Таёжный роман

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за март 2023:

 

На чтение потребуется 18 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Марья

 

Холод пробирается под полушубок. Рук почти не чувствую, ноги утопают в снегу, но я упрямо иду к одинокому дому у самой окраины деревни.

Опять тёте Свете плохо, давление замучило, а лекарства только у меня. А идти к ней через всю деревню, но ничего, я привычная к ходьбе. Когда в деревне, особенно в сибирской, родился – не до нежностей. Огород тебя кормит-поит. Да и животина своя ухода требует. Из развлечений для молодёжи – только низенький клуб да видавшая лучшие дни библиотека при маленькой школе, в которой и классов-то было три, от силы четыре. Учёных много – умных мало. Так наш директор школы говорил. Он же лучший пахарь на селе, он же столяр и плотник. А я его дочь. В ученье подалась. Все книги прочла и часто папку в город гоняла за учебниками. Худо ли бедно, а на врача выучилась. Сама. Отец от гордости сверкал как новый медный чайник. Да кого у нас лечить? Пяток стариков да десяток баб. Молодёжь только изредка летом приезжает. Вот на семейном совете и решили меня в другое, соседнее село отправить. Там людей побольше. Я там нужней. Отец, конечно, кручинился, да что сделаешь. Не век мне подле него куковать.

 

Через тайгу под весёлый стук топоров мимо бывалых огромных лесорубов я поехала. Лес мелькал зелёными ёлками. И вот из-за деревьев появились первые дома. Как и везде. Со ставенками расписными, с огородами длинными да под гул скотной живности. Как из родного места и не уезжала. Только чуть побольше будет. Домов на 10-15. А что, и тут люди чай живут, не звери! Не обидят.

Выделили мне угол у старухи Марфы и открыли старый ветхий фельдшерский кабинет. Я, конечно, всё вымыла-вычистила. Шторки повесила. Красота. Только людей идёт меньше, чем у нас! Один день кукую, второй. Уже сама в дома стучаться стала! А что делать? Вон у соседки палец перемотан – порезалась – не дело. Быстро мазь наложила и дальше. Так за неделю и узнала, кто где живёт, кто чем болеет. И снова затишье.

А через пару дней река разлилась. А от нас до города только по ней и добраться можно. Застряли мы без помощи дней на пять, а то на неделю. Дожди ещё полили как из ведра. Лесорубы в дома попрятались. А что люди от скуки делают? Верно – пьют! И что только по пьяни не вытворяют. Пару бровей зашивала, носы вправляла, а синяков-то! Не сосчитать!

 

Поздно вечером стук в дверь. Кого по ненастью принесло? Неужто беда?

– Как есть, Марья, беда! Беги скорей в дом старосты! Жена его разродиться не может!

Я узелок с инструментами к себе прижала и бегом через деревню. Ах намучились мы с мамашей. А ещё папаша бледный как стена под ноги лезет! От него-то толку сейчас! Всё что мог – 9 месяцев назад сделал! К утру крик первенца всю деревню побудил! Я усталая так у них у печки и уснула.

– Ну, благодарствую, Марья! По батюшке тебя как? Забыл на радостях, не обессудь. – Счастливое лицо старосты аж блестело.

– Марья Степановна я. Да какие мои годы – меня так звать.

– Не скажи, девица! Сам своими глазами видел, как жену мою с ребятёнком спасала, себя не жалея! Проси что хочешь!

– Да мне и не надо ничего. А вы же сами, что ль, не видите, в каком состоянии кабинет мой находится? Не сегодня завтра крыша обвалится! А если там помимо меня другие будут?

– Это не дело! Твоя правда! Среди леса живём, а ты без крыши считай! Жди рабочих – будет тебе крыша! И вечерком к нам зайди, отметим – тебя в красный угол посажу!

 

А вечером почитай вся деревня во дворе старосты собралась! Ух как отмечали мы рождение его сынишки!

– Так, дорогие мои односельчане! За одно славное дело мы выпили, но не стоит забывать, кто к тому руку приложил.

– За тебя староста! – раздались крики.

– Ну за меня само собой, но тут не просто так в красном углу одна девица сидит да скромно глазки опускает. За Марью Степановну, нашего фельдшера!

Слова его повисли в тишине.

– Что за неё пить, Адрейка, пришлая она, не наша, так ещё дал же бог таким заморышем уродиться! – пьяные голоса зашумели, что по-трезвому бы и не сказали.

– А ну рты позакрывали!  – гаркнул староста, так что все вмиг протрезвели.

