Сказка для Н.Л.

Любви нет

Это пройдет, через год, через три, через семь...
Да, это не любовь – любви нет.
За окном все тихо, а в доме метель,
Стерегущая надписи сказочных лент.

За твой голос лягу на рельсы
И сам же стану поездом.
Помолюсь тебе, как самой чудесной,
Стану дверью – никому не откроюсь.

Твои планы на жизнь две тысячи восемь –
Без меня – подарки, дети – цветы, дети – ребята...
Покосившийся дом тлеет знаком вопроса,
Но, куда ты? Куда ты? Куда ты? Куда-то...

Почему именно ты? И именно "бес"?
В никуда? – Это здорово, там никто не предаст.
Не писать тебе, но неумолим текст.
Это все. Разлетевшееся слово "шанс".

Это пройдет, через год, через два, через семь...
Это пройдет вместе с жизнью.
Только так. Проклятые двери, руки, постель,
И мир, познанный сквозь черные линзы.

За твой голос лягу на рельсы
И сам же стану поездом.
Вырежу тебя из серого текста,
Стану дверью и никому не откроюсь.

Самой близкой

Но если не спать – все равно будешь обманут,
Хотя, и во сне не вдохнешь чистый воздух.
А в сердце мира, в сердце каменном,
Всегда под водою огонь, и для всех всё поздно.

Изрезанные руки, не любовь, сломанные кости.
Тебя люблю, но я – существо аморфное.
Если успею взять тебя за руку, то давай спросим…
И посадим цветы, не под моим, под твоим окном.

Шаги, – бегство от утеса к утесу.
Слышишь?! – Тебя люблю – вот так то.
Но сдохнуть сейчас – слишком просто,
Поэтому я сдохну завтра.

Боль, – в глубине, из самого центра,
На облаках холодные травы.
Еще не так темно,
И можно раздвинуть шторы в поисках света.
Все равно будешь самой близкой,
самой главной.

«Живых в лед витрины»

Спит. Из руки вырывается, превращаясь в фосфор,
Летящий свет радостно в Мексику, в Астрахань…
Заберет глаза, заберет руки и не вернется,
Только и ждать.… А все равно – близкая, прекрасная.

Сестра, – это и вправду ад, и не видать мне моей Феи,
Да ты и сама знаешь, все мы под вéтвями…
Сестра моя – Анжелина, владычица теней деревьев,
Тоже, как и все вы, не сможет согреть меня.

Привиделось мне, прямо как твой Анастасий.
Небось, без лица был, где же его возьмешь, это лицо…
Анжелина моя, скажи им, пускай уже свет погасят,
А то все время, пока сижу здесь, дом зáлит свинцом…

Сестра моя – сильная, да гордая, и миру чужда,
Истинной красоты она, по следам ее не ходить тварям.
Сестра моя не вытащит мой труп из пруда,
Не избавит мои легкие от едкой гари.

«Мама, мама, ОНИ положили живых рыб в лёд витрины!»
«Живых в лед витрины». И это все разошлось по клеткам.
Убивая, становится такой нужной, такой красивой,
Такой необходимой, такой бестелесной, такой безответной.

Все, – снег везде, снег снаружи, через глаза вошел внутрь,
Уничтожив такие знаки как: «Любовь», «Правда», «Солнце».
И я знаю, будет она говорить… Кому-то, кому-то, кому-то.
И я буду падать, срывая с рук, срывая с ног, с шеи кольца…
Все – снег.

Бескрылые Подснежники

В небе летают бескрылые подснежники,
Обреченный на казнь спрятан в шкафу.
А если и возьмете меня в руки, то потом изрежете.
Сколько можешь, не вспоминай Ее и слово «живу»

Номера, сердца не для меня, витрины, –
Как могли, и сколько могли, отражались в озерах…
К счастью, никто не сравнится с тобой, не будет такой красивой…
Как земли, в которые я бросал холодные зерна.

И зерна эти молились и росли как на каторге,
Ну и что мне с того? – Я сотру твой номер.
Мое небо во мне, и глаза терпеливые закатаны
Без тебя/с тобой, мне сидеть в этой коме.

О том, что я не видел, я могу говорить бесконечно.
В том, что я не видел, ты не отыщешь логики.
«Прощай» – это карта, которую мне крыть нечем.
«Привет» – мы были не такими, какими нас запомнили.

