HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Рая Чичильницкая

Женские портреты

Обсудить

Сборник рассказов

На чтение потребуется четыре с половиной часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 20.07.2014
Оглавление


1. Галоши короля Лира
2. Бабы – стервы

Галоши короля Лира


 

 

 

Рая Чичильницкая. Иллюстрация к рассказу «Галоши короля Лира». Источник изображения: http://sflhealthandwellness.com/facing-serious-illness-palliative-care-can-help/

 

 

 

Линина мама отказывалась умирать. Она лежала в отдельной, почти по-домашнему уютной палате на втором этаже, утопая в белоснежных простынях, на комфортабельной чудо-кровати (что и говорить, здесь в хосписах для умирающих создают все условия). Лежала на боку, с широко раскрытым, зияющим пустотой ртом, из которого вытащили зубные протезы, такая внезапно маленькая, скукоженная, неподвижно-застывшая, похожая на мумию, и только ритмичный шум её затруднённого дыхания говорил о том, что она ещё жива.

Сердце работало как мотор. Она лежала без питания: организм больше не принимал пищу, и трубку для кормления отключили за ненадобностью. Но судьбе зачем-то было необходимо, чтобы она продолжала жить, если, конечно, это можно считать жизнью.

 

Два часа назад из хосписа позвонили и сказали:

– По всем признакам ваша мама умрёт сегодня. Вам, наверное, лучше приехать.

Так было уже несколько раз, и каждый раз Лина, выскочив из постели (если звонок был ночным) или, сорвавшись с работы (когда он был дневным), летела, превышая скорость, в госпиталь. Но мама не умирала. Вот и сейчас тревога, похоже, была ложной.

– Это необъяснимо с медицинской точки зрения: по всем показателям конец должен был наступить ещё на прошлой неделе. У нас за всю многолетнюю практику никогда такого случая не было. У вашей мамы на редкость сильный организм: никак не сдаётся, – оправдывались видавшие виды медсёстры, как будто в том, что её мама опровергала эти показатели, была их вина.

Возможно, они волновались за свою репутацию или за то, что дочь будет их потом судить за повышенное эмоциональное расстройство и стресс, вызванные их прогнозами, которые не сбывались.

 

Впрочем, Лина не нуждалась в напоминаниях и звонках: она и так навещала мать ежедневно. Приезжала сразу после работы и сидела там допоздна – спешить ей было некуда и не к кому, дома её никто не ждал, – сидела у маминой кровати, разговаривала с медсёстрами и время от времени наведывалась в комнату для посетителей, чтобы немного расслабиться.

Дни тянулись в ожидании, как потерявшая вкус жевательная резинка. Ожидании чего? Надеяться на чудо и благоприятный исход было нечего. Надежда на скорый исход тоже не оправдалась, и поэтому теперь можно было ожидать только смерть – единственное, что принесёт облегчение.

Бессильное, пассивное ожидание смерти было ужасно. Помочь невозможно, изменить что-то – тоже. Сидишь как идиот, наблюдаешь за отходом и терзаешься сомнениями. Чувствует ли она что-то? Знает ли, что с ней кто-то рядом? Страдает ли от боли? Врачи уверяют, что не страдает: они делают всё возможное, но кто знает? Может, она уже где-то за пределом этого возможного и всё-таки страдает? Или испытывает страх? И потом, сколько такое существование между жизнью и смертью может продлиться?

 

Грех сказать, но Лина хотела, чтобы всё уже закончилось, хотя открыто в этом признаться не могла.

Она вспомнила своего отца, который умирал почти семь лет. Конечно, там все было по-другому: онкология, полное сознание до последнего вздоха и его невероятное, цепкое желание как можно дольше удержаться в своём измученном теле. Давали врачи ему максимум шесть месяцев, но месяцы растянулись в годы. И все эти годы она, забыв на время жгучую боль своего детства, исполняла свой дочерний долг. Без особых чувств, но на редкость исправно. Никто её не может упрекнуть в том, что она плохая дочь. Интересно, а почему ей так важно быть хорошей дочерью? Её Марианочке такое вряд ли в голову приходит. Что и говорить – другое поколение...

