Линии

 

 

 

Если бы Ирина знала, что так всё закончится, она, конечно, повела бы себя умнее. Тоньше. Осторожнее. А теперь Алик почти ревёт у неё на плече, как мальчишка, а та девчонка, из-за которой, спокойно себе ушла… Её Алик, сильный, умный Алик, 28 лет, женат и двое прелестных детей… Её внуков. Да вон, фотография над столом рабочим висит – на одной старший с мамой, невесткой Алиной, на второй – крохотная новорождённая малышка – сейчас год уже, пора новую фотографию повесить…

О романе сына с младшей сотрудницей их отдела Ирина узнала случайно. Да как – узнала… Неожиданно для самой себя сопоставила факты. Просто девочка жила через два двора от конторы и бегала в обеденный перерыв домой. С самого начала работы у них – бегала. А с полгода назад Алик стал периодически исчезать в середине дня, примерно в этот же промежуток… Всегда обедал прямо на работе, а тут вдруг заявил, что хочет ходить куда-нибудь… Она несколько раз выходила с ним, просила отвести в какое-нибудь особенное, им любимое место… И каждый раз было ощущение, что это место он только что углядел на другой стороне улице и зашёл туда впервые.

Но это бы всё ничего, она не обращала особо внимания. Пока однажды не попался он совсем уж глупо. Накануне вечером Ирина заходила к той девушке – после работы, выпить кофе и таблетку от головы, которая у неё буквально раскалывалась. Девочка тогда сказала – чудо-таблетки, пойдёмте. Пять минут – и поможет. Она пошла. На кухне, перед тем как сесть на стул, сняла с него приметный красивый свитер – серый в синюю клетку, с буквой «Е» на воротничке. Опять, – буркнула она, – никогда не приучу соседа не раскидывать вещи. Рассказала, что сосед – её одноклассник, с которым они уже год вместе снимают квартиру, с тех пор как того бросила девушка. Но между нами ничего – правда-правда, – как будто Ирина спрашивала и осуждала… Девочка эта ей, в общем, была глубоко симпатична – в меру самоуверенная, чуть надменная, легко и, будто бы забавляясь, выполнявшая любую работу по их профилю… Напоминала ей её саму, наверно.

 

А на следующий день после обеденного перерыва в том самом клетчатом свитере пришёл Алик. А через три минуты – она вернулась. Ирина отозвала его в сторону.

– Ты что, знаком с её одноклассником?

– С каким одноклассником? – не понял Алик.

– С Катиным, каким.

– Почему я должен быть знаком с Катиным одноклассником?

– А чей, по-твоему, на тебе свитер?

– А, свитер, – он улыбнулся, – зашёл, представляешь, в кафе… На меня какой-то остолоп вылил чашку кофе. Официант-остолоп, я имею в виду. И вот они забрали в химчистку мой свитер, а пока дали этот….

– Ну-ка, иди сюда, – она недрогнувшей рукой притянула его к себе и отогнула угол воротничка. Буква «Е» была на месте.

В секунду сложился пазл в её голове. Их частые совместные отлучки в обед… Задержки на работе по вечерам… И даже выходные… Она всегда гордилась, какого воспитала ответственного сына, когда он уходил в субботу и воскресенье, а теперь вдруг вспомнила, что началось это полгода назад, когда ОНА пришла работать.

– Алик, ты собираешься оставить Алину и детей?

– Мама, да о чём ты?

– Я была вчера у Кати. Я чуть не села вот на этот самый свитер. Её сосед, одноклассник, вечно раскидывает вещи… Так чем вы угваздали твой?

– Мы… Её помадой. Мама, я не хочу, чтобы Алина знала.

– Ещё бы! Я тоже не хочу, чтобы Алина знала! Идиот ты эдакий! Надо было думать, прежде чем спать со своей подчинённой!

– Не кричи. Катя услышит.

– Ты должен её бросить. Немедленно.

– Я не могу.

