Гаудеамус!

 

 

 

«Я открыл перед вами, о дети мои, сокрытые смыслы. Пришла пора помочь вам сподобиться великих тайн нашего искусства, столь надолго сокрытых от взоров ваших, — вывести вас к свету»

 

Время до вечера тянулось так, словно этому не будет никакого конца.

После ухода магистра приполз сияющий Мушхуш с завтраком; действительно, принялся уговаривать Ламеха не вставать хотя бы денька два.

Однако Ламех все же поднялся. Его еще шатало, но дела явно шли на лад; цветущий школьный сад, как и обещал Урлин, только прибавил бодрости.

Ламех успел пообедать, поужинать – но вестей от Верховного магистра все еще не было.

Теперь друзья наворачивали пятнадцатый круг мимо каменной глыбы Школы. Сыну Абрахама встречались приятели, лезли с расспросами, но Ламех ссылался на слабость и отправлял их всех ни с чем.

Во время беседы Мушхуш рассказал, как Сяо Тан, пытаясь выиграть время, чтоб окончательно доконать студента, спорил о загадке. Как Мушхуш все же переспорил его, и выволок Ламеха наружу. Кроме того, подтвердилось подозрение, что змей Набу во второй раз вызывал усопшего алхимика.

– Я какссс рассуждал? – говорил змей. – Последний человексссс, досссстоверно диссскутировавший ссс Хашшшшем – премудрый Лотарий Тефффелиуссс. Он ушел сссс глазсссом, ссследовательно, должшен ссснать, как изсбавлятьссся от посследсствий беседы сссмертного ссс драконом. Я выссвал его, и он рассссказал про колдовскую Радиасссию, а также про то, как ее изсс тебя иссгнать. Изсссрядно попотеть пришшшлосссь, ссскажу я тебе!

– А из чего костер разводил? – весело улыбнулся Ламех. – В горах с топливом не лучше, чем в пустыне.

Мушхуш потупился. Потом сказал:

– Я сссчитал унизсительным тассскать дерьмо для причуд сссмертного… Но собирать его, чтоб спассссти жизсснь другу – сссовсем другое делоссс.

Некоторое время они молча шли рядом. Наконец змей Набу заметил:

– А зсссдорово ты придумал про коссссти… Папаша Сссамуил?

– Угу, – ответил Ламех. – Он когда сказал «не стяните ничего за моей спиной», так у меня руки сами собой потянулись. Ишь, как удачно. Не будь тех костей – черта б я лысого доказал Сяо Тану!.. Видно, впрямь судьба, – студент приостановился, вспоминая. Вновь возникла перед глазами пещера, огонь. Лукавая драконья морда… и пасть.

Ламех глухо проговорил:

– Больше всего боялся кидать кости во второй раз; не знал ведь, как там их заговорили. Думал, они через раз показывают меньше. Ведь так должно быть, если б их по очереди кидали противники. Но потом дошло: кости выбрасывают меньшие очки, когда меняют руку. Тогда я испугался, что дракон распознает колдовство и сам воспользуется им. Но оно на него, как и положено, не подействовало. Потому кости повели себя, словно самые обычные. Выбросили что попало.

– Да, сссудьба, – глубокомысленно протянул змей Набу. Он тоже что-то вспомнил. Неожиданно Мушхуш засипел от смеха:

– Есссли я рассскажу в Зссаоблачных сссадах, как первенец мудроссссти Тиамат, огненный Хашшш, прокололсссся на сссагадке про кривого вссссадника – боги попадают сссо своих престолов от хохотасссс!.. Такого не было сссс тех пор, как под небомссс милоссстью Бела Мардука возсснесся Вавилон, тшшш-с-с-с-с!

Сын Абрахама тоже улыбнулся.

– А вот скажи, если не секрет: чего там этот каменный зад нес про прерванный спор у престола богов?..