И вот наступил черед её матери. А за ней уже её, Линин черёд. Кто будет провожать её в последний путь? Кто будет ждать её исхода? По логике, наверное, это не имело значения, но не думать об этом она не могла, а думать об этом ей было очень страшно.

 

Там, в большой комнате-гостиной с нейтрально окрашенным, неназойливым для глаза интерьером, можно было передохнуть на мягком диване перед горящим синеватым пламенем газовым камином, почитать журналы, посмотреть телевизор и выпить кофе из одноразовой чашечки или перекусить. Кофеварка и всё необходимое стояло на гранитном прилавке маленькой кухоньки, расположенной в углу комнаты. Там же, рядом, находился автомат с содовой, яблоками и упакованными в целлофан бутербродами. В хосписе всё было продумано, и уютный комфорт создавался не только для отбывающих, но и для тех, кто их навещал, приходил прощаться и проводить в последний путь. Одно из проявлений гуманности общества, не культивирующего институт семьи: проявление, разумеется, далеко не бесплатное.

Лина телевизор не любила и, оберегая свою фигуру, перекусывала редко и мало. Приходила она туда поплакать, попить кофе и, глядя на семьи «провожающих», сполна прочувствовать своё одиночество.

Вот и сегодня она опять наблюдала за расположившейся вокруг соседнего столика большой испаноязычной семьёй 96-летней старушки, лежавшей в палате слева от маминой. Старушка с лицом, похожим на высушенный на солнце финик, двумя белыми косами и ещё при полном сознании была здесь с выходного, и каждый день к ней приходила её многочисленная родня: трое почтенного возраста сыновей с жёнами, детьми и внуками, среди них два грудных младенца. Приносили цветы, домашнюю еду, подарки. Установили маленькую рождественскую ёлочку. Проходя мимо её палаты, Лина видела, как девочки (то ли внучки, то ли правнучки) с любовью расчёсывают и заплетают в косы старушкины волосы. Из палаты доносилась испанская речь, смех и тихое, мелодичное пение под гитару. Иногда казалось, что они молятся.

 

Лина наблюдала, как молодая мать, с виду совсем ещё девочка, меняет пелёнки своему младенцу и, не удержавшись, полюбопытствовала:

– Это ваш первый, моя хорошая? Сколько ей?

– Софии-Лурдес два с половиной месяца, – улыбнулась молодая мать. – У меня ещё двое мальчишек: они сегодня в школе, а потом в продлёнке…

– Какая очаровательная малютка. Напоминает ребёнка моей дочки.

– А дочка где, почему не пришла? – вмешалась женщина постарше.

«И какое ей дело?!» – возмутилась про себя Лина, но виду не подала, изобразив улыбку.

– Она дома. Живёт далеко, в Нью-Йорке, и ребёнок ещё слишком маленький, чтобы его таскать в поездах. Знаете, сейчас ведь идёт такой ужасный грипп...

– Ой-ёй-ёй, конечно... Так вы, значит, с ней не вместе живёте? – удивилась женщина. – А вы к кому сюда ходите?

 

Она оказалась весьма словоохотливой и задавала нетактичные вопросы. Впрочем, Лина рада была с кем-то поговорить. К женщине присоединились несколько её родственников. Из разговоров с ними Лина узнала, что некоторые из них живут очень далеко, в других штатах, и что Мэнни с женой приехали на своём миниавтобусике из Флориды, а Карлос, старушкин младший сын, со всей семьёй прилетел аж из Пуэрто-Рико.

– Ну и что, что самолётом? Как же иначе можно, мы же семья, одна кровь, – улыбался он.

– И мы – это только малюсенькая часть всей нашей семьи, – со смехом вставил Мэнни. – Я даже не уверен, сколько нас всех набирается…

Перебивая друг друга, они начали считать на пальцах своих родственников. Насчитав чуть более двухсот, они сбились со счёту.

