Последняя воля

 

Купить в журнале за июль 2017 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 12 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Клавдия Васильевна, сколько её знали соседи по улице, всегда была дамой. В аккуратном немолодом теле жили особые аристократические повадки, которыми когда-то запаслась Клавдия Васильевна неизвестно где.

В народе поговаривали, что до девяносто третьего года она руководила промторговской базой, красила рот самой яркой помадой, жгла волосы гидроперитом и вечной химией, курила болгарский «Опал» и ногтем большого пальца правой руки запросто снимала обжатые крышки с «Жигулёвского». И шепотком добавляли про юбки, некогда туго и рельефно обтягивающие упругие сдобные ягодицы. И совсем сокровенно сообщали: из юбок Клавдия Васильевна легко выскакивала в те времена, когда до безумия любила одного нахального, но пылкого и ласкового начальника торга.

Всё это она проделывала в городе. Поэтому, приехав в тихий обветшалый посёлок и, первым делом выбив из главы поселения с помощью авторитета известных в области фамилий асфальт на свою улицу, Клавдия Васильевна снискала любовь односельчан. Ни один даже самый записной борец за утраченную справедливость ни разу не попрекнул женщину самым роскошным домом, английским газоном, беседкой из чёрного дерева или машиной, в которую бензина заливалось больше, чем на весь машинно-тракторный парк умирающего колхоза.

Движимое и недвижимое имущество Клавдии Васильевны до поры до времени вообще никого не волновало. Все, абсолютно все были поражены воспитанностью и невозмутимостью этой женщины. Она ни на кого никогда не кричала. Говорила чётким громким голосом, так, что не понять или недослышать сказанного не было никакой возможности. Из-за этого у Клавдии Васильевны сложились хорошие отношения с местным фельдшером, главой сельской администрации, с продавщицами в деревенском супермаркете, со всеми соседями. И, конечно же, с многочисленной роднёй, которая просто обожала тётушку.

По причине бездетности Клавдии Васильевны родственники оказывали ей самые трепетные знаки внимания, чем иногда вводили в неоправданную злобу обычных деревенских бабок, к которым годами не показывались ни дети, ни внуки. Но деревенским было невдомёк, зачем лето и зиму в доме гостеприимной и доброй Клавдии Васильевны толкается многочисленная родня, года четыре уже как ожидающая хоть какого-нибудь заболевания в тренированном, не обезображенном лишними жировыми складками и наростами мяса, теле.

 

Со времён промторговской юности Клавдия Васильевна сильно изменилась: шила недорогие, но удобные и стильные вещи, которые подчёркивали стройность и аппетитность её фигуры. Косметикой не злоупотребляла, но от сдержанного профессионального макияжа не отказывалась. Курить давно бросила, современное пиво не переносила на дух и заказывала у давних друзей грузинское вино. Среди яркого нынешнего и зачуханного прошлого бабья Клавдия Васильевна отличалась статью и поведением.

Дома была проста, позы не держала, но и не теряла элегантности. С местными не жеманничала, летом она с удовольствием бегала по лесной тропинке, с азартом купалась в местном озере, на берег которого, опять же по её просьбе, завезли несколько сотен тонн чистого речного песка.

С ещё большим удовольствием Клавдия Васильевна ходила по своему большому участку около дома и деловито указывала работающим на неё людям, что и в какие сроки желательно сделать. За распорядительность народ Клавдию Васильевну уважал, оттого и не строил догадок, откуда у бабы могло такое богатство нарасти. За образцовым видом усадьбы кое-как подтягивались ближайшие соседи, научившиеся через несколько лет окашивать свои участки, поменявшие кривые дощатые заборы на благородное ограждение из металла и пристрастившиеся в палисадах высаживать не картошку, а цветы.

