Мёртвая почта

 

 

 

Привокзальный милиционер железнодорожной станции Канаевка Пензенской области – сержант Трухмаев – пил горячий чай и смотрел в окно, залитое дождевой водой. За окном мелькали тёмно-зелёные вагоны притормаживавшей электрички, обычно здесь никогда не останавливавшейся, и почему-то надсадно-раздражающе выл её гудок.

Минут через пять в дверь дежурки забарабанили:

– Сержант! На переезде машину замяло электровозом! Заглохла, встала на путях, а тут…

Трухмаев, выбегая, сбил дверью с ног тщедушного мужичка и быстро рванул к переезду.

– Да там водила наглушняк! Не торопись! – обиженно закричал ему вслед мужичок.

У покорёженного москвича толпился народ, расступившийся при виде сержанта. Стекла машины побились, и голова водителя, вся в крови, свесилась из бокового окна.

– Доктора бы надо, – растерянно сказала из толпы женщина.

Трухмаев, сердито сопя, дёргал ручку двери. Дверь неохотно поддалась. Водитель вывалился под ноги сержанта.

– Я доктор, – сказал подошедший мужчина, – правда, психиатр.

Сержант показал ему взглядом на продавленную грудную клетку водителя и начал шарить по карманам мёртвеца, ища документы.

– Доктор не нужен, – сквозь зубы произнёс он, окровавленными руками раскрывая паспорт погибшего.

– Георгий Пронозин, из Москвы, интересно, какого его сюда занесло в моё дежурство… – покачал головой милиционер.

– Простите, сержант, как фамилия человека? – заинтересованно спросил стоявший рядом доктор.

– Пронозин, – повторил Трухмаев и присел на корточки – смывать кровь с рук водой, скопившейся между шпал.

– А вам-то зачем, доктор? – поинтересовался он, стряхивая капли воды и вытирая руки о пиджак мертвеца.

– Я ехал этой электричкой на работу. Как уже говорил, работаю психиатром, в Пензенском стационаре. Александр Живцов меня зовут, так вот, у меня там старичок-пациент есть с такой фамилией. Вялотекущая шизофрения у дедушки, отягощённая синдромом капюшона, ожиданием третьей мировой войны… И навязчивой идеей получения важного письма от сына… В общем, профессиональная деформация личности, поскольку он долгое время работал каким-то секретным почтальоном… Так вот, я подумал, может, это его сын, и он ехал к своему отцу, моему пациенту…

– Капюшон, – повторил сержант, – да, накрыть его надо, пока труповозка едет.

– Сходите, кто-нибудь, поищите какую-нибудь дерюгу! – зло крикнул он в толпу.

Толпа немедленно начала расходится, потянувшись к автобусной остановке.

Сержант сплюнул и пошёл в сторону станции.

 

Доктор Живцов задумчиво смотрел на разбитую голову водителя. Затем вдруг щёлкнул пальцами и побежал к автобусу.

Добравшись до стационара, он заперся в кабинете и раскрыл больничное дело Пронозина. Галоперидоловая терапия, инсулин, ничего не помогло, пациент навязчиво ждёт письмо от сына. Глаза доктора хитро блеснули: что же, будет ему письмо, есть такой метод в современной психиатрии – шоковая терапия! Нужно написать что-то лёгкое, оптимистическое, что поможет старику набрать воздуха в сморщенные лёгкие… Доктор намеревался растворить в письме каплю надежды, словно кусок рафинада в горячем кипятке… Да ведь однажды он уже писал такое письмо…

Доктор вырвал листочек из тетради, сильно смял его, затем разгладил и начал:

«Здравствуй, Пап! Как у тебя дела? У меня всё хорошо…»

Написав письмо, он вышел из кабинета, дошёл до палаты, где содержался старик, заглянул внутрь, увидел Пронозина, усиленно трущего правый глаз, в котором постоянно лопались кровеносные сосуды, и глаз всё время был залит кровью.

Войдя в палату, он бодро начал:

– Пронозин, а вам письмо пришло долгожданное! Но, я вижу, у вас снова глаз красный, сможете ли прочитать сами, или лучше позвать санитарку?

Старик дрожащей рукой взял письмо и, заплакав, затряс головой:

– Не надо… Сам, сам…

Придя утром на работу, доктор Живцов от медсестры узнал, что пациент Пронозин умер час назад.

Медсестра протянула доктору конверт.

– Вот это было в его руке.

Доктор забрал письмо, заляпанное подсохшими красными отпечатками пальцев. Прошёл в палату. Посмотрел в тёмное, уже нелюдимое лицо Пронозина и засунул конверт во внутренний карман, прямо под щит и меч знака «Заслуженный работник НКВД» на старом френче. У доктора Живцова вдруг появилась сумасшедшая уверенность, что мёртвый почтальон сможет доставить это письмо его сгинувшему в сибирском лагере отцу. Они обязательно должны встретиться в некогда святой и грозной, а теперь уже дарованной им навечно стране.

Ведь только они – мёртвые – несмущённо наследуют её.