HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Игорь Галеев

Вкус жизни

Обсудить

Сборник рассказов

Опубликовано редактором: , 2.06.2008
Оглавление

1. Ноу-хау
2. Шок
3. Голодный кентавр

Шок


 

 

 

С высоты Владивосток – небольшой город. И чем выше, тем он меньше, чем дальше от него, тем грустнее – чувство обречённости возрастает.

А место хорошее, камня много.

Микрорайоны китайскими стенами высятся, скоро по их крышам собираются четырёхрядное движение открывать.

Более ничего особо поучительного, эпохального и обнадёживающего не видно.

Экономический расцвет обернётся крахом, а женщины, если и останутся красивыми, то всё равно будут как пробки от "Уссурийского бальзама". Уже сегодня они высоких порывов и грустных чувств страшатся, стихи в подарок с отвращением принимают, а следы от поцелуев считаются проявлением гнусности и хамства. Но элегантно ходить научились – от бедра в пятку, с носочка в бедро. Довольно приятное приморское зрелище.

"Зачем жили?" – спросит одноглазый потомок.

И стыдно станет покойникам, заголосят эмигранты, и захотят все покаяться, но языков-то уже не окажется – ни среди верхней, ни среди нижней челюстей. Язык – лакомая штуковина, на него охотники в первую очередь найдутся.

А пока бывают ещё вечера – мерцает и плывёт куда-то загадочный город и будоражит души юнцов, пребывающих в нём. Тогда они сходят с ума и следят за красивыми женщинами воспалённым голодным взглядом...

 

Не замечал деталей Владивостока полковник Шок. А мог бы посмотреть, насладиться. Всё-таки летает на вертолёте. И уже пятый день проносится как вихрь, туда-сюда его катают.

Вчера ещё нехотя взглянул на Амурский залив, на мелкие парусники, на загогулину грязного Рога, официально называемого Золотым, и отвернулся.

Мутит полковника. Особенно в воздухе. Сунет два пальца, пакетик подставят – легче становится, приземляются и опять – давай! Давай!

Пятый день гуляет Шок. Как с жизнью прощается. Заплывы делает – от берега не увидишь. Два раза ко дну шёл и два раза тут как тут спасатели появлялись, "бог любит троицу", – говорили, и доктор из свиты в чувство приводил.

Свита у полковника табор напоминает. Одни не выдерживают марафона – их сменяют другие, подцепленные на ходу. Кого только не увидишь. Два индуса – и те имеются. Солист из местной филармонии со скалы неудачно нырнул, живот отшиб, кровь горлом пошла. Полковник очень расстроился – хорошо солист пел: "На земле весь род людской!.." По десять раз на день и всегда одинаково громко.

Прибыл в свиту молодой адмирал – души в полковнике не чает. На крейсере в открытое море всех вывез, палили из пушек и торпед по мишеням и необитаемым островам. Показательную дуэль подводных лодок устроили. Погрузились в толщу вод, и полковник настоял на катапультировании. Пришлось всему табору пережить бурный ужас, а у ответственного за здравоохранение края остановилось сердце, но от полковника это скрыли, не желая ещё больше расстраивать.

Кутит легендарный Шок, но как-то странно, по-мальчишески, возьмёт одну игрушку и тут же бросает, завидев другую.

Была охота на тигра. Полковничьи ребята мигом обработали зверя, пригвоздили рогатинами к земле, так что местные звероловы испытали неподдельное восхищение. Отпустил полковник хозяина тайги и даже не посмотрел, как тот, униженный, уходит в уссурийскую чащу.

"Это не человек", – сказал и тотчас распорядился показать, как растёт женьшень.

Поковырялся в земле, пожевал корень и подарил остатки женщине в сиреневом комбинезоне. Она всё подле вертелась и была второй женой проректора института искусств. А потом опять в вертолёты – наперегонки. Взмыли машины и роем железных пчёл понеслись к тихоокеанскому побережью...

 

Только к позднему вечеру умиротворялся полковник. Перебесившийся за день, он летел к Песчаному берегу, где уже жарко горели костры и откуда вечерний город был хоть немного да красив.

