных «пташек» отпирала тыльную дверь павильона. Самой хозяйки пока не было. Вскоре появилась и вторая девица. Хозяйка, однако, появляться не торопилась. Открылась стеклянная дверь фасада, начали заходить единичные покупатели, их становилось всё больше, уже набирал обороты и разгонялся очередной будний день, – но Аллочка всё не шла и не шла.

Мне это не понравилось. Ещё немного, и я опоздаю на службу. Я выждал ещё чуть-чуть, затем нетерпеливо выбрался и зашагал к павильону. Войдя внутрь, я традиционно купил сигарет и, как бы мельком, поинтересовался, будет ли сегодня на месте Алла Анатольевна. Выяснилось, что она недавно звонила и сказала, что заболела. Мне это было сообщено с некоторым колким блеском нахальных глаз обеих девиц.

Вот ведь незадача какая! Мне захотелось тут же ей позвонить, узнать, в чём дело. Однако поразмыслив, я решил, что не стоит её тревожить. В самом угрюмом расположении измочаленных своих чувств я сел за руль и отправился на работу.

По прибытии в кабинет я обнаружил на столе «дело номер», которое расследовал предосудительно долго, а в последние дни и вовсе забросил, увлечённый романтикой частного сыска. Я раскрыл картонную папку, начал вяло листать страницы, и вдруг понял, что не могу прочесть ни строки. Глаза заволокло липкой усталостью, мне стоило титанических усилий не уронить голову, подстелив под лицо «дело номер». Тогда я достал ту самую фотографию и поставил её перед собой. Аллочка была обворожительна, Коленька – омерзителен. В целом, впечатление от фотографии оказалось слегка приободряющим. Я сидел, смотрел на супругов, запечатлённых, должно быть, в лучший, нежели теперь, период их совместного жития, и гадал о том, что может связывать эту великолепную женщину с этим невзрачным сусликом. Объяснений была масса, оправданий – ни одного. Я почувствовал неожиданную злобу, быстро скисающую в ещё более неожиданную меланхолию.

А что если Аллочка серьёзно больна? Что, если при смерти? Что, если нуждается в моей помощи?..

Я повернулся к зеркалу на стене и принялся изучать отражение. Из бледного зазеркалья взирало худое щетинистое лицо цвета утреннего асфальта, на котором нездорово светились бессонно-алые глаза маньяка. Со лба свисал чахлый рудимент некогда буйной чёлки. Мои многолетние мозговые усилия привели к закономерному результату: по бокам от клочка образовались яйцевидной формы залысины. Мне показалось, что в последнее время они сделались более откровенными. Я начал зачёсывать волосы и так и этак, пытаясь замаскировать свой чрезмерный интеллект. Ничто не помогало. За этим занятием меня застал начальник.

– Наводишь марафет ко Дню милиции? – деловито осведомился он.

Я вытянулся в струну.

– Так точно, товарищ подполковник!

В начальственной руке были зажаты несколько серых папок, и он шлёпнул ими о стол, как козырями в заведомо проигрышной для меня игре.

– Профессиональный праздник на носу, а план по раскрытию горит огнём, – объявил он сурово. – Надо подтянуть показатели. Тяжеляк пока отставить, слишком много возни. Всем отделом наваливаемся на бытовуху. Пьяные дебоши, порча имущества, побои на почве ревности и так далее. Вот несколько новых дел. Приступай немедленно. Вопросы?

– Никак нет, товарищ подполковник!

Я давно привык к тому, что при всей уникальности отдельного криминального казуса, который есть не что иное, как человеческая судьба, в конечном счёте наша деятельность сводится к безликим статистическим таблицам и напоминает игру, в которой самое важное – финальный подсчёт цифр. Как и всякая игра, она имеет не только законные правила, но и шулерские приёмы и, в зависимости от фарта, в ход пускается то или другое. Это блестяще понимал мой начальник, но это же понимал и я. Главное – сохранять невозмутимость лица.

Начальник собрался уже уходить, но на пороге слегка задержался:

– Кстати, как твоё зависшее дело? Продвигается? Интересная задачка, правда? Не бросай его, доведи до конца.

Он, разумеется, имел в виду дело, которое покоилось у меня на столе, и над которым я с утра, под видом изучения, боролся с сонливостью. О моём «левом» расследовании начальник, к счастью, пока не догадывался. Я смотрел в его глаза, чуть смеющиеся, грустные, и понимал, что, не смотря ни на что, он любит свою работу. Я тоже люблю. Но помимо любви нам обоим приходилось решать вопрос простого личного выживания.

Неожиданно зазвонил мой мобильник. Это была Аллочка. Она стенала, задыхалась и просила приехать немедленно. Начальник пристально в меня всматривался, пытаясь понять, о чём разговор, а я с каменным лицом записывал диктуемый адрес.

– Это по твоему делу? – нахмурился начальник.

– Однозначно! – отчеканил я без зазрения совести.

Она меня ждала, я был ей нужен! Не собираясь терять ни минуты, я схватил плащ и ринулся к выходу.

– Собираешься выехать на место? – задумчиво уточнил он.

– Да! – влепил я, и отправился к Аллочке.