– Уж удумали  – человека по внешности судить! По делам надо! А дел она нам за две недели сделала столько, сколько прошлый наш – прости, что скажешь – коновал и за год не срубил! Ещё раз услышу в деревне хоть слово плохое о той, что сына моего спасла – не сносить вам головы! Моё слово крепкое!

– Прав во всём староста, – встала над столами женщина, это была Светлана из самого последнего дома. – Я как раньше страдала от давления, мучилась! Порой думала, помру тут одна – а Марья прибегать стала, компрессы ставить, уколы – и я сама теперь в огороде как молодуха скачу! Что же мы, не люди православные, что ль, за доброту её не отблагодарим? Спасибо тебе, Марья!

И добрая женщина мне в пояс поклонилась.

– Добро, – крутя ус, сказал староста и ещё раз повторил: – За Марью Степановну! – В этот раз его все поддержали.

А на следующий день реденькая, но всё же очередь ко мне стояла. Так я тут и прижилась. Крышу мне староста отстроил знатную, и все деревенские к нему присоседились. Кто стул резной принёс, кто стол дубовый, и стал мой кабинет чуть ли не музеем.

 

Лето быстро догорело, затяжная осень дождями пролила, и ударили морозы. Мне работёнки добавилось. Раньше-то по теплу пробежишь и красота, а сейчас в тулупе тёплом да валенках по сугробам по пояс – быстро не доберёшься.

– Тёть Свет, открывай!

Пожилая женщина неспешно открыла мне калитку, пёс их уже меня как свою привечал, и я его не обижала, всегда в кармане косточку держала.

– Ох замучилась я, Марья, не доживу до весны! Не увижу сыночка! Мне б его только бы глазком одним!

– Отставить панику! Увидите сынка!

Сын у Светланы подался на заработки в город и как раз к первому числу весны должен был приехать. Я лечила её как могла и гнала дурные мысли, но душа тоже была не на месте. Больно быстро сдавать она стала, нехороший это признак.

– Может, всё же в город?

– Вот сынок приедет – он отвезёт!  – Неизменный ответ. Скорей бы весна.

 

В хлопотах и заботах пролетело время, как птица, и вот первые подснежники радовали меня своими низенькими белыми головками. Но некогда природу разглядывать, пора и в обход. Пока всех обошла, всех выслушала. Вот и последний дом. Так, а это что? Почему пёс так лает?

– Что, не узнал, чертяка, хозяина? Вот она собачья верность! Нет тебе веры. – Громогласный голос богатыря тонул в лае собаки. Я подошла ближе:

– Тихо, Мухтар, свои!

– Ты гляди-ка! Клопа какого-то слушает, а хозяина нет! Ты чей ребёнок?

– Не ребёнок я! Фельдшер ваш!

– Ишь, важная какая! Открывай калитку, раз пришла. А то битый час в дом попасть не могу!

– Как – час? Беда!

Я бросилась к дому – закрыто. Богатырь велел мне отойти и с одного удара выбил дверь. На полу лежала Светлана. Я делала что могла. Лишь на пару минут она глаза открыла, увидела сынка и со счастливой улыбкой ушла.

– Вот так вот, ехал в гости, а попал на похороны. Ах, мамаша, как же так!

– Иван, неужто приехал? – забежал в дом староста. Как раньше всех новости узнавал – непонятно, но всегда и везде первым был.

– Вот, Андрейка, ушла моя мамка, поможешь проводить…

– Царство небесное. Добрая была женщина Светлана. Марья, ты как?

А как я? Никак – слезами сижу умываюсь. Первая моя смерть. Вроде и не виновата я, а в груди огнём горит.

– Пойдём, отведу тебя.

 

Похороны в деревне – целое событие, с ним только свадьба сравнится. Иван угрюмый сидел во главе стола. Все подходили и говорили пару слов об умершей. Когда речь дошла до меня, я как будто язык проглотила. Только глянула на лицо Ивана, что на мать был похож – и в слёзы. Бабоньки меня подхватили и быстренько увели, но даже на другом конце деревни я слышала громогласный крик пьяного Ивана:

– Не уберёг! – А потом и вовсе просто как зверь раненный выл да скулил. Горе у человека. Большое горе.