А Лине считать своих было легко, потому как кроме мамы и дочки, Марианочки, у неё – никого. Так, два-три разбросанных по свету родственника. Мама её умирала, а дочь её, живущая в двух с половиной часах езды, не приходила и даже ни разу не справилась по телефону о бабушке, которая её воспитала. Вот и получалось, что по иронии судьбы с Линой рядом сейчас никого, кроме бывшего мужа, не было.

 

– Да, семья – это самое важное, – заметила словоохотливая женщина. – Конечно, лучше, когда большая, но и маленькая тоже хорошо. А ты не волнуйся, дочка твоя придет. Ну, нам пора. С Новым тебя годом! – Обняв Лину, она со смаком расцеловала её в обе щёки как старую, добрую приятельницу.

– А я не волнуюсь, – бодро соврала Лина. – Конечно, придет, как только освободится. Она просто сегодня очень занята.

Посыпались шумные поздравления… Наконец, попрощавшись, все ушли, и резко стихло.

 

Тишина продлилась недолго. Через полчаса пришёл бывший муж. Принёс пластиковую торбочку, полную зелёных яблок, бананов и пакетиков мисо супа.

– Вот, – протянул он ей снедь. – По-моему, это всё, что ты просила. Ты, наверное, здесь совсем уже усохла и ничего не ешь.

– Да нет, я о'кей, – сказала Лина, перебирая принесённые им продукты. – Как всегда, справляюсь. А что, другой фирмы мисо там не было? У этой, по-моему, продукция не такая органическая, как они говорят...

– Это всё, что там было, – процедил бывший муж. – Тебе никогда не угодишь.

– Да нет, почему же, спасибо. Я это просто так спросила. Разве я не имею права спросить?

 

Она высыпала содержимое одного из пакетиков в стайрофомовый стаканчик и развела кипятком из крана. Запахло японским супом.

– Тебе сделать тоже? – спросила она бывшего мужа.

– Нет, я такое не ем, и потом, я после обеда, – отказался он. – Ну, как там мама?

– Да всё так же... без изменений. Знаешь, никто тут не может поверить. Я разговариваю с медсёстрами, и они говорят, что за все годы работы в хосписе они ничего подобного не встречали, а они ведь тут насмотрелись всякого...

– М-да, странно...

– Да, ты же знаешь, что сюда кладут тех, кому помочь уже нельзя: можно только окружить заботой и сделать их конец более комфортным. Никто здесь долго не задерживается. А с тех пор, как мама здесь находится, всё население этажа сменилось уже почти три раза.

– Так твоя мама уже здесь старожил. Ну, так, может быть, она ещё вытянет?

– Да не думаю... у неё уже начали отмирать ткани... за левым ухом пятно, ты посмотришь, это начало некроза.

– А, может быть, это просто старческие пятна? У стариков часто бывает...

– Не думаю. Похоже на некроз. Вот и Стэнли подтвердил, когда я ему рассказала...

– Поразительно. А что, они с Марианой здесь сегодня были?

– Что ты ерунду говоришь?! – вспыхнула Лина, – Стэнли дежурит: он oncall[1], а Марианочка занята ребёнком. Как они могут?!

– А, так это он по телефону диагноз поставил... понятно. Ну, ладно, я пойду проведаю маму: всё-таки, она была единственной тёщей из всех моих тёщ, которая ко мне хорошо относилась, – произнёс бывший муж, направляясь к выходу.

 

Лина доедала уже почти холодный мисо и внутри кипела на бывшего мужа: «Непременно он должен что-то сказать, чтоб меня расстроить!». Где-то в глубине души она подозревала, что не в нём дело, и что кипит она не на него.

Марианочка приходить не собиралась ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Разумеется, у неё было оправдание: недавно родившееся дитя. Но ведь таскали же это дитя недавно к родителям зятя на Рождество – четыре часа в один конец – и ничего, всё обошлось благополучно. А тут всего полтора часа на электричке. На праздники к Лине они, конечно, не поехали, и к себе её тоже... то есть, сначала вроде бы пригласили, но потом дочка позвонила:

– Будет много людей: у нас тесно... Тебе лучше в другой раз приехать...