Захлопывая дверь, я прищемил полу плаща. Я успел так проехать внушительное расстояние, поскольку водрузил на крышу моей личной машины мигалку, и нёсся по осевой, распугивая всех попутных и встречных. Когда я обнаружил досадное ущемление и заволок полу в салон, она оказалась ровного цвета свежайшей дорожной грязи. Поначалу я огорчился, но кстати припомнил, что Аллочка к моему шпионскому стилю одежды относится довольно неодобрительно. Я понял: то знак судьбы. Заложив стремительный крюк, я помчался домой переодеваться.

Раз уж такое дело, то обнажился я донага, влез под душ и тщательно вымыл всё то, что только можно придумать в преддверии неясно чего. Вытираясь, придирчиво осмотрел в зазеркалье распаренную фигуру: надул бицепсы, втянул живот, вдумчиво изучил фас и профиль. Затем облачился в свежее бельё и этакий демократичный прикид, состоящий из кроссовок, джинсов, толстовки с невразумительной надписью и кожаной куртки а-ля крутой парень. Вдобавок оросил себя щедрым облаком одеколона. Спустя четверть часа, благоухая и трепеща, я нажал кнопку звонка Аллочкиной квартиры.

Отворив дверь, она никак не отреагировала на радикальную смену моего имиджа, а лишь тускло взглянула и посторонилась, приглашая войти. Сама она была одета в старенький халатик и потёртые тапочки, её причёска распалась на беспризорные пряди, под глазами синела усталость. В разрезе халата откровенно и совсем по-домашнему колыхалась забытая Аллочкой грудь. Похоже, ей глубоко безразлично, какое она впечатление на меня производит.

– Что с вами, Алла Анатольевна? – спросил я участливо. – Вы больны?

Она рассеянно посмотрела на меня и сощурилась, словно смысл моей фразы доходил до неё с трудом. Затем всё же сказала:

– Нет, нет, со мной всё нормально... Полный порядок... Всё хорошо… Лучше и не бывает...

Как-то она неубедительно это произнесла, отчего я тут же утвердился в прямо противоположном. Она провела меня в комнату и предложила присесть на диван, а сама подошла к столу и взяла исписанный лист. Я не сомневался ничуть, что помещённый там текст она не раз перечитывала, но Аллочка ещё раз принялась шарить глазами по строчкам. Мне оставалось деликатно помалкивать да поглядывать по сторонам в естественном любопытстве к впервые виденному интерьеру. Здесь было мило, уютно и, пожалуй, с намёком на шик, но явно незакончено, не доведено до предполагаемого идеала. Очевидно, хозяева начали отделку с применением новейших евроматериалов, покупаемых на городском строительном рынке, да так проект и забросили на каком-то этапе. Особенно диссонирующим аккордом в этой натянутой интерьерной гармонии выделялась рама с остатками зеркала, чьи осколки серебрились по всему полу, а также настежь распахнутый шкаф, в глубине которого сиротливо ютился, навевая печаль, рядок опустелых вешалок.

Наконец, Аллочка ко мне подошла. Протягивая лист, сказала надтреснутым голосом:

– Вот, прочтите. Не знаю даже, что сказать дочери, когда та вернётся. Сейчас осенние каникулы, она у бабушки, в деревне. Но скоро должна вернуться домой. Вернётся, значит, а тут, вот, такое...

Последние слова показалось мне особенно зловещего содержания. Я с траурной осторожностью принял протянутую мне бумагу, ожидая увидеть в ней как минимум свидетельство о смерти ближайшего родственника. Однако то, что я принял за похоронку, оказалось не настолько смертельным, хотя, конечно, и трагичным по сути.

Это было заявление в городской ЗАГС. Точнее – ксерокопия, поскольку оригинал, надо полагать, уже запустила в делопроизводство машина регистрации человеческих судеб. За вычетом официальной «шапки» и всяких мелких подпунктов, в заявлении значилось следующее:

 

Прошу расторгнуть брак между мной, Николаем Ивановичем Сусликовым, и моей женой, Аллой Анатольевной Сусликовой, так как мы, прожив вместе тринадцать лет, так и не сошлись с ней характерами. Она считает меня занудой и неудачником, а также мразью и алкоголиком, хотя сама весьма далека от идеала женских качеств (доброта, милосердие и проч.). Сегодня утром, вернувшись после тяжёлой ночной смены, я убедился, что единственное чувство, которое между ними осталось – несовместимая с жизнью (совместной) ненависть. Так как я не имею к ней имущественных претензий, прошу удовлетворить моё заявление в максимально короткий срок.

 

Н. И. Сусликов

 

Когда я поднял глаза, Аллочка беззвучно рыдала, зарывшись в ладони лицом, и сотрясаясь всем телом под слегка демаскирующим халатом. Я было к ней потянулся в порыве утешить, но тут же себя отловил на кощунственной двусмысленности подобного сострадания. Я не знал, куда девать свои руки, они застыли в смятении незавершённого жеста, и выглядели неуклюже, неуместно, почти неприлично…

– Спасибо, что приехали, – прошептала, наконец, Аллочка. – А теперь уходите. Ну что вы сидите? Уходите же, прошу вас!

Я почувствовал себя идиотом. Зачем я сюда припёрся? Зачем она меня вызывала? Да нет же, всё ясно – обычная бабья истерика. Мог бы догадаться по голосу в телефоне и ограничиться телефонной же вежливостью. Болван!

Ни слова не говоря, я поднялся и вышел прочь из квартиры.