Змей Набу остановился; он не сразу решил говорить. Видно было, что Мушхуш обдумывает непростую речь.

Ламех заранее проникнулся важностью момента.

Наконец, речь созрела; змей совсем было пристроился отвечать, но тут к приятелям подошел один из младших магистров. Он чинно отвесил поклон студенту, потом Мушхушу, соблюдая весь церемониал, – и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Мессир Урлин ожидает вас в своем кабинете. Он велел передать Ламеху, сыну Абрахама-жида, что время пришло.

Последние слова посланник мессира проговорил таинственно, и выделил их особо.

– Ну, пришло – так пришло, – кивнул студент. – Извини, Мушхуш. Расскажешь попозже.

«Вот сейчас наш Философский камень и покажет себя» – думалось сыну Абрахама. «Кто бы только знал, каким образом!.. Дерьмовое у меня предчувствие»

Неприятное опять засвербило в подсознании, но извлечь его на свет времени пока не доставало. Слишком много всякого вертелось в голове.

Все трое развернулись и зашагали к главным воротам Школы.

От события, которое столь долго ожидал изгнанный студент, и на свершение коего было положено множество сил, приятелей отделяла всего лишь пара минут – да какая-то сотня-другая шагов по винтовой лестнице.

 

 

* * *

 

В башне оказалось сумрачно и пыльно. Кабинет магистра, куда повел посланец, находился под самой крышей.

На лестнице пахло временем, старинной древесиной и мышами. Бесконечные ступеньки оборвались перед крутым каменным порогом; Ламех остановился, не решаясь дернуть дверную ручку. Было слышно, как ветер задувает под стропила.

Наконец он набрался храбрости и открыл скрипнувшую дверь. Мушхуш опередил студента, с любопытством заглядывая внутрь.

Тусклый вечерний свет просачивался в маленькие узкие окна, идущие частым рядом под самой крышей. Круглое помещение было практически пустым.

Посредине, в пятне света, стоял обычный стол, и на нем – каменный блок, задвинутый крышкой. Поначалу Ламех решил, в комнате никого нет. Но скоро понял, что ошибся. Из тени возле открытой двери вышел мессир Урлин, закутанный в длинную серую хламиду; приблизился к столу.

Верховный магистр в своем привычном облачении снова выглядел величественно и грозно. Он жестом пригласил студента войти. Ламех перешагнул через порог; за ним в комнату вполз змей Набу.

Посланцу был дан знак удалиться, что тот охотно и проделал, осторожно притворив за Мушхушем тяжелую дверь.

Остались только Ламех, змей, мессир Урлин – и каменный блок.

Магистр внимательно посмотрел на приятелей. Он выдержал приличествующую моменту паузу, и, наконец, начал неспешно говорить. При этом его негромкий, но повелительный голос был исполнен значения.

– Алхимия – одно из древнейших магических искусств. Со времен благостного Гермеса Трисмегиста, сына Осириса, жаждали люди постижения вечных тайн… Жизни и смерти, добра и зла, ключевого принципа мироздания, открывающего дорогу к трансмутации первоэлементов земли. Герметики жадно искали ту заветную панацею, которая сделает старика молодым, смертного бессмертным, а неблагородный металл благородным.

Одними двигала жажда золота, другими жажда знания, третьими страх старости, немощи и смерти. Лишь избранные могли приступить к поиску этой сокровенной субстанции. На их пути вставали неодолимые препятствия, которые, в конце концов, сломили каждого из искателей… Алхимики полагали, что Философский камень сотворен из огня и воды; это минерал, содержащий живое и растительное начало. Он обладает не только плотью, но и духом. Где же искать сие?.. И что оно? Негоже рассматривать Философский камень как простую вещь. Это символ божественного могущества; то, что делает человека равным Создателю… Мистика, тайна окружают его добычу и приготовление. Он не только превращает металлы в золото, но и изменяет человека духовно, делая его совершенным.