Зато дали список: кому чего купить в подарок и за какую сумму. Ну да, конечно, тесно, а вот отцу её, тем не менее, место нашлось…

 

Надо отдать должное, Марианочка звонила каждый день, а ведь могла бы и не звонить. Правда, звонки эти были какими-то казёнными, для галочки. Она спрашивала «Whats going on?[2]« и тут же сразу начинала щебетать о своей жизни. Сегодня она, например, рассказывала о своих собачках, Люсике и Маргоше, которых подошло время сводить к ветеринару на прививки, и о том, что у неё грудь огромная, а молока нет, и поэтому бэби приходится кормить формулой, и о том, что они со Стэнли планируют сразу после Нового Года начать искать себе подходящий лофт или, может быть, лучше браунстоун на Вестсайде, небольшой особнячок за пару миллионов, потому что сейчас хорошее время покупать недвижимость, и о том, что родители мужа открыли в банке счёт на колледж для новорождённой Элизабет, и теперь насчёт её образования можно не волноваться, и ещё о чём-то...

О бабушке она, как обычно, ничего не спрашивала. А когда Лина попыталась перевести разговор на эту тему, резко оборвала мать:

Why are you always trying to bring me down with your negative thinking?! I dont wanna talk about this![3]

Марианочка жила благополучной жизнью, в которой не было места для неприятных вещей.

So, when will you be over, mommy? We miss you[4] – и, не дослушав ответа, закончила разговор жизнерадостным: – bуе-bуе!

 

«К чему это она спросила, когда я у них буду? – подумала Лина, – Неужели совсем уж некому повезти собачек к ветеринару?»

Во время своих визитов она всегда выгуливала Люсика и Маргошу в «собачьем парке» неподалёку от дома, где жила дочь: собачки действительно были прелестными, и гуляла она с ними с удовольствием. Так же, с не меньшим удовольствием, она стирала, гладила и делала ещё разное по дому.

Марианочкина беременность не позволяла ей перенапрягаться: на этом настаивал зять, Стэнли. А с Лининой точки зрения, беременность протекала нормально, и работа по хозяйству была бы даже полезна. Но Стэнли только рассмеялся, а Мариночка сказала:

– Стэнли – врач и всё знает, а ты, мама, застряла в прошлом веке.

Больше Лина ничего не советовала: может, она действительно застряла в прошлом, а сейчас всё по-другому...

Конечно, они могли бы нанять приходящую домработницу, но зачем тратиться, когда та всё равно так хорошо не уберёт, а Лине надо себя чем-то занять – энергии у неё, слава богу, много, работает быстро. Почему бы детям не помочь? Пусть лучше откладывают на что-то: им пригодится... вот ребёночек родится, в Манхэттене всё дорого. А ей только в радость. И главное, сама себя предлагает. Почему Марианочке и не воспользоваться? Впрочем, у Марианочки проблем с тем, чтобы воспользоваться, никогда не возникало...

 

С конфликтами отцов и детей Лине приходилось сталкиваться почти ежедневно.

Она работала в агентстве социальных услуг и наслушалась всякого от своих пожилых клиентов. По долгу службы, а иногда и из человеческого сострадания, она им сочувствовала, но вообразить, что подобное может случиться с ней самой, никак не могла.

В такое её воображение забредать боялось: ему было спокойней витать где-то в далёком детстве, перемалываясь жерновами старых, нанесенных ей родителями, обид.

 

Лина (или, как её называли в семье, Нуся, производное от Линуся) росла, как сейчас это модно называть, в нездоровой обстановке и была зла на мать за многое, но больше всего за то, что та в своё время пряталась в свою работу вместо того, чтобы ограждать маленькую Нусю от издевательств её интеллектуального неврастеника отца, то и дело закатывающего истерики и распускавшего руки. Мать укрывалась за вечной стопкой недопроверенных школьных тетрадок и, потупив глаза, молчала под звуки криков, шлепков, оплеух и плача. Жаловаться Нусе было запрещено. «Всё равно тебе никто не поверит, – стращали её родители, – ведь у нас интеллигентная, приличная семья».

