Дословный мир

Первый снег

       Николаю Рубцову

Как медленно и тихо над полями
Кружится снег, скрывая пеленой
И горизонт с далёкими огнями,
И небосвод с глубокой синевой,
В открытые зеркальные озёра
Летит – и продолжается в воде,
Примеривает полотно простора,
Чтоб выстлать путь Рождественской звезде.

Невольно вдруг подумаешь о Боге.
Волхвует ночь! И тихо снег летит.
Как будто кто-то близкий на дороге
О чём-то сокровенном говорит.
И светел путь, подчёркнутый, как мелом.
И белый снег растёт среди полей,
Как самый первый снег на свете белом
На самой тихой Родине моей.

       11.1998(2.2007)

Ночь на Родине

Говори! Всё равно отзовётся
В этом диком просторе земном
Тишина – как рожок из колодца,
Словно речь, затаённая в нём.
Распадается сфера ночная.
Ну, и темень! Эй, кто там? Огня!
То ли слышится песня такая?
То ли это кричали меня?

Верно, в сердце о чём-то поётся,
И ни слова, ни звука вдали.
Ничего! Говори! Отзовётся!
На мгновенье прислушайся. И –
Как в насмешку, гружёный железом,
Товарняк прогремит вдалеке,
Да в полнеба звезда – стеклорезом –
Полоснёт и погаснет в реке.

       6.2009
 

Прямая речь

        1.

Прямая речь слышней всего в лесу.
И эхо отвечает с полуслова
Охотника, что целится в лису,
Стреляет и… цитирует Баркова.
И рыжий зверь его прощальный крик
Смахнёт хвостом в подстрочник листопада
И ускользнёт, как новый воротник
С любимых плеч, прикрытых, как засада
В другом лесу, что сказочней стократ,
Где больше меха ценится двустволка,
И всякий говорит другому: «Брат!»,
Но смотрит осторожно, как на волка.

       2.

Охотник ищет в чаще новый след,
Верней, бежит от промаха по следу
Мечты – добыть хоть зайца на обед
И рассказать о подвиге соседу!
Но слышит свой же голос. С языка
Слетела речь и стала Невидимкой –
И увлекла простого мужика,
И повела неведомой тропинкой!
Метался меж деревьев яркий свет.
Закат, как Вий, моргал косматым глазом.
И сам герой распутывал сюжет,
Захваченный охотничьим рассказом.

       3.

Прямая речь отчётливей в лесу.
И всякий звук весомее, чем слово
Охотника, что целится в лису,
И после выстрела кричит: «Готово!»
Бежит и, разгребая листопад,
Находит – только вовсе не лисицу,
И, как Иван-дурак, тому назад,
Стоит и плачет, глядя на девицу:
«Ой, люли-люли, девичья краса!
Была лисой волшебница, наверно!
И диадемой в чёрные леса
Воткнула Месяц Мёртвая Царевна».

       4.

Прямая речь кончается в лесу.
И тишина накрыта темнотою.
И Серый Волк Премудрую Красу
Уносит прочь торёною тропою.
За ними наш охотник и сосед
Идёт, как пережиток этой встречи,
С одной мечтою – зайца на обед
Добыть и закусить прямые речи,
Но вешая двустволку на рога,
Вновь кается, и вновь – кипит работа!
И кружатся, и кружатся снега
Над рукописью полуидиота!

       5.

Давным-давно дремучие леса,
Как золото, в подстрочник листопада
Укрыли стих, но рыжая лиса
Красивой шубой греет ретрограда.
И я таков. Согрей меня, согрей
Легендами о кознях Чародея
В околках, где ты бродишь, дуралей,
По образу другого дуралея!
Поскольку это тоже не к добру,
Как не в сезон зайчатина к обеду.
В каком году, в каком таком бору –
Бежит лиса! Скорей беги по следу!

       5.2008(3.2009)

Среди нехоженых дорог

Я обожаю парадоксы:
Начало осени – весна,
На огородах вянут флоксы –
Встаёт природа ото сна.
Скворцы летят на милый север,
На юг – лебяжьи косяки.
И с песней мчатся в город Невер
В столыпинках большевики.

