Не-Муза

 

 

(трагифарс в трех действиях)

 

 

 

Действующие лица:

 

Поэт

 

Муза

 

Не-Муза

 

Во время первого действия на заднем плане – очень тихо, едва слышно – звучит музыка Моцарта. Во время второго – чуть громче – любая FM-волна, включая новости, комментарии ди-джеев и рекламные ролики – чем естественнее, тем лучше. Во время третьего – полная тишина и только с последней картины – сначала тихо, потом все отчетливее – литургические мотивы.

 

 

 

 

Картина первая

 

Ночь. Комната в нарочито готическом стиле, на фоне которого в углу, как бельмо на глазу, фосфорится монитор компьютера. В полосе отбрасываемого им света появляется Поэт – в черной рабочей одежде, похожей на робу. Если бы не копна волос, золотым нимбом обволакивающая голову, он бы совсем сливался с комнатой и ночью.

 

Поэт:               

Ночь, как нож, верлибром режется.

Может, ну ее к чертям,

Неразумную, небрежную

И святую, как дитя?!..

 

Бог! Пошли хоть горстку соли мне:

Между рук – одна вода...

Ночью мы обычно ссоримся

С Ним... Ведь Он – мой ближний, да?

 

Запрокидывает голову, будто прислушивается.

 

Да? Ответа нет... и некуда

Выплакать глазное дно...

Ночь проклятая! «Онегины»

Все написаны давно.

 

Садится на стул перед монитором и, принимая «каноническую» позу, в отчаянии обхватывает голову руками.    

 

Картина вторая

 

В комнату, тихо ступая, входит Не-Муза. Она тоже – в темной мужской робе и брюках, с таким же апельсиновым шаром вокруг головы. Внешне очень похожа на самого поэта: высокая, подростково-худощавая, предсказуемо-нескладная.

 

Не-Муза (подражая интонациям Поэта):

 

Все написаны, разметаны,

А, казалось, все могу;

А хотелось – просто меду мне

Да ромашек на лугу.

 

А хотелось просто Музою

Быть, и чтоб любил Поэт...

 

Поэт:                

Кто ты? С Голосом, как музыка...

 

Не-Муза:       

Я – твое второе «Нет».

 

Поэт:               

Это, видно, с перепоя мне

«Чертики»... Весь день трясло...

Завтра я уеду поездом –

Через Бытие – в Село.

 

Чесслово... Я же сдохну здесь,

В адском городе камней.

Вон, явилась мне недобрая,

Что прикажешь делать с ней?

 

Может, кофе?

 

Не-Муза:         

Нет.

 

Поэт:                  

Топорщится!

Эка невидаль! Так сгинь!

Мне молитвы плохо помнятся...

 

Морщит лоб, силясь вспомнить детские первообразы.

 

«Отче наш, иже...»

 

Не-Муза (отрезая):

Аминь.

 

Не гневи Господних сумерек:

«Падший ангел» – старый штамп.

Я – не ведьма. Я до судорог

Ангелов познала Там.

 

Знаю: ждал иную, вешнюю,

Краснощекую змею,

За которую не вешают,

Даже если засмеют.

 

Ту, восставшую из мусора

Рафаэлевую страсть –

 

Музу...

 

Поэт (в ярости, словно прозрев):

 

Музу, Музу, Музу мне!

Музу, чтобы я украсть

 

Мог у Вечности Мгновение:

Бездна. Гете. На краю

Я, развеянный и ветреный,

Словно девочка, стою.

 

Музу!

 

Не-Муза (с неожиданной неуверенностью, очень по-детски):

 

Волосы...

 

На расстоянии, робея, протягивает руку к голове Поэта и округляет в воздухе поглаживающий жест.

 

А я тебе?..

Разве в Музы не гожусь?

 

(в забвении саморекламы)

 

Я умею плакать ямбами

И равняться по ножу!

 

Поэт:                   

Ты? Служить? С такими жестами?

Гений Слова!

 

(с усилием)

 

Младший брат

Мой по вере! Ты – не женщина

(Оттого тебе и рад).

 

Ты – мое сплошное зрение:

Гений Крови и Зрачка.

Стихо-белое-творение,

Белый свет издалека...

 

Продолжает, увлекшись собственной речью и не замечая, что Не-Муза ушла.