И действительно, в «приличных, интеллигентных» семьях такого не должно было быть, и в то, что в её семье это было, верилось с трудом. За это Лина простить свою мать не могла уже более пятидесяти лет. Не могла до того момента, пока та не упала с инсультом, сломав себе два ребра и шейку бедра. Только тогда, как по мановению волшебной палочки, застарелая обида вдруг исчезла из её сердца, истаяла, испарилась куда-то...

 

А поднимать на ноги дочку Лине пришлось самой, и поставила она своей целью сделать всё, чтобы её Марианочка росла в лучших условиях, чтобы не допустить повторения греха своей матери.

Потому и развелась она со своим первым мужем, Марианочкиным отцом; потому и увезла свою дочурку в Америку и прошла все круги эмиграционного ада, потому и пожертвовала своей карьерой, чтобы дать ей блестящее образование и шанс на будущее. Марианочкин отец при этом не присутствовал: он остался позади, жил в другой стране, да и желание помочь в воспитании дочки никакого не проявлял. Так за все годы ни разу не поинтересовался, нужно ли ей что-то, не послал ни копейки, хотя жил тогда в достатке.

А теперь он здесь и, будучи не у дел, разыскал дочь, и она ему, скорее всего, помогает. И на праздники Марианочка пригласила не её, свою мать, которая всем для неё пожертвовала, а его, этого негодяя, который палец о палец для неё не ударил. Об этом говорить она также не желает. Несправедливо, обидно, но что поделаешь...

В отличие от своей матери, Лина всегда принимала в жизни своей Марианочки самое активное участие: она её охраняла, продвигала и поддерживала, нанимала ей самых лучших частных педагогов, разрешала проявлять ей себя и всячески экспериментировать. Если б не Линин неуёмный энтузиазм и самоотдача в стремлении дать своей дочери другую, лучшую жизнь, что бы сейчас с Марианочкой было? Разве стала бы она доктором наук? Разве вышла бы замуж за нейрохирурга? Разве попала ли бы в такую богатую семью? Конечно же, нет: ведь она не блистала способностями: это Лина сделала её незаурядной! В лучшем случае, работала бы она в какой-то конторе или в больнице медсестрой или шлялась бы по местным барам. Лина добилась своей цели, но чего добиваться сейчас, было неясно...

 

Она внезапно почувствовала себя круглой сиротой и горько заплакала. Ни братьев, ни сестёр, ни дочки – никого. А тут вот ещё и мама уходит. Хорошо, что хоть успели попрощаться и простить друг друга при жизни. И как же она её не ценила, раздражалась её стариковскими причудами и бесконечными волнениями, а теперь вдруг, когда уже поздно, поняла, что мама была единственной, кто о ней действительно волновался, и что после её ухода о ней, о Лине, уже больше никто волноваться не будет и никто никогда её больше не назовёт уменьшительно-ласкательным – Нуся... Спазматическая смесь раскаяния с жалостью к себе резко накатилась, как приступ рвоты, и слёзы опять полились из опухших глаз.

«Что имеем – не храним, а потерявши – плачем... как банально, – мысленно усмехнулась Лина. – Я ведь всегда считалась неординарной, оригинальной, а тут... такая пошлая, стандартная банальность».

И правда, даже имя у неё было необычным для действительности, в которой она росла. В том далёком, советском прошлом, Каролина казалось странным, претенциозным именем, и естественно, что в школе над ней смеялись. А поэтому, став постарше, она его официально укоротила на Лину. Однако в эмиграции полное имя ей пригодилось. Кэролайн звучало по-американски уместно: так её звали на работе.

 

Лина подумала о Марианочкином ребёнке, очаровательной малютке. Как странно, что она, Лина, всегда любившая детей, уже бабушка: момент, который она ждала, теперь её почти не радовал. Ни по имени, ни внучкой она её не звала, а спрашивала у дочки: «Ну как там твоя малышка?».

«Ну и что, что я бабушка? – рассуждала она. – Всё равно ребёнка видеть я буду очень редко и воспитывать не буду. У нее ведь есть родители. Зачем привыкать к этому чувству, если впереди одна боль и разочарование? – И подытоживала: – Что ж, буду жить своей жизнью, может быть, так даже и лучше. Наконец-то займусь собой, буду разъезжать, запишусь на класс танго: может, ещё кого-нибудь встречу... кто знает? Я ведь для своих лет неплохо выгляжу. Буду жить для себя. В конце концов, я это заслужила».