Некоторые женщины поговаривали, что сам Бог послал в их посёлок такую женщину. Селяне и селянки с радостной улыбкой по утрам встречали саму Клавдию Васильевну, и с такой же улыбкой провожали всю многочисленную родню, гнездившуюся во флигельках и мансарде большого Клавиного дома. Столь обходительных, образованных, аристократически воспитанных людей в деревушке не перебывало за всё время её существования от первопоселенцев до начала двадцать первого века. «Будьте добры!», «Извините!» «Пожалуйста!», «С вашего позволения!», «С каким вопросом вы к нам пожаловали?» – согласитесь, это не одно и то же с самой изысканной фразой бывшего агронома: «С хера ли баня-то упала? И чем я вам могу помочь, когда вам до смерти три дня осталось?».

В общем, Клавдия Васильевна была лучом света в небольшой, но стремившейся к возрождению деревне.

 

Как гром среди ясного неба пронёсся утренний слух о приходившей ночью из города машине скорой помощи и о неспособности современной медицины отстоять от смерти такого замечательного человека. Ещё сильнее поразило селян вырвавшееся из-за каменного забора неприкрытое ликование одной из родственниц Клавдии Васильевны, пытавшейся с помощью «МТС» связаться с далёким Туманным Альбионом и орущей в трубу, стоя грязными калошами на садовом столике, всегда обихаживаемом покойницей с особой тщательностью.

– Бросай всё, я тебе сказала. Бросай! Ни хрена твоему Джонсу не сделается, пару недель и без секса с пляской переживёт. Ты должна прилететь. Клавка ласты сегодня под утро склеила. Не знаю я… Нажралась, наверное, чего-нибудь. Она же человеческого-то ничего не ела, всё натуральное. Вот какую-нибудь спирохету и сожрала. Тут у местных всё есть. Рай в джунглях. Прилетай срочняк, иначе этот педераст, троюродный её племяш, с бахромой всё оттяпает.

Деревня, погруженная в траур, мгновенно узнала о прибытии с часа на час жуткого монстра, заподозренного в однополых связях, и крутого беспредельщика из девяностых.

О любимом племяннике в деревне почти ничего не знали, кроме того, что Клавдия Васильевна иногда ставила его в пример нерадивым деревенским мужикам, охочим до водки: «Вот мой Антоша за всю жизнь ещё и пол-литра этого пойла не выпил. А не чета вам, цистернами винно-водочные изделия возит».

В общем-то, всё сходилось: торговавший водкой, но не пивший её, человек обязательно должен быть гомиком и махровым мазохистом. А иначе и не объяснить: иметь в халяву море водки и не выпить за жизнь пол-литра, – явная патология.

 

После полудня к дому подкатила салатовая «Лада-Калина» с небольшим портретом президента на лобовом стекле. Из-за руля вышел неброско одетый мужчина, в возрасте немного за тридцать. Войдя в крепость, он сдержанно со всеми поздоровался и, как рассказывала потом прислуга, сразу же прошёл в комнату, бывшую всегда на замке.

Вечером за общим столом Антон Ионович попросил слова и коротко сообщил всем собравшимся, что объявление последней воли усопшей будет произведено на девятый день после погребения через личного нотариуса Клавдии Васильевны.

 

Когда обрывается жизнь близкого человека, трудно быть беспристрастным в оценке качества ритуальных услуг. Но от траурных мероприятий никуда не деться. Всё равно придётся приобрести венки, оплатить участок земли на кладбище, заказать поминки и купить гроб в Москве. Скорбные обязанности ложатся на родственников усопшего.

Деревенские пришли в недоумение, когда случилась траурная процессия. Жаждавшая пышного катафалка в траурных лентах и венков из золочёной бумаги, череды автобусов, набитых скорбящими друзьями и жаждущими выпить за упокой прямо на кладбище, деревня была удивлена жутким скупердяйством некогда такой добропорядочной родни. Всем жителям, стремившимся узнать, во что одели покойницу, какой гроб заказали и много ли навезли поминальных цветов, доступ разрешили, но никого на поминальный обед не позвали. Ни оркестра, ни вереницы авто не было. Срамота.