 

Заботы отнимали все силы: я как бы наказывала себя за Светлану, работала от зари до зари. Приходила вечером и падала. Скорей бы уснуть. И новый день. И новые и привычные дела – только не думать, не сметь вспоминать последний дом. Дался мне этот Иван! И не важно, что он раскрасавец, глаза голубые-небесные, кудри золочёные и сам богатырь из сказки! Не про меня этот парень. Не про меня! Отец мой был низенький, и вся его родня, но он-то мужчина. К нему и спрос другой, а я народилась – малышкой с реденькими волосиками, что никогда ниже плеч не вырастали. Глазки маленькие, блёклые, нос небольшой картошкой, и сама – глянешь и подумаешь: ну как есть заморыш! В деревне и кормили меня хорошо, и на речке я загорала – всё одно страшненькой такой на фоне подруг выделялась, что и не глянул за двадцать лет никто как на женщину! Вот всю энергию в ученье и перевела: поняла, что не моё это – семейная жизнь. Ну кто захочет с такой жить? Только если вдовец какой от безнадёги. А если бить меня начнёт? Так в пылу ссоры и забьёт до смерти. Нет, одна буду! Одной хорошо. А глупое сердце – врёт, обманывает да как искуситель нашёптывает про Ивана. Глупости всё это! Баловство!

От балагурных лесорубов узнала, что Иван здесь остался, не вернулся в город, к ним подался. Вместе теперь лес рубят, а это дело опасное, не каждый приноровится. Теперь к моим заботам и переживания за этого дурака добавились! Вот как есть же учудит что-то, деревня это вам не город.

И на день рожденья сыночка старосты всей гурьбой ворвались лесорубы.

– Беда, староста, ой беда! Ивана ёлкой привалило!

Я стала оседать по стенке. Но быстро взяла себя в руки.

– Вы его трогали? Он конечностями шевелил?

– Как есть шевелил – недолго только, потом сам как та ёлка подрезанная упал. Вот на телеге его кое-как к вам привезли.

Я уже осматривала мертвенно-бледного пациента. Думать о нём как о чужом! Не сметь раскисать!

– Ну что там?

 – Плохо! Я его одна точно на ноги не подниму. В город надо! И срочно, а то нервные окончания отомрут и всё  – не встанет он на ноги!

– Да в какой же мы глуши живём! Не видишь, что ль, что за окном? Паводок и разливы рек – что в том году помощь неделю бы ждали, что сейчас!

– Нет у нас недели, староста! Ему помощь сейчас нужна.

– Помоги, староста! Не обидим, – раздались голоса лесорубов

– Чего разгалделись как чайки! Пошли вон из избы, дышать больному нечем! Без вас решим! Не обидят меня! Я вас сам обижу! Вот натравлю на вас проверку из города, будете знать! Все ваши косяки-то и вылезут!

Парней как ветром сдуло. Когда мы одни остались, староста возьми да спроси:

– Любишь его, девонька?

Я зарделась как маков цвет.

– Ну стало быть, в твоих руках сейчас его судьба. Плот тебе выделю самый добротный, на нём спустишься по реке, а уж через переправу и до города рукой подать! Ты только смотри пороги обходи да на валуны не нарвись!

Я головой лишь кивала. И всё запоминала. Страха не было. Была боязнь не успеть, не довезти Ивана. Что мне пороги, что валуны! Лишь бы жив был!

Староста крепко привязал Ивана к плоту, на меня, как на матрёшку, надели все тёплые вещи, что были в доме.

– Ну, с Богом, дочка!

 

Дальше только стихия, только ветер, гроза и дождь, волны в человечий рост – и не скажешь, что река!

– Пить!

Уж ты очнулся!

– Нельзя тебе, родимый! И шевелиться не смей! – прикрикнула я на Ивана.

– Ты? Или чудится? Ишь, клоп какой смелый! Непогоды не боится!

– Молчи ради бога! Дай порог обойду! А не замолчишь – веслом огрею!

– Ишь, грозная какая! И бесстрашная!

И с улыбкой снова сознание потерял. Добрались мы до города через час – там уже бригада ждала, стало быть, дали связь. Дозвонился староста. В карете скорой я и отключилась.

 

 

Иван

 