Боже, я «не знаю о Ее жизни ничего»
Мое тело лежит в глубине, в шкафу…
Но может, это ты была то чистое волшебство?
Но может, это ты приравняла к нулю слово «живу»?

Ты никогда не узнаешь, как ты была дорога.
И я даю тебе слово, что монах ударит в колокол…
Пел о тебе, или не о тебе про какие-то снега…
И может, все-таки, в твои руки я бросал серебро да золото???

Надо идти

Над нами Солнце, дождь, огни и гравий
И кислород отравленный, а иногда как будто чистый
И этот крик нас не оставит. Нас не оставит…
В коричневом свете глаз одной актрисы

Двадцать, двадцать, двадцать или сорок
Минут? Дней? Лет? Мы летим в решето...
О, намного ближе, чем ты думаешь, скоро…
Никогда. Нигде. Ни здесь. Никто. Не то…

Рот у бога зашит, а глаза выколоты
В связи с этим мы расходимся по швам.
А ты всегда в пустоте, и всегда великая
Спасибо тебе, что придумала мне Храм

«Завтра» – не знаю, как называется,
только пустое «сегодня»
Тебя люблю. Не помню… лица не видно
Птицу отпускал, а она … все равно несвободна.
Я б увидел тебя, я б забрал и твое несчастье, и твою обиду.

Надо идти, чтобы встретить тебя на фотографии
Вот оно как – на мирское ответ не мирской.
Коричневый цвет твоих глаз, ветер, дождь и гравий…
Помню только фильм, где ты закрываешь глаза мне рукой…

Ангелы болезненные

Что за ад такой? Воздух отравлен.
Я жду, когда все цветы потухнут
Знаешь, я забываю о Тебе временами
Я не хочу больше писем, но есть только буквы

День – два, два – три, о чем еще думать?
Хочешь, встану на колени, за то, чтоб Она при встрече меня обняла?

Счастье? – Это, то, что не положено иметь такому,
Как я. Мне по чину положены камни и лезвия.
Я уже говорил, – не доплыть, не доплыть нам до дома
Шли по небу ангелы, ангелы болезненные.

Шли, да устали смотреть на тебя, изрезанные травой.
Шли по берегу, воображали тебя напротив.
Он теперь всегда гуляет, он теперь повсюду живой
Хоть и без этих глаз, и без этой травы, хоть и без плоти.

Скажи Ей, пусть больше не пишет никогда мне,
Хоть и выхода нет, есть только буквы
Она своими письменами ангелов обезглавит
И вот он повсюду живой, огни больше не потухнут…

«Отель – «Миллион долларов»

Чувствую, как ложность жизни расходится по венам.
Чувствую каждый сдвиг стрелок до самых корней
Больше не могу верить в тебя, но кому быть такой светлой?
Чувствую и уже ненавижу мысли о тебе, о ней…

Сердце умирающем голубем бьется на асфальте,
В конце, тебя предпочтя всем остальным фильмам.
Цветы, взывающие к небу, от холода устали
И остались мысли о тебе, как самой доброй, самой красивой.

«Где ты?» – Говорю не тебе, больше для себя.

Найди Алису, забери у нее мел,
И это будет, как «Отель – «Миллион долларов»»
И мое «Я» забудет свое имя, не успев
Узнать в тебе чего-то близкого и доброго.

Где ты? – У нас билет на Бермуды,
На праздник, в отравленный колодец,
И мы не будем умирать от простуды…
Где ты? – Нам на сошедший с рельс поезд.

Найди Алису, забери у нее мел,
И это будет, как «Отель – «Миллион долларов»»
И мое «Я» забудет свое имя, не успев
Узнать в тебе чего-то близкого и доброго.

Наказан (Не стесняйся)

Расскажи, не стесняйся, расскажи мальчик,
Как хотел быть верен ей, до конца всех праздников.
И никто об этом не вспомнит, не заплачет,
И за любовь к ней мы будем наказаны.

Часы ударят столько, что мозг превратится в нефть,
А он будет поклоняться, поклоняться и поклоняться Фее –
Целиком, только раз, не на часть, не на треть,
Просмотрев все книги, не узнав ничего, но поверив.

И как сука, она будет молить в стихах кобеля,
И будет расти это мерзкое княжество.
И он будет смотреть на все это, тихо моля
О том, чтоб понять, что все это только кажется.

Расскажи ей, что любишь ее, расскажи,
Упади чем-то светлым под ее злые окна,
Из потухших озер, из пропасти, из тени во ржи
Расскажи, что тебе будет весело сдохнуть.