Поминки устроили только для своих. Местные шёпотом рассказывали о тихой трапезе, во время которой одна вовсе не красивая барышня пару раз шмыгнула носом и утёрла краем платочка слезу. Не выдержала, встала из-за стола и выбросила из столовой вазы агрессивно пахнущие белые лилии. Другие даже есть не могли – настолько были убиты горем. Каждый, проглатывая с трудом очередную ложку лапши на курином бульоне, с недоверием вскидывал глаза на Антона Ионовича, имевшего за столом хорошую английскую осанку, кушавшего с аппетитом и выглядевшего на фоне всеобщего непоправимого горя греческим стоиком. А вот сын двоюродной сестры Клавдии Васильевны вообще ничего не кушал, только пил, поэтому был в состоянии позволить себе думать о племяннике нехорошее вслух.

 

Чёрный траур с проблесками неуёмной агрессии длился все девять дней и достиг максимального напряжения в момент, когда вихлястый, жидкий молодой адвокат с рыжей неопрятной бородёнкой на молодом лице впрыгнул во двор крепости и поскакал на своих козлиных ножках к парадному. К этому моменту все родственники были на ножах, и каждый, не испытывая особой ненависти, желал козлобородому, чтобы у него отсох язык в тот самый момент, когда он произнесёт чьё-то чужое имя.

Пока молодой человек открывал кейс и распечатывал конверты, на лицах родственников жила скорбь. Скорбь была уж слишком слезоточива. Когда он закончил читать завещание, глаза высохли, и в них гостило изумление, медленно перераставшее в негодование. Первой не выдержала самая активная из родственниц покойной, схватила телефон и набрала номер старой приятельницы Клавдии Васильевны. Каждый напрягся.

– Алло, Вера! Вера Сергеевна, голубушка, скажите, за нашей Клавой последнее время каких-нибудь странностей не замечали? Может, она о мести говорила? Или к зверушкам пристрастие питать стала? Жалела их? Сюсюкала, любя? Что говорите? Нас любит? Души не чает? Уверяла? Сильно уверяла, до слёз? Ой, Вера Сергеевна, точно до слёз! Если бы вы знали, что эта тварь старая наделала! Что с Клавдией Васильевной произойти изволило? Сдохла она, дура слабоумная, – крикнула в трубку женщина и влепила смартфон в стену.

Антон Ионович не выказал никаких эмоций. И сделался для всей родни ещё презреннее, чем был ранее. Сидевшие в комнате за общим столом люди презирали этого молодого бизнесмена, до неприличия обременённого собственными деньгами, и никак не выказавшего своей реакции на единственную спасительную ниточку, только что выдернутую из телефонного разговора: Клавдия Васильевна была слабоумной! Нет! Она была шизофреничкой! Недееспособной! Умалишённой! Слабонервной, внушаемой, легко поддающейся гипнозу! Какой была Клавдия Васильевна?

 

Никто и не заметил, как из комнаты удалился молодой рыжий человек. Теперь на бордовом бархате скатерти, покрывавшей стол, белым нарывом лежал лист завещания, где чёрным по белому, явно совращённая чёртом, Клавдия Васильевна написала: «Всё движимое и недвижимое имущество общей стоимостью в сорок шесть миллионов долларов США, принадлежащее мне ко дню моей смерти, по истечении сорока дней с момента кончины, прошу передать осиротевшим и потерявшим дом и благодетельных хозяев животным, живущим в питомнике-приёмнике по адресу: посёлок С., Промышленная зона. Всех родственников, дальних и близких, уведомить о моём решении в девятый день, ибо и душа моя уже будет в пути. Дата. Подпись».