Полковнику нравилось здесь: молодые дубки карабкались на сопку, всюду их ажурные листья и сидишь, будто на другом материке, смотришь себе через блюдо залива – а там какая-то неведомая цивилизация. Можно и побеседовать с табором, пойти освежиться в ночной воде. Тогда вообще хорошо!

Молодой адмирал смотрит влюблёнными глазами, и в его зрачках прыгает пламя весёлого костра. Это единственный из мужской публики, у кого не скребут в душе когти зависти. Раньше полковник не обращал внимания на отношения к себе окружающих. Некогда было. А здесь понял – никто не может смириться с его молодостью и званием, тем более видя этот непрерывный, изнуряющий загул.

Почему Шок до сих пор не свалился от перепоя? – недоумевают рослые мужчины, выбывшие из алкогольной карусели. Они просто не видели, как он, будучи уже на грани затмения, запускал два пальца в рот и освобождал переполненный желудок. Потом проглатывал горсть таблеток, и всё начиналось с нуля.

Другое дело его ребята. Казалось, алкоголь питал их, как бензин двигатели. И они всё так же ловко ныряли в воду, выбрасываясь из вертолёта.

– Кстати, где мои? – спросил Шок у главного организатора.

– Как всегда в это время – у царицы Полины. Работают, – игриво добавил организатор и поцокал языком.

– Шалят ребятишки, – вставил пьяный редактор местного телевидения.

– Послали бы и к нам кого-нибудь, – неожиданно сказал Шок.

Все уже смирились с тем, что полковник игнорирует женщин. К примеру, в гостях у Полины он вдруг захотел сыграть в шахматы и проиграв две партии, помчался кататься на яхте. Девицы остались обижены, ими не брезговали сами члены правительства и все сыновья заезжих знаменитостей, а этот сыщик чего-то дурит. И уже кое-кто шептал, что, дескать, какой это Шок, если он не знает всех прелестей жизни и развлекается как безусый подросток.

Табор напрягся и притих. Редкие женщины участвовали во всех рискованных проделках наравне с мужчинами и ничего себе такого не позволяли. Вот они-то напротив – считали, что первый сыщик должен именно так проводить свой досуг – по-боевому, аскетически, с опасным размахом. Они и пили наравне с ним, курили, переругивались, грызли шашлыки и стреляли из пушек, и плавали, как амфибии.

– Полковник, может быть как вчера – ракеты попускаем? – спросила в сиреневом комбинезоне.

 

Вчера весь Песчаный пылал, небо над ним горело тысячами огней, так, что жители города высыпали на набережную, веселились и были благодарны устроителям салюта и всё гадали – за что им такое веселье, какая годовщина, и почему палят третий час подряд? Так и разошлись далеко за полночь – счастливые и гордые тем, что и у них бывают в будние дни праздничные вечера.

Но сегодня предложение сиреневой было проигнорировано, не будет сегодня у владивостокцев особой радости, потому что сказав: "наикачественнейших шалуний доставим!", – умчался на глиссере главный организатор. Раньше он никогда бы не позволил себе такой официантской суеты. Был он далеко не последним человеком на Востоке и отвечал за его тишину и порядочность. Поэтому в первый же день загула сообщил по своей "этической" линии о передвижениях и роде занятий Лагоды кому следует. Но тут же пришло указание ни в чём не чинить препятствий, выполнять любые требования группы и быть главным исполнителем приказаний полковника, занятого особым правительственным заданием.

"Не лезь не в своё дело! – сказал ему под конец ледяной голос из трубки. – Скажет – ядерную боеголовку принеси – тащи и помалкивай. Отвечаешь всем телом! Попробуй, сорви хоть одно мероприятие!"

Вот почему так резво умчался организатор на глиссере.

– Слушай, адмирал, – сказал Лагода, – ты теорию относительности знаешь?

– На бытовом уровне, – скромно ответил влюблённый, – идёт поезд, и с точки зрения сидящего в нём...

– Это ты о том, что тот, кто быстро едет, долго живёт?

– Если во что-нибудь не врежется, – улыбнулся адмирал.