Расскажи, не стесняйся, расскажи, мальчик,
Что будешь верить в нее до конца всех праздников.
Прости им их счастье, ты – суицидный неудачник,
И ты будешь за любовь к ней жестоко наказан.

И пусть мозг превратиться в нефть,
И никогда больше не верит Фее.
И говорит: «Я не в силах это стерпеть».
И не сказки, и не песни, не двери…

И как сука, она будет молить в стихах кабеля,
И будет расти это мерзкое княжество.
И я буду смотреть на все это, тихо моля
О том, чтоб понять, что все это, только мне кажется.

На твоих клинках

Позволь отражаться в твоих озерах
Дай мне тенью лететь в твоих родниках
Дай мне вспыхнуть и потухнуть скоро
Дай мне телом лежать на твоих клинках.

Просто быть на твоих чистых травах
Белым голубем из белых жемчужин
Чтить тебя самой лучшей, самой главной,
А, что не связано с тобой, всегда хуже.

Я пойду к тебе, где нет оттенков
Только яркий свет – да жемчуга...
Где не будет больше яда в венах
И мы тихо будем падать на снега...

На похоронах

На похоронах
На кремации
Тебя не будет. Мне видится...
Идет монах,
Ему к тебе добраться бы

В кинотеатрах
Свет чистый, яркий
Ближе... ближе завтра
Тихо, падают знаки

А он залез на высокую ветвь
Почти что под облаками
И он оттуда смотрит на всех
Все съедено пауками

Зима

Мы мерзнем, хоть и кутаемся в шали
И мы всегда у этих ворот…
Думали, смотрели , кричали
Спасти нас может лишь она,
но она не придет.

Эта зима откуда-то из детства,
А ведь я обо всем говорил…
Это не моя душа, не мое сердце
И еще… – это не мой мир.

Принцесса – я тебя хоронил не раз
И сам всегда ложился рядом
И каждый день мне был – как транс,
И мне запомнился каждый кадр

И я знаю, что она обманет
Они все здесь должны обманывать.
И я буду сохранен от тебя в тайне,
Только ты иди, я не скажу тебе главного

Мы мерзнем, хоть и кутаемся в шали
И мы всегда у этих ворот…
Думали, смотрели , кричали
Спасти нас может лишь она,
но она не придет.

Слова для Анж.

Эту книгу я не даю читать, трогать, кому попало
Чтобы взять ее, надо чтоб руки были посеребрены...
Все-таки жизнь бывает сладкой, а кровь горячей и алой
Ты живая, и еще… ветра синие волны

Я дышу, у меня в руках твоя книга
Твой «Голос», я читаю молитву
Неужто ты, как и я, питаешь презрение к земным играм?
Так хочется верить, что ветер не стихнет. Ветер не стихнет…

В моем доме всегда мертв телефон, и не греют батареи
И этот ветер постоянно несет чего-то обрывок…
Если б мне сказали что ты бог, я бы им не поверил
Разве может быть бог таким красивым?

Мир не достоин такой, как ты
Слышишь? – это слова для тебя, Анж.
Тебе можно рассказать про небо, и про… Сальму Хайек.
Каким бы ни был склеп, он будет не твой, не мой –
может быть их, но не наш.
Только ветер в избитых руках, и то, что она никогда,
никогда не узнает…

Полынь

Он еще придет и даст вам полынь,
А вы скажете: «Не надо нам этого, горько»
А полынь, это то, что между небом и ним
Он еще придет, весь в крови и осколках…

Взглянет, скажет.… Посмеется над ее браком,
А потом улетит на воздушном шаре
Помнишь? Я построил его для тебя,
он исчез злобным знаком…
Может в зеленых (твоих) глазах, а может,
совсем не в зеленых, а в карих…

Он скажет: «Я доктор непризнанных наук.
Мастер отрешенного бытия, основанного на полыни»
Этот стук, он не для тебя, и даже уже не стук.
Часы и слова, часы и слова…
Сотрется полынь и он будет не в фильме.

Добрая Н.Л.

Я прочту тебе вслух «Маленького принца»
Я не верю тебе. И, как всякий свет, потухну скóро я.
Ты будешь мне учительницей и ученицей.
Ты красивая. Красивая и очень добрая.

Как понимаешь, это попытка разобраться в себе.
Я хочу рисовать тебя, как только беру мел.
Никто из нас не останется целым в этой пальбе,
Не болей, моя добрая Н.Л. Добрая Н.Л.