Женщины очнулись разом. Сообщество загомонило, хаотично заходило по комнате, заговорило и одновременно принялось искать авторучки и бумагу. Несогласные пришли к одному выводу: срочно писать апелляцию и найти свидетелей – Клавдия Васильевна была умалишённой.

Антон Ионович поднялся из-за стола, окинул взглядом деятельную родню, свёл губы гузочкой, хмыкнул и вышел вон.

 

У всей этой истории, дорогой читатель, не было бы никакого проку. Как вообще нет проку в каком-либо художественном чтении, кроме того, что читающий может сравнить свой жизненный опыт с теми перипетиями, кои переживает литературный герой. И – либо совсем разочароваться в своей собственной жизни, либо улыбнуться, подумав, с какой благостью и беззаботностью прожил все эти годы, не претерпев ни унижений, ни побоев, ни больших предательств, ни смертельных интриг.

Так вот, вам, мои друзья, сегодня представилась возможность оценить, к какой же категории – горемык или счастливцев – отнести себя, только потому, что рядом с вами не оказалось ни тётушки, ни её племянника.

 

Сороковой день вновь собрал всех родственников за одним поминальным столом. Сегодня они были объединены всеобщей ненавистью к сумасбродной и не вовремя околевшей старухе. Все ожидали только хороших вестей по случившемуся судопроизводству, в котором дорогой адвокат уже наметил главную линию защиты от сумасбродства съехавшей с катушек богатой тётушки.

Лапшу, пюре с котлетой, куски пирогов, рисовую несолёную кашу с маслом, блины, мёд, пресные и чёрствые булки, вино, водку, компот каждый ел и пил подчистую. Как будто именно в этом заключался успех будущей победы над Клавдией Васильевной, точнее, над злым демоном, оставшимся от Клавдии Васильевны во всём эфире большого и ещё не проданного по завещанию дома. Совсем не пил и мало ел Антон Ионович.

Для всех родственников он с момента похорон был гадким малым, и не был даже зван на сороковины, но как всякий горлум, тот, что хуже татарина, припёрся и сегодня. Припёрся, молчал и невольно портил настроение и аппетит всем остальным. Изрядно помянувший Клавдию Васильевну брат двоюродной её сестры уже поднялся во весь рост, чтобы спросить этого молодого молчуна, юродствующего над всеобщим неоплаканным горем, какого ж чёрта он пришёл сюда? Какого ж чёрта здесь делать, если нет намерения вступать в тяжёлую, но праведную борьбу? Борьбу живущих ради живущих. А псам и кошкам пусть помогают волонтёры.

Брат уже ткнул в сторону Антона Ионовича указательным пальцем, чтобы начать клеймить ренегата.

Но молодой человек вдруг сам встал из-за стола:

– Уважаемые дамы и господа! – он обвёл взглядом за мгновение окаменевшие лица. – Хочу уведомить вас, что я исполнил последнюю волю Клавдии Васильевны. Напомню: последней волей Клавдии Васильевны была передача всех средств несчастным осиротевшим животным. Сиротам! И это священная воля. Воля бескорыстного и светлого человека. И чтобы вы не глумились над этой священной и светлой волей, я совершил трудный, но смелый для себя шаг. Осиротевшие животные, – он остановился, перевёл дыхание и воскликнул: – Сироты! – вновь замолчал, ещё раз окинув общество, затаившееся в гробовой тишине, и выдохнул: – Сироты, проживающие в питомнике по адресу: посёлок С., Промзона, мною усыновлены! Все до единого. Вот копия документов.

Он резким движением схватил со стула папку и положил её на стол.

Неслышно, в кромешной адовой тишине отодвинул стул и так же неслышно Вельзевулом прошёл по коврам и скрылся за дубовой дверью, не посмевшей в этот раз скрипнуть.

Потом много ходило слухов, и в Челябинском психиатрическом диспансере поговаривали о необъяснимой вспышке страшного мозгового расстройства в одном небольшом посёлке.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июль 2017 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению июля 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.