– Тогда выпьем, – один из индусов хладнокровно протягивает рюмки. – Спасибо, – говорит Лагода, – а с Москвой разница в семь часов?

– Тута разница со столицей в целое столетие, – начал хмельной редактор. – Почему наши труженики так обделены? Почему у нас до сих пор нет пивных автоматов, я вас спрашиваю?

– Потому что если здесь уже решили повеситься, то там ещё не отчаялись, – и Гавриил лично подлил редактору водочки. – Пей, пресса. Всё равно всего не опишешь. Кстати, где наш писатель?

От соседнего костра отделилась фигура и поспешно выпалила:

– Я здесь, товарищ Шок!

– Вот они – писательские замашки! – сказал редактор.

– Поделись сюжетом, Лебедев, обсудим, может быть что-нибудь подскажем.

– Да какие у него сюжеты! Траулеры да уловы, механик Петров да боцман Жухрай, на берегу жёны облезлые...

– Остановись, пресса. Ты стала больно вольнодумна. Садись, Лебедев, пей.

Лебедев молча пьёт, но не допив, выливает остатки на голову редактора. Эта скандальная сцена не имеет развития, так как словно из-под земли появляются два джентльмена, и, взяв ругающегося редактора под руки, один из них вежливо спрашивает Шока:

– С вашего позволения мы искупаемся с вашим другом?

Это была одна из придумок главного организатора – не доводить ситуации до отечественных традиций. И не успел редактор по-настоящему возмутиться, как его унесли в темноту к воде. Вскоре оттуда донеслись всплески и приглушённый, переходящий в ржание хохот.

– Укатали сивку-бурку, – прокомментировал адмирал, не отрывая глаз от раскрасневшегося Лагоды.

 

Лебедев был новичком в этой компании, его только сегодня в полдень доставили ребята полковника. Тот как-то ненароком сказал: "Хочу писателю сюжет подарить". Вот они и сделали своему шефу приятное, притащили первого попавшегося.

И когда адмирал улыбнулся, Лебедев неожиданно для себя рассмеялся не своим смехом.

Вообще – он попал в удивительную историю, и всё происходящее воспринималось им так, если бы он находился на съёмочной площадке или попал в сказку. Никто ему ничего не объяснял, и он ходил от костра к костру, знакомился, увидел подвыпившего негра поющего что-то, съел пять шашлыков и пропустил пять рюмочек и бокал сухого, отправился по своим делам в лес и наткнулся на оцепление, состоящее из офицеров морской пехоты. Они никого не впускали и никого не выпускали. А Лебедева ждала жена, которой трудно будет объяснить своё внезапное исчезновение.

Но тот же негр на чистом русском внушил ему, что заправляет здесь некий важный человек, полковник Шок, которому подчинены все городские и военные власти, и что сам негр должен лететь в Москву, но ему дали новый билет на послезавтра и тысячу баксов за беспокойство.

– И тебе тоже дадут, – успокоил негр. – Сейчас девчата подъедут. Не дрейфь, Лебедев, ешь побольше, набирайся калорий, впереди целая ночь и за всё уплачено!

Лебедев отметил, что все едят действительно много. Он насчитал десять мангалов и на каждом в среднем по двадцать шашлыков. Тут же при свете керосиновых ламп готовилась свежая закуска, и ото всюду тянулись аппетитные запахи мяса, лука, овощей. Ели и постоянно бегали в лес, возвращались и снова пили и ели.

Как-то незаметно исчезли воинственные женщины.

Говорили обо всём подряд, и крепкое словцо летело от каждого костра, а пение негра и чья-то гитара очень лирически вписывались в эту лесную вечерю.

Лебедев подошёл к воде и сыто и тепло смотрел на огни Владивостока, послушал шуршание волн. Подошёл человек и накинул ему на плечи флотскую куртку. "Пригодится", – сказал и растворился в темноте.

Вернувшись к кострам он увидел, что и другие облачены – кто в бушлаты, кто в полушубки. И всё это новенькое, пахнущее дармовым изобилием. Тогда он выпил ещё две рюмки и уничтожил ещё два шашлыка. Наконец ему стало совершенно всё равно, что будет думать о нём жена, ему сделалось желанно видеть этих людей, смотреть на угли, слушать ленивые разговоры и лениво говорить самому.