Я обожаю в абрикосах
Любой расклад метаморфоз,
Жару в арктических торосах
И в знойной Африке мороз.
В метафизическом тумане
Ловлю прозрачный, звонкий слог.
Люблю гулять, как все славяне,
Среди нехоженых дорог!

       1.2004

Троянская земля

        разинувшим рты руинам…
        Дерек Уолкотт

Из книги первой. Поздний перевод.
Паденье Трои. Гибель Пилемена.
И вот плывут – куда глаза глядят –
От старых стен отважные энеты,
Ведомые, на горе евганеев,
Искать кисельный берег. Чур, меня!

И дальше так. Учёного кота
На брег пустили первым. Евганеев
Прогнали с боем. Землю нарекли
Троянскою – меж Альпами и морем,
И назвались венетами. В новелле –
Восстал из моря славный Веденец!


И сказка ложь, да в сказке той намёк.
Читай, у Лукоморья дуб зелёный,
На дубе этом – цепь от корабля…
Да вот беда – во времени лакуна:
Предание не помнит Антенора,
Загадкой нам – Троянова тропа.

И всё сначала. Батюшка-Дунай!
Падение – до дикой скифской темы,
Как в опере «Славяне на Днепре».
И новые сбираются дружины –
В язычестве поспеть в Константинополь!
И к слову стих: Что Троя вам одна,
Расейские мужи?!
Сомкнулся круг.

И всё же: мы – не скифы. Мы – венеты!
Мы – из другой мифической страны!

Античный мир! Молочная река.
Но кончилась Прекрасная Эпоха.
Здесь был поэт – спустя три тыщи лет,
Да из-под ног ушёл кисельный берег.
И от луки – поёт волна в просторе.
И снова – нелюдимо наше море.

       5.2010

Плач Ниобы

В сознании лесного ручейка
Проворных рыб встревоженная стая
Расходится, как нервы рыбака,
Из памяти потока вычитая
Зеркальный слой стремительной воды,
Гурты овец и волчий глаз циклопа,
И облака – как ящеров следы –
Под плёнкою вселенского потопа.

И вот плывёт корабль! И молва
Ручьём чернил из мировой утробы
Выносит не рождённые слова,
Но всех детей наказанной Ниобы.
О, Дева, плачь! Под чёрною скалой –
Пускай ручей останется как мера
Жестокости Охотницы лесной
И жертвенником Феба-изувера.

       4.2010

Лирический фантом

И речь напоена сакральным звукорядом –
Как песней хоровой протяжность ветерка.
Всё прочее – как миф – с классическим раскладом,
С разладом вековым и славой на века.

В какой-нибудь рассказ для улицы и сцены
Кочующий мотив не вставить как пример
Потворницы-судьбы под маской Мельпомены,
Что правит всякий раз расстроенный размер.

Лирический фантом преследует поэта!
Луна – как лестница в лакуне временной.
Всё это, может быть, простое свойство света –
Движение души сомнамбулы ночной.

       8.2009

* * *

В суровых сумерках случайная строка
Вернее, может быть, чем всё пережитое,
Рассыпанное в прах – в страницах дневника –
Как первые стихи – про самое простое –
О том, что мир вокруг – есть мир внутри меня,
И в небе Млечный Путь – как линия разрыва
Судьбы и пустоты. И снег окрест огня
Сгорает за одно мгновение до взрыва.

       12. 2009

Вещий ветер

Белые девы с глазами испуганных сов.
Чёрный офеня с коробом на ремне.
Старый стукач, запирающий на засов
Детские грёзы о преданной им стране.
Так и хочется крикнуть: «А судьи кто?!»
Распахните створки кривых зеркал!
Отраженья – в сущности – есть ничто.
Грибоедов? Здравствуйте! Не узнал.