Никто не добрался до цели. Лишь Сумасшедший Лотарий, объездивший половину мира, и представив при этом оставшееся содержание всего необъезженного, сумел постичь краеугольный принцип мироздания. Но никто не поверил ему.

И вот теперь, при весьма драматичных обстоятельствах, отважный Ламех, сын почтенного Абрахама, да узрят они оба сияние высших сфер, сделал достоянием нашей Школы сей предмет тысячелетних поисков. Теперь Школа Оккультизма, что в Синайской пустыне, войдет в анналы мировой истории… А славе своей будет обязана поименованному Ламеху, который, вместе со своим товарищем, священным змеем Набу, принес в стены родной Школы Философский Камень. Разумеется, это искупает все его прегрешения – как в прошлом, так и в настоящем.

Ламех! Открой сосуд! Пусть новорожденное золото, что появилось из свинца под взглядом дракона, станет подтверждением твоего исторического открытия. Предъяви мне его – и будешь с почетом восстановлен на четвертом курсе факультета прикладной магии.

Сын Абрахама-жида во все продолжение торжественной речи магистра испытывал сложную гамму чувств. Он то краснел, то бледнел, теребил в руках край новенькой рясы, и не очень-то походил на счастливого обладателя сокровенного знания.

Точнее, какая-то скрытая мысль ему определенно пришла в голову – но видно было, она не доставляет Ламеху особой радости.

Когда Урлин указал на каменный сосуд, Ламех не тронулся с места.

– Ну, что шшше ты?.. Оробел, или ноги не дершшшат? – тихо подтолкнул его Мушхуш. – Не об этом ли моменте ты сссстоль долго мечшшштал?

Сын Абрахама уткнулся глазами в пол. Поначалу слова никак не находились. Но вот, наконец, Ламех услышал голос, который не признал своим:

– Магистр меус… вы тут много красивых слов наговорили… Не хочется вас расстраивать. После такой речи… то, что я скажу, очень неприятно. Но я все ж-таки скажу.

Тут Ламех поднял взгляд на магистра. Продолжил:

– Я не стану его открывать. Никакой там не Философский камень. Там, как мы все знаем с вами, просто-напросто глаз дракона. О котором Лотарий Теффелиус писал: «Искомое может даровать вечную жизнь, лишь уничтожив плоть»… Нет, я ничего не хочу сказать плохого об уважаемом Лотарии; он ведь действительно придумал, как можно сделать золото из свинца. Да только если бы вы, мессир, видали того каменного звероящера, и перекинулись бы с ним парочкой слов, вы б сразу поняли, что нет у него ничего общего с философией… И ничего путевого он человечеству не может дать. Хаш проклят; от него во все стороны исходит проклятие. Я чуть не отбросил копыта, посидев с ним денек бок о бок. Его проклятие перешло в меня через взгляд. Не произошло ли того же самого с золотом, родившимся из свинца под тем же самым взглядом? Врагу того не пожелаю, что скакало передо мною в бредовых кошмарах!.. Лотарий, когда мы с Мушхушем вызвали его из Пограничья, не договорил что-то про драконье золото. Теперь, мне кажется, я знаю, что он не договорил. Это золото проклято. И я не хочу, чтоб еще кто-нибудь пострадал… Вы чертовски правы были тогда, магистр, когда завернули мою исследовательскую работу: дурацкая затея – повторить открытие Теффелиуса!.. Хоть и был он физик-мудрец. Я ничего не сделал выдающегося для алхимии. И восстанавливать меня, стало быть, не за что.

Мушхуш и мессир Урлин переглянулись.