Он уже уважал и ценил молодого человека, какого-то загадочного среди других, пирующего среди весёленьких дубков, рядом с холодным суетливым городом. Он с любовью посматривал на его стриженый затылок, белые руки и белую шею, и думал:

"Вот кто умеет и знает как нужно жить!"

Он реагировал на любые движения у полковничьего костра, вслушивался и уже жаждал, чтобы его туда пригласили. Его раздражал лоснящийся профиль пьяного редактора, и он с ревнивым и солидарным чувством посматривал на влюблённого адмирала.

Редактора он хорошо знал и не понимал, чем мог привлечь эту русскую полковничью душу такой подхалим и бездарь. А когда он наконец был приглашён и вылил своё раздражение на голову редактора, то душа его возликовала как никогда.

 

Каким-то несвойственным для себя языком, под хохот трезвеющего редактора, он сказал:

– Что мои сюжеты в сравнении с вашими фантазиями! Вряд ли я могу отразить хоть какую-то их грань. Я литературный клерк, я знаю своё место.

– Отрадно, – улыбнулся адмирал.

– Ну зачем же так мрачно, – поморщился Лагода. – Какие фантазии? Я не умею придумывать. У меня только факты. А выдвигать версию будете вы. Можете и пофантазировать. Вам вообще-то известно, чем я занимаюсь?

– Откуда! Об этом в газетах не писали.

– А мне казалось – весь город знает...

– Да я целыми днями провожу за столом. Знаете, как у нас, писателей, – жизнь тикает, а мы сидим, отражаем её, родимую!

– А зачем?

– Ну как же! Куда же без искусства?

– Лебедев – не Шекспир, – пояснил адмирал и тонкими пальцами снял с шампура кусочек мяса.

– Вы считаете себя богами? – с особым любопытством спросил Лагода.

– Как можно! – заспешил Лебедев. – Вы меня не так поняли. Я не это хотел сказать.

– Нет, я вас правильно понял. Вы отражаете жизнь, которую создал неизвестно кто, допустим, господь бог. Значит, вы либо соперничаете с ним, либо подражаете ему.

"Он не смотрит в глаза! Он меня презирает! Почему он не смотрит в глаза!" – беспокоился Лебедев.

– Вы же не создаёте то, чего нет, а берёте уже готовое, копируете известные ситуации, как бы обкрадывая бога. По-моему, на вашем языке это называется плагиатом. И когда вы выдумываете ситуацию, вы всё равно подгоняете её под реальность, как бы правдоподобите, и пишите на заданную тему. А зачем? Разве вы сможете сделать лучше, чем творит Господь?

– Который отбыл в долгосрочную командировку, – усмехнулся адмирал.

– Но мы отражаем лишь частички, кусочек бесконечности, мы не в силах отразить всё. – Лебедев отрезвел и сам себе удивлялся – его никогда не интересовал Бог, а тут вдруг так близко воспринял. – И мы стараемся описывать переживания человека, его душевные порывы, характеры людей, их взаимоотношения, которые не лежат на поверхности...

– Вы готовите отчёт для Бога? – холодно остановил Лагода. – Вы считаете, что он без вас не разберётся и не знает обо всех тонкостях человеческой души? Если вы не боги, так зачем лезете кистью в божественное полотно? Не пойму я что-то.

– Ну, а если Бога нет, то и все эти вопросы отпадают.

Лагода встал и отошёл от костра. Он взял из ящика бутылку вина, тут же появился человек и ловко её распечатал.

– Всё дозволено, хотите сказать? – с ехидцей спросил адмирал и подставил под горлышко свой бокал.

– Ну почему? – мягко возразил Лебедев. – Воспитание чувств, создание нравственных идеалов дадут правильный путь новым поколениям.

– Вы берёте на себя смелость указывать путь? Вы его знаете?

– Да нет! Что вы! Я просто, я...

– Тогда вы пишите ради денег. Ради еды. – Лагода звякнул о бокал Лебедева. – В чём, в сущности, нет ничего зазорного для людей неверующих.