Тени прошлого? Вещи сами в себе.
Сплетни, наветы, грязная клевета.
И покатились горем в чужой арбе –
Горы, снега и прочая красота.
Ветер такой, что рвётся размер строки!
Эхо доносит крики и скрип колёс,
Воспроизводит пение той реки,
Чей поворот, как время, тебя унёс.

Всё уравняет ночь вороватой тьмой.
Звёзды горят, а деньги шуршат в чулках!
И на рассвете в чепчике с бахромой
Выйдет на берег солнышко в облаках!
Вещи продолжат свой беспредметный век
И разорвут на крики – слова, слова…
В каждом окне, как в зеркале, человек –
Словно в тисках державы твоя Москва.

       5.2010

Февраль

Ты – камень у города в горле. Пророк, нелюдим.
Прочувствуй волнение века и сделай своим.
Здесь, как ни крути, но останутся только слова
И солнце, что носит, как небо, твоя голова.
Живи, как и все, разбери по слогам времена,
Из коих ты вырос и вынес других имена –
Великих и прочих, прочитанных в каждой строке.
Все правила речи – как реки судьбы на руке.

Простой алфавит! Февральский снежок у ворот.
Ты из лесу вышел. Ты в город вернулся. И вот,
В сердцах, повторяя, что надо стоять на своём,
Выходишь к народу, рифмуя «своё» с февралём,
Среди снегопада – печёной картошкой в золе…
Ты ж – камень в полёте! ты – птица о медном крыле!
А где-то за городом лес-до-небес у реки,
И так хорошо – оттого что снега глубоки.

       2.2010

Заревые снега

Деревня. Детство. Бабы с мужиками.
Культурный слой – как тоненький ледок,
И Суриков с потешными полками
Идёт войной на снежный городок.
И всё слышней моление о Чуде
В звучании трёхсложного стиха.
Везут в санях проверенные люди
Боярыню – подальше от греха!

И белый снег летит над красным бором.
И всюду снег. И ночь белее дня.
И вот уже по выбранным просторам
Везут в санях на родину меня!
И всё светлей, всё ярче – как виденье –
Над синей поймой розовая рань.
Уймись, печаль! Сгори, стихотворенье!
Не рви мне сердце, душу мне не рань!

        2.2010

Северное сияние

        Алексею Буховскому

Ты помнишь, как ярко светили огни с небосклона,
Мы шли с гауптвахты, и ротного матерный крик
Разрезал пространство до рудников Каларгона
И вдруг обернулся песнею про материк.
«Ты помнишь, Алёша», как строем ходили и пели,
По белым дорогам, и грудью вдыхали пургу.
О чём-то далёком слагали стихи, как умели,
Но строчки забыли в глубоком Таймырском снегу.
Мы даже не знали, куда прилетели с гражданки.
Надели шинели! И каждому стало теплей,
Когда, как виденье, под звуки «Прощанья славянки»
Вдруг вспыхнуло в небе сиянье магнитных полей!
Пусть кто-то не помнит метелей нестройное пенье,
Казармы под снегом и ротного крики вдали,
Но высветит память полярное это свеченье
Над белой дорогой – у самого края земли.

       Норильск – Алыкель (1978 –80) – Томск (2006)

Вариация на тему тростниковой флейты и ветра

Вновь привыкаю к месту, читай, ко всем
Памятникам, гуляющим во дворе,
Где палисад, разбитый, незнамо кем,
Благоухает астрами в сентябре.
И листопад, как новый культурный слой,
Приподнимает крыши и дерева,
Перекрывая музыку тишиной,
Чтоб оглядеться и подобрать слова,
Долго не испытуя на прочность то,
Что под луною тленья не избежит.
В этих широтах драповое пальто
Определяет уличный колорит.

И налетевший дождь в глубине двора
Лишнее скроет, статуи растворив:
Что налепили местные скульптора –
Не городской, а временный лейтмотив.

Не привыкай, художник! Читай, к тому,
Что обратимо. С красками выйди в лес!
Всё, что откроет образы одному,
То и у многих вызовет интерес,
И вознесёт к вершинам – как первый стих!
И на другое что-то не нам пенять.
Ветер поднялся и через миг затих.
На мониторе вечер. Иду гулять.