– Что?! Ты не можешь? А я твоей жене в глаза смотреть смогу? Плевать я хотела на твоё «не могу!» Я не буду этого терпеть, Алик! Прямо сейчас! Иди и скажи ей! Что всё кончено!

 

– Не надо никуда ходить, – она стояла на пороге общего их кабинета. В тёмном, выгодно подчёркивающем её фигурку костюме юбка-пиджак.

– Катя, – Алик попытался броситься к ней.

– Не смей! – Ирина уже почти кричала.

– Не надо, Алик. Не надо. Я знала, что пора заканчивать. Вот, чуть-чуть не успела… Ирина, заявление писать?

– Заявление?

– На увольнение. Вы, наверно, не захотите, чтоб я дальше работала.

– Напиши на отпуск. И съезди куда-нибудь. А Алик пока сам в себе разберётся. Правда?

Она развернулась и ушла в кабинет. А Алик привалился к стене и глухо застонал.

– Кто тебя просил, мама? Ну, кто тебя просил?

– Ты бы лучше подумал, как будешь жить с этим грузом дальше…

– О каком «дальше» ты говоришь? Я не знаю, как буду жить завтра. И даже через час – тоже не знаю, как. Потому что она – моя жизнь.

– Она твоя пропасть, Алик.

– Мама, если ты не понимаешь, если у тебя ни с кем, пусть даже не с папой, такого не было, нам не о чем говорить.

И она притихла. Потому что такое у неё – было. Когда жизнь сходилась в одном человеке, и когда жизни этой было для него не жалко. Было давно, но уже при муже и при маленьком Алике. Они с мужем тогда едва не развелись. Слава богу, у тогдашнего любовника хватило ума и выдержки поставить точку… А тот аборт, который был потом… Да она всё равно больше детей не хотела… В общем, всё правильно получилось.

Но она ведь помнит. Прекрасно помнит то ощущение, когда он уходил. Ощущение, что она попала под грузовик, и тело расплющено, раскатано по дороге, и мозг тоже, но почему-то сохранились крупицы разума, и одно лишь слово бьётся в голове: добейте. Но она смогла пережить. И он сможет.

 

Катя уволилась в тот же день. Без отработки две недели – Ирина разрешила. И уехала куда-то. И Алик действительно пережил. И никогда ни он, ни Ирина не узнают, что Катя-то аборт никакой не сделала. И на другом конце земного шара, в далёкой зелёной Австралии, растёт маленький Алик, и папой зовёт совсем другого смуглого мужчину.

А потом однажды тридцатилетний Алекс приедет в Россию. Страну, откуда его мама Кэтрин уехала, когда уже была им беременна. Будет ходить в подаренном мамой сером свитере в синюю клетку – ей всегда нравилось это сочетание. А он так хотел проникнуть в её жизнь, почувствовать то, что чувствовала тогда она – одна, с животом, покидающая любимую Москву…

Он специально спустится в метро, о котором она столько рассказывала. И плечом к плечу столкнётся с лысеющим, чуть сгорбленным мужчиной в почти таком же сером свитере с синими квадратами. Улыбнётся по-западному широко, скажет ломано «извините», и пойдёт в сторону поездов. А мужчина бросит скупо – «нормально» – вечное, любимое им словечко, и шагнёт на эскалатор. И вдруг обернётся, станет шарить по толпе взглядом, выискивая, сам не зная зачем, того парня в клетке. Будет искать, пока не скроется из виду перрон, и не найдёт. И неспешно отправится на работу, всё ту же работу, только должность – не самая главная ещё, но почти уже, почти.... И лишь проходя мимо окон ТОЙ квартиры, поднимет глаза и вздохнёт.

Алекс забудет русского старичка ещё быстрее. Уже в тот момент, когда отведёт от него взгляд. Проедет до станции «Площадь Революции», выйдет из метро и сядет на лавочку с макдональдсовским кофе. Мама говорила, они сидела именно там накануне отъезда…

Интересно, если бы оба они знали, кого встретили, изменило ли бы это что-нибудь?

Да ладно, чего уж там. Живём дальше.