Лебедев вконец запутался, выпил вино и сдался.

– Я ни на что не претендую. А когда мне попадается хорошее произведение, я всегда могу сказать, что это лучше, чем у меня, если это действительно талантливо. Я пишу о море, о моряках, может быть им это как-то помогает. Я не выхожу большими тиражами и не залёживаюсь в книжных магазинах. Я сам плавал, я всё это знаю и если есть Бог, то я не думаю, что приношу ему вред своими скромными повестями. Меня читают, я пишу.

– Вот и белый флаг, – и довольный адмирал подмигнул Лебедеву.

– Проблема в том, что вы не один такой скромный, Лебедев. Вы состоите в стае, а она не делится своей добычей с чужаками...

– С теми, кто пишет про особую любовь, например, – ласково вставил адмирал.

Лебедеву показалось, что он вернулся в детство, где старшие и сильные воспитывают провинившегося. Он не нашёл что возразить, и его выручило оживление произошедшее у костров. К берегу приставали глиссер и судно на воздушной подушке.

– Я вижу, вы несколько огорчились, – сказал Лагода, – но это откровенный разговор, безо всякого умысла.

Сказал так и с досадой подумал: "Всё-таки стройно у него вышло. Он прав на все сто. И откуда это чувство, будто говорил не я, будто он говорил со мной из темноты леса. Кто же ты такой, рыжий?"

И продолжая не от себя, добавил:

Создание того, что зримо не существует, но что сможет стать такой же реальностью как мы с вами – сверхзадача. А горшки обжигают не боги, так что вы не унываете, – и на этот раз он быстро взглянул на Лебедева.

– Папы всякие нужны, папы всякие важны, – добавил адмирал.

У Лебедева что-то оборвалось внутри. Взгляд полковника был насмешлив и жесток, так, что писатель увидел себя ничтожным и маленьким. Он понял, что был здесь никем или в лучшем случае клоуном. Ребяческие слёзы навернулись на глаза, он зашмыгал носом и дрожащими руками достал сигарету.

Неизвестно, что бы он сказал, но у костра появился растрёпанный главный организатор.

 

– Прибыли, Гавриил...

– Впредь называть меня Гавриком! – отрезал полковник.

– Прибыли, пан Гаврик! – мигом отреагировал организатор.

– А меня Андрюшей, – сказал адмирал.

– Таких шалуний раздобыли! Вам будет достаточно трёх, сэр Гаврик?

– Ну зачем! – возмутился Лагода. – Всем по одной. Что я – особый?

– Но вам и Андрюше был взят резерв, так что четыре шалуньи лишние.

– Отдай их Лебедеву, пусть сюжетов набирается, – придумал адмирал.

Лебедев поперхнулся дымом и прокашлял:

– Я – как все!

– А что это там тащат?

– Надувные матрасы, сэр Гаврик. Элементарные удобства в походных условиях, и шалуньям очень нравятся. Есть какие-нибудь пожелания?

– Ты давай – выпей и зови наших.

– Только сухого, пожалуйста, а то сердце сдаёт.

– А ты на, вот – таблеточку.

– Благодарю, – организатор запил её вином.

В это время у соседних костров шла дружная работа, мужики спешно надували матрасы, от воды доносился манящий женский говорок.

– Купаются шалуньи, – вздохнул организатор, приглаживал седые волосы, – тогда я резерв негру предложу.

– Не переживай, не залежится товар, – адмирал крякнул и ушёл в лес.

– Пойду и я приглашать дам? – спросил организатор.

Лагода не ответил. Он думал, что ущемлённый Лебедев – это нехорошо. Кто бы он ни был. "Ты пробуй, пробуй по чуть-чуть, по строчке, чтобы с кровью..." – хотел он ему сказать, но начал совсем о другом.