Рынок, часовня, в кружеве тёмный сквер…
Как не искал, не нашёл теремок резной,
Что написал однажды на свой манер,
И ночевал, как помнится, у одной,
И торопился утром к большой реке:
Не созерцал – выстраивал облака!
Память – как флейта времени в тростнике.
Ветер от берега – не оторвёт река!

       2.2009

Рябина

Повтори в пустоте про багровую ветку рябины,
Что висит, наклонив до земли грозовой небосвод.
Раз в такой-то стране не найти золотой середины,
Прозвени бубенцом над потоком серебряных вод.

Что тебе, рифмачу, подсказали кержацкие пади,
То и выдай сполна, запиши на родном языке,
Прочитай в тишине, раствори – как луну – в снегопаде!
На старинный манер посвяти безымянной реке!

Чтобы вечным огнём, звездопадом, кометой, зарницей
Полыхнуло вдали, где рябина сгорела дотла,
И у кромки земли вместе с той не такой заграницей
О родной стороне говорила полночная мгла.

Не о том я хотел повторить, да кому это надо?
Это всё для души, что идёт с незапамятных лет,
Всё горит в пустоте, как луна в пелене снегопада,
В безымянной реке, отражая рябиновый цвет.

       1.2010

Прогулки с классиком

       Следуй преданью, поэт…
       Квинт Гораций Флакк

И цвет на полотне, и солнце за окном,
И на дворе апрель! И вдруг – печаль такая,
Что смотришь битый час, как в небе голубом
Кружится ястребок, крыла не поднимая.
Парит себе и всё. Эпиграфом к весне!
И вновь со мной всё те ж – тревога и волненье!
Как много лет назад – в распахнутом окне
Круженье ястребка и – головокруженье!

И голых лип весной пахучая кора!
И в парке с классиком гуляет Мельпомена.
Неизданных стихов – прекрасная пора!
Бульварные цветы. Поклонницы Верлена.
Не их Автомедонт – на памяти моей,
А Блок и Аннинский – в мистическом тумане!
Да в поле бубенцы Серёгиных коней…
Гляди, как режут снег – есенинские сани!

Всё это ближе мне. Печальнее. Светлей!
Слышней, чем реквием какой-то странной эры.
Цитирую: горит звезда моих полей!
И вдруг издалека – ахейские галеры –
И море, и любовь! И – как перед войной –
Прогулки с Пушкиным. Прелюдия распада.
Как будто это всё случилось не со мной!
И ястреб улетел. Закрыта «Илиада»…

Не говори. Диктуй! Что дальше, сын Лаэрта?

       4.2009

Июльский дождь

Июльский дождь – паук на серебре.
Глубокий изумруд густой травы.
Прожилки робкие в резной коре
И в серых лужах пёрышки совы.
Моё окно распахнуто во двор.
Как мало мне сирени и воды!
Прошёл трамвай. Мигает светофор.
Размыто всё – и тени, и следы.

      7.1988

Дословный мир

Как много в нас невидимых примет,
Прочитанных, как принято, до срока,
Как странный сплав гордыни и порока
В пророчестве: «Таков и ты, поэт!»
Такой весь мир. Всё длится, как река.
Всему свои дороги и просторы.
Одни ведут ко дну, другие – в горы,
Чтоб тайнопись постичь наверняка.
Но мир, как лес, не стоил бы листа,
Когда бы ни тропинка звукоряда –
Туда, где загораются от взгляда
Глухие заповедные места!

Картинки детства! Бабушкин цветок.
В окошке вид речушки Безымянной.
Дословный мир – державы деревянной!
И времени – попутный ветерок.
Впервые всё! Не вычеркнуть слова,
Как не прервать молчания, в котором
Ты – весь простор и небо над простором.
И так светло! Кружится голова!
Ты сам среди немыслимых примет
У тишины – как слово – на примете.
Ты – облако, которому на свете
Чужбины нет! Прочти его, поэт.

       5.2008
……………………….................

       Томск – 6.2010