– И ты прости, Мушхуш, – обратился Ламех к змею. – Не много мне чести, что я заступился за тебя у Сяо Тана. Ведь только по моей вине ты с ним, собственно, встретился. Так что я, повторюсь, не совершил ничего, достойного похвалы. Просто исправил свою ошибку. Как ты сказал тогда? «Иерусалимские маги, особенно изобретательные, всегда как-то умели это делать». И я не посрамил их славы. Но в заслугу, увы, мне ставить решительно нечего… Ну, приволок приспособление для изготовления золота, которым нельзя пользоваться. Спас того, кто только из-за меня вляпался в переделку… Единственное, что могу тебе сказать – хоть меня и не восстановят теперь в Школе, но условия нашего договора исполнены. Это тебе подтвердит любой, разбирающийся в Оккультном праве. Обещал мне помочь – и помог. Все – согласно древней букве негласного договора между духом и человеком.

Проговорив это, студент тяжело вздохнул – и добавил решительно:

– Что я теперь должен Набу?

Змей расцветал с каждым словом Ламеха. В конце его покаянной речи он загадочно улыбнулся и поднял вверх для важности кончик хвоста:

– Сссдаетссся мне, что ужшшше ничего!

Теперь был черед изумляться сыну Абрахама. Он хотел что-то сказать, но Верховный магистр его остановил.

– Все правильно, мой мальчик! – кивнул он лысой головой. – Все правильно. И твои слова действительно это подтверждают… Ты нашел Философский камень.

– Но ведь золото… Философский… Почему??

Урлин улыбнулся:

– Да потому. Ты всегда имел привычку невнимательно слушать меня. Припомни-ка, что я сказал? Всего лишь пару мгновений назад, заметь. «Он не только превращает металлы в золото, но и изменяет человека духовно, делая его совершенным». Изменяет духовно. Соображаешь?

Сын Абрахама переводил взгляд с Мушхуша на Урлина, с Урлина на каменный блок – и обратно.

– Не очень, – честно признался он.

– Ты недооценил меня, Ламех. Когда змей Набу рассказал про ваши злоключения, я сразу прикинул последствия – сопоставив рассказ с тем, что сам прочел в трудах Лотария. Твое предупреждение о проклятии, лежащем на золоте, меня не удивляет.

– Значит, этот блок… – студент указал на камень, и Урлин утвердительно кивнул:

– Да, именно так. Этот каменный сосуд пуст.

– Тогда какого дьявола весь этот цирк?!

Верховный магистр усмехнулся:

– Ты и себя недооцениваешь, Ламех. Никакого цирка. Я потребовал открыть сосуд – и ты его открыл. Потребовал явить мне золото… И ты явил его. «Философский камень обладает не только плотью, но и духом»… «То, что делает человека равным Создателю». Неужто думаешь, что равным Создателю человека делает способность обращать свинец в золото? О нет, сын Абрахама! Человеческий дух, очищенный испытанием, не стоит в одном ряду с каким-то паршивым желтым металлом. Философский камень – вовсе не то, что мы о нем думаем. И даже не то, что думал о нем Лотарий… Я давно предсказывал, мальчик – ты станешь великим человеком. Не захотел стать им мирно – стал против воли. Но от судьбы не уйдешь. Как ты справедливо и указал дракону.

Ламех молчал. Он плакал.

Мушхуш посмотрел на него. Кивнул согласно:

– Присссоединяюсссь, о магиссстр!.. Ламех, помнитссся, у тебя было шшшелание усснать мою исссторию? Сссейчасс это будет умесссно.

По-змеиному покачивая своей смешной головой, дух закрыл глаза и произнес в пространство:

– Давным-давносссс, когда миром правили древние боги, не было ссстрашнее и могушшшшественней духа огня, любимого творения Матери богов по имени Хашшшш. И люди, и духи трепетали перед ним, ссс… Да. Но вашшш покорный ссслуга, гордец Нину, такшшшше дух не иссс поссследних, затеял с ним ссспор перед богами – какая сссила в мироздании превышшшше всссего. Хашшш, иссполненый сссамодовольссства, насссвал силу Разрушения, сссказав, что тот, кто разрушает созданное, госссссподин Вссселенной. Я зсссаметил, что этим он осссскорбляет Мать богов, Пресветлую Тиамат. Ссила Ссссозидания, сссказал я, управляет мирами. Богам понравилссся мой ответ, а Хашшш был изгнан за дерзссость. Вмесссто того, чтоб поразссмыслить, как исссправить ошибку, он разобиделссся на богов, на весь свет – и, сссамо собой, на меня. Как я теперь узссснал, от огорчшшшения Хашш даже подалссся в драконы… А я долгие сссстолетия имел ссславу мудрессса… И ссслужил Набу. Но, однажшшды, наступил и мой чшшеред. Как-то Провозглассситель пошутил, ссспросив, чем я обяссан сссвоему нынешнему величию. Конешшшшно же, я, ни мгновения не ссссомневаяссссь, ответил: «Ссебе».

Набу нахмурилссся. Сссказал: «А кто зсссаложил в тебе это величие?»

«Боги, – тут же исссправилсся я; – Но ведь лишшшь в моей сссобсственной воле было его явить»

Набу зсадумался, кивнул: «Пошшалуй, ты прав. Но я не уверен… Не уверенсссс, что под величием мы понимаем одно и то шшше. Отправьссся к сссмертным, Мушхуш, и посссмотри, как величие обретаетссся ими».

Тут как разс мы услышали, Ламех, твое корявое зссаклинание. Набу и Пресветлая Ташмету рассмеялиссссь. Провозглассситель сказал: «Вот как разссс дело, которое по плечу твоему величию, Мушхуш! Отправляйсссся к нему, и не восссвращайссся до тех пор, пока этот ссссмертный не явит тебе сссвое!.. Можшшет быть, ты уссснаешь о величии кое-что новое»

Мушхуш, огненный дракон Тиамат, дух знания Нину открыл глаза и посмотрел на Ламеха.

– Теперь я ссссвободен, ссын Абрахама. И понял сссвою ошшибку. Не боги даруют величие, сссс. И не сссам человек делает великим сссебя. Великим делают его бессскорысные поссступки.

Студент вздохнул, словно сбросил с себя тяжелый жернов. Он обратился к обоим стоящим:

– Наговорили вы тут много всякого разного, конечно… Но что же следует из ваших пространных речей, мудрые господа?

Урлин светло улыбнулся. Торжественно проговорил:

– Добро пожаловать на родной факультет, студент четвертого курса!

Сын Абрахама, конечно, ожидал этих слов после всего вышепроизнесенного; но все же не сдержался. Подскочил на месте, крутанулся в воздухе, а когда приземлился, бросился обнимать Мушхуша за его бесконечную шею. Тот свистяще выдохнул:

– Сссадушшишь!

Мессир Урлин в умилении глядел на эту сцену.

Потом проговорил, потирая глаза:

– Ну, мы тут с вами в самом деле заболтались, ребята. А ведь у нас много работы. У тебя в хвостах, Ламех, пять экзаменов и шестнадцать зачетов. Буду слушать на следующей неделе… Ох, я сейчас разрыдаюсь.

И, растроганный, вышел за дверь.

Сын Абрахама с Мушхушем отпустили друг друга, замерев в немой сцене.

– Что ж! – пожал Ламех плечами. – Придется соответствовать своей великой репутации. Иначе она перестанет соответствовать мне… А ты, приятель, погоди уходить в свои Заоблачные сады. Еще пригодишься.

С этими словами он ухватил Мушхуша за хвост и поволок вон из комнаты. Мушхуш не сопротивлялся.

Скоро весь этаж башни огласился жизнерадостным «Гаудеамус игитур!», распеваемым на два голоса. Причем один сильно шепелявил и не попадал в ноты.

 

Над Синайской пустыней занимался рассвет.

 

 

 

 

 

20.12.2007

 

 

 

Реклама:

материалы пвх и пластиковые трубы