 

– Был такой писатель – Войнович. Говорил, что его фамилия от слова "воин" происходит. Может и так, только сам он не крупный мужчина... По легенде, это он спас рукопись некоего Гроссмана. По крайней мере, я сам эту историю от Войновича слышал. Передал он ту рукопись за линию фронта. Рисковал, конечно, так что и сам скоро отправился следом и пером своим сатирическим с неприятелем боролся. Годы прошли, та война окончилась и его принимали как победителя. За борьбу да за Гроссмана на руках носили. Пресса обо всех его подвигах рассказывала, он опытом и опасностями делился. О том, как и ему на след выходили и отравить пытались, не говоря уже о всяческих нравственных пытках. Признали за мученика...

К костру подошёл адмирал, налил две рюмки и протянул безразличным индусам. Те выпили и вновь забылись. Мужчины заканчивали надувать матрасы и знакомились с красивыми женщинами.

– Погостил он, интервью дал, – продолжал Лагода, – понастальгировал по прошлому, покритиковал настоящее и уехал. Та война хоть и кончилась, но линию фронта ещё не отменяли. И вновь Войнович взялся за своё боевое перо. По радио "Либерти" рассказывает, как побывал в стане неприятеля и какие у него силы. Заодно и Родину в чемодане вывез и очерками назвал. Оригинально, не правда ли?

– И это всё о нём? – вопросил адмирал и приказал притащившим матрасы: – Положите вон там, у кустиков.

– Нет, почему же всё. Этот ещё и гуманист. Непримирим ко лжи. Острослов. По-видимому, демократичен. Любознателен. Не боится сильных мира сего. Активен и дружественен. Памятлив. Очень много серьёзных качеств.

– Его бы на моё место, – усмехнулся Лебедев.

– А ты выпей, Лебедев, – предложил адмирал и налил добрых полстакана рома.

Лебедев пригубил, а Лагода продолжал:

– И вот он как-то сообщает в одном очерке, что в стане врага у него вся комната была завалена рукописями и что к писателю там всё ещё относятся как к Богу, а он всего лишь, как вот ты, Лебедев, простой хороший человек. А теперь дословный текст: "Кстати сказать, одну и может быть даже важную рукопись я потерял. Пользуясь случаем, сообщаю об этом по радио и надеюсь, что меня услышит молодой человек, привезший мне эту рукопись в Москву с Дальнего Востока и ожидающий ответа где-то в тинюгальской области. Если этот человек меня слышит, то я прошу меня извинить, но рукопись не должна была пропасть совершенно, ибо мне было сказано, что это всё-таки не единственный экземпляр".

– Во жук словес накрутил! – возмутился адмирал. – Присвоил что ли?

– Следствие ещё не закончено, – схитрил Лагода. – Вот, может быть, вы, Лебедев, разовьёте этот сюжет?

– И сделаешь из него лебединую песню, – поддержал адмирал.

– Потерять он не мог, – загорелся писатель, – выбросил наверное.

– Как?! – спаситель Гроссмана, борец за справедливость – и выбросил! – вскричал полковник так, что невозможно было разобрать – играет он или возмущён серьёзно.

– А кто автор, вы знаете?

– А какая разница. Ну, допустим, это вы, Лебедев или Гоголь с "Воскресшими Душами". Причём здесь автор? Мы говорим о загадке Войновича.

Адмирал сказал:

– Может это шифр какой. Вывез контейнер и морзяночкой отстучал в открытый эфир.

– Вот – одна версия уже есть – Войнович агент. Пиши, Лебедев, фантазируй. Дарю сюжет.

– А вы это про Владимира Войновича? Он что, умер? Вы сказали "был такой"?

– Умрёт, Лебедев, умрёт. Он же не бог и не бессмертный. – И Лагода, сложив руки рупором, крикнул: – Ну где вы там, старик Хоттабыч! Кстати, я лично ничего против трудов Войновича не имею, я их и не читал совсем.

 

На свет вышли женщины, и все вопросы Лебедева поднялись в ночное небо вслед за дымом от костра.

– Смелее, шалуньи, – подталкивал красавиц главный организатор. Он встал за спиной у индусов и, указывая на их головы, спросил: – Может быть, это убрать?

– А ты выпусти на них резерв, – рассмеялся адмирал и представился: – Андрюша. А это (на Лебедева) – Перепёлкин – поэт-сатирик. И, конечно же – наш лучший друг Гаврик! Шампанского!