Я не могу как все… Не хочу вылазить из шкáфа…
Я знаю, так не должно быть, и не знаю, как надо.
Каждый из нас попадает к нелюбви в лапы,
А любовь застывает, оставшись за кадром.

Твой номер – это номер моей любимой девушки?
Мои о тебе невыносимые мысли забери.
Это все ничего. Разлетится, умолкнет, разрежется…
Это только война, война с самим собой, внутри.

Не пугайся, когда получишь сведения об ошибках…
Поймешь ли ты, из чего исходил этот транс?
Не знаю, может, это ты была самая красивая и великая,
Время лечит боль, не оставляя нас.

Я же всего лишь снег, эфемерный герой…
Возжелавший стать твоей тенью.
Я даю тебе слово,
ты не будешь мне не другом, не сестрой.
Если только – опасным ядом, идущим по вене.

Зачем стирать?– «ведь это творчество»
Попытка побега обреченная на провал.
Ничего, моя Н.Л., – это скоро закончится
И еще, никого здесь ближе тебя не знал.

Мне было не так страшно, когда меня резал хирург.
И может быть, я уже лежу среди тел,
И может быть, я никогда не коснусь твоих рук.
Все дни напролет, до конца пускай снится
добрая Н.Л. Добрая Н.Л.

Фосфор

Был у меня голубь в груди, белый голубь,
Да растаскали его мерзкие вороны и гиены.
Был у меня ключ, но ни одной двери он не откроет
И все это лезвием скользит по моим венам.

Давай, ……! – ищи свое счастье в полетах...
Никому тут дела нет до тебя, и тем более, до меня.
Двадцать первый день со мной нет кого-то,
Как будто только я знал, что все это западня.

Был у тебя первый, потом второй, а сейчас вот – третий
И все у тебя по любви, все у тебя не блядство.
Только помни, что были те, кто не считал так на этом свете.
Да так не считал, что не смог он от этого здесь оставаться.

Была у меня кошка – глаза чище самых светлых икон
История, подобная истории сестры моей эфемерной Анж.
А мне бы проклясть миг, когда о тебе узнал, проклясть бы тот сон,
Да говорят, ничего кроме этого нет, только этот сон
единственный наш.

Будет день, и я отвечу за все свои тексты.
А мне подумалось, ты принцесса,
что днем с огнем не сыщешь.
Да все ты врешь, ты была не такая, ты честная,
И люди были не такие, люди были чище.

Иди, ищи себе...! Вырывай из груди голубя,
Только люди, они ведь как домики из карт,
А те что цветы – умирают на холоде,
Стоит дунуть и все, и ни вперед – ни назад.

Свет ты мой, глаза подниму в небо, там, где образ
(Видишь – никаких имен, посвящений, братьев, сестер)
И пойдем мы вверх, и будет светить нам в пути фосфор,
А я всегда один здесь, в себе убийца и вор...

Когда-то мы были

Что же ты забрала нас к себе при рождении?
Где же поля твои? Где выбор твой? Где твое слово?
Из рук чистых не пить, но глаза твои будут последними,
И представится там, где Ты, там, где дом смехом полон.

Нет… это не Сальма Хайек,
Нет… это не Сальма Хайек.
Все они мои…
Эти тысячи тысячей мертвых чаек.

Меня тогда хоронили, спроси у пыли…
Ты думаешь, кто-то вспомнит,
Что мы когда-то в этом мире были?

А зачем ты крестила серебром и фильмами,
Словно из уст в уста, как песню, передавали ангелы?
Такими нас не знает никто, смешными и красивыми.
И все шли, молчали, молчали для образа и плакали.

Нет… это не Сальма Хайек,
Нет… это не Сальма Хайек.
Все они мои…
Эти тысячи тысячей мертвых чаек.

Меня тогда хоронили, спроси у пыли…
Ты думаешь, кто-то вспомнит,
Что мы когда-то в этом мире были?

О, моя непомерная легкость, моя непомерная чуждость,
А какой красивый без надежды, не для выбора груз.
Возьми мои песни, пропой их на свадьбе, пропой их на ужин,
Не обменять тебя, и не слышать радости с твоих уст.

Нет… это не Сальма Хайек,
Нет… это не Сальма Хайек.
Все они мои…
Эти тысячи тысячей мертвых чаек.