 

Лина всегда подчёркивала свою независимость. Почти всё делала сама. Помощи просила только в случае крайней необходимости. Ни на кого не надеяться научила её жизнь. И эта самодостаточность, подобно нерву, удерживающему зуб от разрушения, держала её в форме. Форма была всегда важна для неё, иной раз важнее содержания. И в то же время форма была условностью, и Лина это прекрасно понимала. Родом она была из южного края, где было принято говорить друг другу слащавости и комплименты, ничего под этим не подразумевая. Не все окружающие её люди воспринимали такую манеру правильно, а бывший муж в ней это вообще не выносил: он был родом из суровых северных широт, где не заботились о любезностях и резали в глаза правду-матку. Лине же его «правда» была ни к чему. Она предпочитала пустоту формы, которую можно было заполнить всякой отвлекающей суетой: йогой, танцами, кино, новыми людьми, деталями чьих-то судеб...

Как много было в её жизни всего и всех, особенно в этом году: поток людей, мест жительства, свадьба дочери, развод, рождение внучки, инсульт матери – аваланч перемен. А тут всё в одночасье исчезло: мужчины, подружки, танцевальные партнёры... и самое главное, исчезла единственная дочь, а остались только бывший муж, с которым жила она, как кошка с собакой, пара друзей, переждавших все её увлечения, и вот... умирающая мама.

«Как же это могло случиться?! Неужели для этого Марианочка оканчивала Гарвард и защищала докторскую диссертацию?! Где же я допустила ошибку? Что сделала не так, не то? Откуда такая чёрствость души?! Господи, за что мне такое?!» – её глаза опять налились слезами.

 

В этот момент в комнату вернулся бывший муж.

– Ты в порядке? – спросил он участливо.

– Да... то есть, не совсем... нет... наверное, не в порядке... – всхлипывая, ответила Лина.

– А что случилось? Ты же была раньше «о’кей»...

– Никогда бы не подумала, что могу оказаться в галошах короля Лира, – всхлипнула она опять, – никогда бы не подумала... никогда бы не подумала...

– В каких галошах? Разве он носил галоши? – в недоумении спросил бывший муж.

Он был хорошим, этически-корректным, благородным человеком, с которым просто совершенно невозможно было вместе жить. И то, о чём она говорила, он никогда не понимал или понимал превратно и от этого нервничал, а она обижалась, страдала и тоже нервничала, оттого что надо было всё объяснять, но говорить иначе так и не научилась. Зато теперь он был рядом, несмотря на то, что оставила его она, и что перед этим много чего между ними было...

 

На этот раз Лина простила ему его вопрос.

– Наверное, я подсознательно соединила Лира с тем, что я «села в галошу», – со вздохом пояснила она.

– Ага... подсознательно, – пожал он плечами.

Её заумность всегда его пугала своей непонятностью, вызывая раздражение.

– Завтра уже Новый год. Как быстро летит время, и как медленно оно тянется. Хорошо, если бы мама протянула ещё день-другой, а то надо будет хоронить, а у всех праздник, как-то неудобно получится, – вздохнула Лина.

Как обычно, её мысль, опережая события, рвалась вперёд, вдогонку эмоциям.

– Я уже всё приготовила, сделала все звонки, всё проплачено: могила, цветы и прочее, и будет жалко, если никто не сможет прийти на похороны...

– Ну что ты суетишься, спешишь её хоронить?! – прервал её бывший муж. – Она ведь ещё жива. И потом, это же Америка: всё можно будет устроить, когда придёт момент.

– Да, но ведь это может случиться в любую минуту. Я не могу оставлять вещи на самотёк: ты ведь меня знаешь. К тому же я ведь сейчас одна: мне не на кого надеяться...