 

 

Страшен стихотворный промысел:

Сканнер сердца. Факс висков.

Я б тебя увешал розами,

Поэтесса! Из какой

 

Ты страны?

 

Оглядывается, мгновенно теряется.

 

Ушла... Обиделась...

Тоже мне, фанфан-тюльпан!

Мы всего с минутку виделись:

Не хватало, чтоб запал

 

На мальчишку в юбке... Ангела,

Жившего назад лет сто...

 

Подходит к монитору, задумчиво водит «мышью».

 

Ремесло сойдет за алиби:

Написать ей, или что?

 

Садится за компьютер, открывает e-mail и обнаруживает в нем письмо.

 

(Радостно)

 

Написала! Что же, что же там?

Прочитаем (читает):

 

«Завтра свет

Змием заползет под кожу нам,

Да, и, кстати, я – Поэт,

 

А не поэтесса...» Смайлики...

Детский сад! Ей сколько лет?!

Это мне пристало маяться,

Потому что я – Поэт,

 

А не ей. За пальму первенства

Умирали не шутя.

Девочка моя напевная!

Наглое мое дитя!

 

Не отвечу ей. Не следует.

Унижает нагота.

Душ родство – слепое, левое,

Словно снятое с креста

 

Встает и начинает маятником ходить по комнате.

 

Душ! Не тел. Сократ, Иешуа,

Галилей... Священный бред

В Иерусалим приехавший

На ослиной на заре.

 

Это ли Любовь? Меж пропадом

И погостом? Между мной

И моею ровней робкою,

Одинокой и родной,

 

Потому что мы сравнялись с ней...

Надобно признать, что так.

Зря, выходит, с ямбом нянчился,

Продавался за пятак...

 

Зря. Она же все предвидела,

Словно линиями рта,

Зачеркнула: ведьм, идолов,

Вас, земная красота

 

Музы – ласковой возлюбленной

Ночи ядовитый стон...

Нет! Всему виною – лютики:

Я в Джульетту не влюблен.

 

Напишу, что не Ромео я...

 

Стремительно, как бы боясь передумать, прыгает к экрану и начинает стучать по клавиатуре.

 

«Вы прекрасны, спору нет,

Вас Другой попросит: «Merry me» –

Он, конечно, не Поэт.

 

Так удобнее, так правильней:

У меня – семья, профком,

Двое дочек... Вам понравилось

Их вязание крючком?»

 

 

Вот и все. Адью. И спать давно

Очень хочется...

 

Подходит к окну, задергивает шторы, сквозь которые просачивается тощая белизна раннего утра.

 

Рассвет...

 

Валится на кровать, продолжая, сквозь полудрему, бормотать:

 

... Падали с Тобою, падали

В Новый, Господи, Завет...

 

Картина третья

 

В комнате становится совсем светло. Погасший монитор пялится черной дырой. Из-под задернутых штор бликами струится заря, окрашивая интерьер оранжевой светозарностью, словно превращая его в осенний сад. Вдали – едва слышный колокольный трезвон. На сцене появляется одетая в женское Не-Муза. Она вся в белом. Волосы ее сияют огнем. Теперь она похожа на ангела Благовещения.

 

Не-Муза (подхватывает с ритуальной ритмичностью, как на богослужении):

 

Падали с тобою, пропасти

Испивая на ходу;

Радовались детской робости

Старых яблонек в саду;

 

Бегали с тобою тропками

От Эдема и назад;

Стали, как деревья, робкими,

Стали детскими, как сад.

 

Я тебя любила: раньше всех;

Так долбить в малинник брешь:

Не протянешь – не поранишься,

Не поранишься – не съешь.

 

Сад мой!

Брат мой!

Брут мой!

Броде мой!

«Брод» и «бред» – читай, одно;

Ты – моя вторая Родина,

У которой все равно

 

Не испросишь доброй памяти:

Слишком тесно на пути.

Падали с тобою, падали...

 

Поэт (громко, во сне):

Мама! Мамочка!

 

Не-Муза:                  

Прости.

 

Подходит к окну, двумя руками – соколиным жестом – разрывает шторы. В комнату полной грудью вливается поток спелого, густого солнца.

Занавес.

 

 

14 ноября – 8 декабря  2007 г.