Меня тогда хоронили, спроси у пыли…
Ты думаешь, кто-то вспомнит,
Что мы, когда-то в этом мире были?

Мной велено дать ей, чего она хочет, а меня в угол
Тлеющей комнаты, в видении умирающего в коме.
Нам добро, если вышли отсюда, то и вышли из круга,
А я просто хотел побыть с тобой в этом доме.

Молитва (Лети)

Лети, лети лепесток
Через двери и замок,
Через горести плода,
Где ее цветет рассудок,
Где не буду никогда.
Где никогда уже не буду.

Сквозь обманчивую любовь,
Где мертва злая змея.
Лети, мне крылья приготовь,
Лети, где милая моя.

Лети на Каннский фестиваль
Спаси от крыльев на пару дней…
Лети – упавший на асфальт,
Лети – зерно среди камней.

Сквозь карие глаза актрисы,
Сквозь крики беглых каторжан.
В ее глаза сквозь темный выстрел,
Сквозь несогретый бриллиант.

В ее ладони не бросить горсть
Жемчужин, сквозь жуткий холод февраля...
Ей петь, о ней же, не привелось.
Ну так лети, моя веселая петля.

Змея

Кровь… Камень. Разбилось несколько игрушек…
Они шептали: «Мы еще здесь. Мы еще ищем»
Вот и все. Это все – тебе не нужны наши души
Зачем ты дала о себе знать, если все так трагично?

Меня предадут чужие и убьют свои
Я вижу твое лицо. И облака… такие синие.
Я останусь духом отравленной змеи
До конца заплетенный в твоем имени.

Это я придумал. Я это не вижу. Этого нет.
Что за отраву такую налили в сосуды?
На руках, на ногах, на всем теле сколько лент…
На три дня, на две минуты, на три секунды...

Меня предадут чужие и убьют свои
Я вижу твое лицо. И облака… такие синие.
Я останусь духом отравленной змеи
До конца заплетенный в твоем имени.

Сотри кровь со стекла, сожги сценарий
Выжги линии на руках, перебей мои даты
Да.… Все мы тебе отдадим все. Подарим. Подарим…
Только скажи, куда ты уходишь? Куда ты?

Меня предадут чужие и убьют свои
Я вижу твое лицо. И облака… такие синие.
Я останусь духом отравленной змеи
До конца заплетенный в твоем имени.

Пропасть

Из пропасти в пропасть пропастú
Хорошо, что недолго быть…
Этому танцу весело – грустных теней
Видно не сможешь ты, нас спасти
Я обманут на год, на секунду, на несколько дней.

Ты будешь чем-то заоблачным, я буду виной
Неизменно и медленно падающей на клинки…
Ты не вытрешь слез с моего лица, не станешь мне женой,
И когда белое окончательно станет черным,
Твои рука не коснется моей щеки.

Я вас обманывал. Иллюзия убивает иллюзию.
Ничего смешного. Никто не смеется, разве только в углу…
А мне все видится, вот встанем, вот погрузим мы,
И поедем, побежим детскими ногами по стеклу…

И потом я сожгу, и уже не напишу лучше,
Чтобы ничего не поняли, но óбняли.
Ты она, ты тот зверь, которым я укушен
Я пойду к волкам, а волки голодные…

А любовь, ее придумывают,
Когда внутри становиться слишком много гари
И хоть ее нет, но только ей спасибо, что была.
И я подарю ей ветер, а она ничего мне не подарит,
Но когда ветер полетит, нам больше никто не причинит зла,
Нам больше никто не причинит зла…

Меня здесь нет (День ото дня)

Ты звезда – я вижу тебя в телескоп
Я день ото дня в этом процессе...
Но на этом месте – стоп, пока еще стоп.
Я хочу немного побыть здесь,
Хотя бы для того, чтобы услышать
пару новых песен.

Чтобы увидеть тебя в каком-нибудь фильме
Еще раз понять, что ты здесь самое великое чудо,
Что нет здесь никого чудесней, никого красивей
Мерить дни годами, а минуты делить на секунды

Да… – ты чудо из чудес – и это факт,
И я забуду о тебе, но в конце вспомню твое имя
Я хотел бы умереть у тебя на руках
В каком-нибудь твоем сказочном фильме…

Ты звезда – я вижу тебя в телескоп
Я день ото дня в этом процессе...
Но на этом месте – стоп, пока еще стоп.
Я хочу немного побыть здесь,
Хотя бы для того, чтобы услышать
пару новых песен.