 

– Да, да, я тебя знаю, – проворчал бывший муж, – ты вечно куда-то спешишь, терпения у тебя никогда ни на что не было. Всё боишься, что чего-то не успеешь. Знаешь, я где-то читал, что акулы плавают без остановки днём и ночью, потому что, если они остановятся, то утонут. Ты иногда мне их напоминаешь... как будто боишься остановиться.

– Да, а что, лучше ничего не делать?! Сидеть вот так и ждать, когда что-то с неба в руки свалится?! В этой стране, мой дорогой, ничего просто так не сваливается! Если б я слушалась тебя и сидела сложа руки, моя Марианочка сейчас бы не жила на 72-ой в Манхэттене...

– Ну ладно, перестань! Твою дочь я больше обсуждать не желаю: о ней я уже высказал всё что думал! – в голосе бывшего мужа звучало нескрываемое раздражение. – Что с того, что она живёт в Манхэттене?! Она же на всех открыто плюёт! И только использует! А на тебя плюёт в первую очередь! – не сдержался он. – Всё! Не хочу я об этой... не могу я о ней спокойно говорить. Мы всё-таки в больнице.

– Как же ты не понимаешь, Миша?! Как можно быть таким жестоким?! Неужели ты не можешь понять, что я не могу ЭТОГО больше выдержать?! – Линин голос сорвался. – Я уже не в состоянии ждать её смерти! Это пытка! За что это мне?! А когда она умрёт, я буду одна, понимаешь СОВСЕМ ОДНА! У меня никого в мире больше не останется!!! Я – одна – как былинка!!! Я НИКОМУ НЕ НУЖНА!!! Понимаешь, НИ-КО-МУ!!! Я просто сама себя предлагаю, чтобы чувствовать свою нужность кому-то... а они иногда из приличия не отказываются... понимаешь, делают мне одолжение! Думаешь, я не вижу, как я всех этим раздражаю?! Я знаю, что меня слишком много, но я могу так много дать... почему же никому не нужно то, что я могу дать?! – она захлёбывалась в булькающих рыданиях. – Я как та недоеная корова из сказки. У меня такое хорошее, жирное молоко. Почему же меня никто не доит? Почему моё молоко никому не нужно?! Почему я такая невостребованная?! Аааааа!!!!

– Ну ладно, ладно, Лина, успокойся, успокойся... на, – тихо сказал бывший муж, протягивая ей бумажную салфетку, – вытри слёзы... ты сейчас под очень большим стрессом. Вот увидишь, всё как-то наладится. Воды хочешь?

Лина притихла и, всхлипывая, утирала опухшее лицо.

Бывший муж поднялся.

– Ну ладно, я, пожалуй, пойду... сегодня вряд ли что-то произойдёт. Звони, если что. С наступающим...

– И тебя, – поднялась Лина. – Спасибо тебе, Миша, большое... за всё... – она обняла бывшего мужа. – Не знаю, как бы я тут без тебя…

 

Вечерело. В палате, освещённой светом уличных фонарей, царил полумрак и по-прежнему раздавалось ритмично-шумное дыхание матери, напоминающее о зловещем Дарте Вэйдере из «Звёздных войн». Уже час как начало снежить. Как и обещали: на этот раз синоптики не ошиблись с прогнозом.

Лина стояла у окна, наблюдая, как ветер заметает тротуар позёмкой и как редкие машины медленно заползают в гаражное брюхо госпитального здания.

«Наверное, уже скользко на дорогах, – подумала она. – Если будет так падать всю ночь, машину завтра придётся откапывать, а где взять лопату для снега?»

Раньше этим всегда занимался муж. Теперь же он – бывший, и придётся ей...

С этой мыслью она отошла от окна и опять направилась в комнату для гостей, чтобы выпить очередную чашечку кофе.

Предстояла ещё одна бессонная ночь на мягком хосписном диване.

 

 

 



 

[1]На дежурстве

 

[2] Что слышно?

 

[3] Почему ты всегда только пытаешься мне испортить настроение своим негативизмом? Я не желаю об этом говорить! 

 

[4] Ну, мамочка, когда ты к нам приедешь? Мы по тебе скучаем...

 

 

 


Оглавление


1. Галоши короля Лира
2. Бабы – стервы
518 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 18:28 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!