Унесли индусов, принесли шампанского и пока разливали, организатор усадил рядом с полковником красивую девушку и шепнул ему на ухо:

"Специально для вас – шалунья-недотрога".

Адмиралу досталась кудрявая броская девица с вызывающими манерами. Она сразу принялась тереться о его щёку и толкала ему в губы свою сигарету: "Андрюшенька, ты любишь кусаться?" – Адмирал спасался тем, что подливал ей водочки. Он по-прежнему пристально наблюдал за каждым жестом своего кумира.

– Ты, шалунья с таинственным именем! Я искал тебя, знал, что найду! – распевал одуревший организатор. Шампанское добило его. Он был счастлив, что угодил полковнику и заговорщически подмигивал сидящей рядом с ним девушке – дескать, не робей, давай, давай!

А Лебедев и его шалунья напряжённо сидели рядом, они попали в неприятную ситуацию, ибо когда-то учились в одной школе. И каждый гадал – узнал ли один другого. Забытые юношеские чувства нахлынули на обоих, и всяческие мелочи из прошлого выкатывались из памяти тёплыми лирическими волнами.

"Как фантастична жизнь!" – думал он, и всё в нём трепетало. "А ведь я была в него влюблена", – вспомнила она и улыбнулась.

Она училась вместе с ним всего полгода, а потом надолго исчезла, чтобы выйти из темноты к костру и сесть рядом.

"В этом прелестная отрада жизни. Как в сказке", – переживал Лебедев и представлял, как скажет, когда будет смотреть ей в глаза: " я тебя всегда ждал" или "мы ни могли не встретиться"... И эти банальные фразы казались ему сейчас поэтичнейшими словами на свете.

 

– А почему же Хоттабыч пребывает в гордом одиночестве?

Именно этого вопроса опасался организатор. Что он только не сделал, чтобы полковник не заметил этого гордого одиночества – бесполезно.

– Гаврюшенька, избавьте меня от перегрузок! Я так вымотался за день! Мне бы вздремнуть часок, пока вы побеседуете! – взмолился он.

– Ну бог с тобой, – разрешил полковник. – Иди в лес, но только не храпи. На вот – дёрни на дорожку.

И в тот же миг, когда организатор прикоснулся губами к стакану, что-то глухо бахнуло и засвистело.

– Ложись! – крикнул адмирал, накрывая телом свою шалунью.

Организатор свалился рядом с костром и задымился. Лебедев втянул голову в плечи, девицы завизжали.

Рядом с Шоком вырос человек.

– Это матрос лопнул! Ничего страшного! – доложил он.

Сконфуженный адмирал усаживался на место.

– Кто-то перетрудился, – пробурчал он, и его подруга расхохоталась.

Хоттабыч дымился и спал, его потушили и унесли к воде.

А в лесу всё трещало и стонало. Пиршество достигло апогея. Между деревьев мелькали белые силуэты, и то смех, то хохот, то рык доносились отовсюду.

Стая обнажённых людей пробежала к воде, они несли голых индусов, а чёрное тело негра было почти невидимым.

– Виват полковнику! – прокричал он, и глаза у шалуньи адмирала хищно сверкнули:

– Африка! – мечтательно произнесла она.

– Беги, родная, омойся, – предложил адмирал, и она, смачно его поцеловав, умчалась вслед за стаей.

– Пройдёмся и мы, – тихо сказал полковник.

Красивая молчаливая девушка, поправив тесёмки на плечах, ушла за ним. Адмирал жадно смотрел им вслед. Вскоре и он исчез, пожелав оставшимся приятного общения.

И тогда Лебедев обнял свою знакомую незнакомку и, прежде чем прикоснуться к её губам, сказал:

– Я всегда любил только тебя.

А ещё он успел подумать, что всё на этом свете действительно относительно свободной и таинственной любви. И уже по влажному скольжению её губ уловил ответный шёпот:

– Как это странно...

Писателю Лебедеву было сладко и хорошо.

 

 

 


Оглавление

1. Ноу-хау
2. Шок
3. Голодный кентавр
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!