И что у меня за жизнь! Что за путь – везде я не к месту, везде не у дел. Нет мне, видно, счастья на земле. Правду люди бают, что когда одного в жизни много, другого днём с огнём не добудешь. Уродился я у матушки – богатырь. Красавец, да ещё косая сажень в плечах. Всё при мне! Да только гляну кругом – и скучно мне, и тяжко. Потянуло на приключения в город – так кутил, пил, а кто не пьёт?! И тут счастье своё не сыскал! Обратно воротился. Прямо в руки беде окаянной! О как меня об землю шарахнуло. Понял, как непутёво жизнь свою прожигал. Как кутил, деньгами сорил, жил на полную катушку, женщин менял, а вот случилась беда – нет дружков моих запойных, нет женщины около меня. Точнее, есть. Да такая, что и глянуть боязно. А как о ней деревенские говорят – по имени-отечеству величают, через раз кланяются. Я не дурак, взгляд её влюблённый приметил – ещё чего не хватало! У меня в городе такие женщины были – любо-дорого! Да только ни одна из них со мной сюда, в глушь, не поехала. Друзей было не сосчитать – а за поминальным столом только соседи. Что за жизнь у меня! Нет, баста, никакого города больше! Тут останусь – на земле предков. Клоп этот благо больше не попадался, а я всё равно в мыслях к ней возвращался. Ну где она, а где я? Работа спорилась легко, да, видно, кончилось на мне везенье – полетели ёлки-палки в разные стороны, и меня придавило. Вроде, сначала думал – пронесло, а потом и понять ничего не смог, сознанье потерял – вроде, вдалеке голоса слышал, а что – разобрать не мог. Потом ветер чувствовал да дождь окаянный, и пить хотелось – хоть помирай! А нежный голос мне не велит пить и, чтоб я шевелился, запрещает! Да неужто! Сама врач посреди бурной реки на тоненьком плоту с веслом, что неё больше в два раза, меня через пороги несёт. На свет божий вывозит. О как глаза у меня открылись! Богиня речная! Королева! С такой отвагой девичьей я точно не помру!

Откачали меня врачи. Вовремя меня Марья привезла. Я уже через сутки к ней рвался. Нельзя было. В реанимации. Так простыла, пока меня спасала, что саму теперь от воспаления легких лечить не перелечить. Тихо прокрался в палату – утонула в моей огромной руке её ладошка. Старался ей хоть часть своей силы передать. Мне-то здоровому лбу что как с гуся вода, а вот она, а как же я без неё…

– Иван? Ты что встал? Тебе разве можно?

– Не кручинься обо мне, горлица, жив-здоров я твоими стараньями. О себе побеспокойся!

– Чудно ты говоришь, Иван, видно, я ещё сплю… и осторожно руку мою сжала, и дальше в целебный сон провались.

Почивай, солнце моё ненаглядное! Ишь, люди, да я и сам дурак был, внешнюю красоту разглядывал, а вот она душа её прекрасная – чуть не упустил, не заметил. Нет теперь для меня краше Марьи во всём белом свете!

 

 

Марья

 

– Долго ты над Иваном измываться будешь? – спросила моя домодержательница.

– Да что я ему-то сделала? Видно, головой всё же повредился, когда дерево падало, раз сейчас от меня не отходит. Да с той бедой не ко мне, я такое не лечу.

– К тебе, Марья, как есть к тебе! Ты его приворожила, ты и вылечи!

– Ой, не смешите меня, где я и где Иван – первый красавец на деревне, куда мне за него!

– А чем ты плоха?

– Чай сами не видите? Худа, страшна…

– Ты эти разговоры брось! У меня, старой, зрение не как в молодости, сама мне капли глазные прописала. Да сердцем чую – добрая ты да славная. А эти качества подороже красоты будут.

Я только вздыхала украдкой. Иван и вправду переменился. Если бы сама с врачами городскими о его здоровье не говорила, решила бы, что и правда мозгами тронулся. Уж чего удумал – люба я ему! Где я, а где он! А сегодня нет моего провожатого, и на следующий день не появился, на третий день я уж извелась вся, а после обеденного перерыва, когда ко мне после огородных хлопот с болями в спине почитай вся деревня сидит, под кабинетом услышала его громкий голос. Да кто ж такое не услышит?

– Не ругайтесь, односельчане! Срочное дело у меня! Жизненно важное! Пропустите!

Вошёл в кабинет мой, обвешанный шкурами соболиными.

– Это тебе, горлица моя, на шубку! – лицо раскрасневшееся от солнца, от самого духом сосновым веет.

– Благодарствую, Иван. Дорого ты свою жизнь оценил, да сколько тебе повторять – не нужно меня благодарить, «спасибо» бы и обошлась.

– Беда у меня, помоги! Одному в доме тошно, скучно, мне б жинку славную, да чтоб детишки были. Вот тогда бы и зажил бы весело!

– Я твоей беде помочь не могу.

– Ещё как можешь, окромя тебя никого не вижу, не слышу, Выходи за меня! Вовек не пожалеешь!

– Точно с ума сошёл! Я почто твою жизнь спасала? Чтоб ты её так по-дурацки сгубил? Кого замуж зовёшь? Клопа неказистого, заморыша?

– Всю оставшуюся жизнь прощения вымаливать буду за слова обидные! Не обессудь, не откажи!

Из-за двери уже голоса деревенских послышались:

– Выходи, за Ивана! Не дури!

Подошла к богатырю моему ненаглядному, в глаза его прекрасные глянула и тихо, чтоб только он слышал, прошептала... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в марте 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: