Убийство великого артиста

На чтение потребуется 7 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Тихо мы с Машей жили, как голуби. Я после смены – в шашки во дворе, она дома – постирушка, готовка. А вечером в постель ляжем, по телику на зверей, птиц посмотрим, новости всякие. И чего – не жизнь разве? А только вот женщины по природе своей – страшно завидущие существа. Им всё больше и лучше хочется. Вот и моя как- то сорвалась-завелась.

– Ты, – говорит, – Коля, всё в шашечки свои лупишься!

– Да ты чего, Маш? Это даже очень хорошая игра, не опасная совсем, – успокаиваю её.

Не унимается:

– Мог бы и получше найти!

Я:

– Отродясь ни во что больше не играл!

Она:

– Это от неразвитости твоей. Посмотри вокруг, как люди живут! Юрка вон, шурин твой, автолюбителем стал, на рынок жену возит. Нинкин мужик картинки рисует и в метро продаёт. А у Розалии Соломоновны Василий Иванович после работы в театре выступает в ролях разных. А ты – сидишь каждый вечер согнутым, смотреть тошно.

Я даже испугался:

– Маш, ты не заболела случайно?

Ух, как она взвилась, как кричать давай чего-то, а потом – в слёзы, поникла, жалко мне стало её, а чем помочь – не пойму. Между тем она отошла немного и говорит жалобным голосом, прямо как ангел подбитый:

– Жизнь семейная, Коля, должна быть содержательной, с новыми впечатлениями – тогда и любовь получаться будет. А у нас…

Э, думаю, дело, видать, серьёзно, надо что-то срочно искать для нашей жизни, какие-то новые впечатления, а где их брать? Шашки забросил, даже есть стал меньше – стало мне завидно: да что я, хуже, что ли, других? Да я вот…

Однако как подступиться к поискам впечатлений, честно говоря, не знаю. Любителем машины стать – денег нема, картинки рисовать для метро – боюсь, поколотят. В театр, как Василий Иванович? На сцене дурачиться? Подошёл к зеркалу, рожу скорчил, потом ещё – вроде, получилось смешно.

 

Работает у нас Гошка – лет двадцать пять ему, на чертёнка похож, клином бороду отрастил, на затылке косичку сплёл. Однажды начальник предложил остаться после смены поработать, так он как заблеял:

– Не имеете права нарушать условия трудового договора, каждый труженик имеет право на отдых, на творческую самореализацию…

И ещё чего-то в стихах сказал. А бабы наши за него вступились.

– Гоша, – говорят, – он в народном театре при клубе выступает, его не надо отвлекать от искусства, лучше мы за него поработаем. Каково?! Я этого чертёнка хорошо запомнил. И вот в обеденный перерыв подруливаю к парню.

– А что, – говорю, – Гоша, не набираете ли вы мужиков в свой народный театр? Мог ли, к примеру, я кого-то представить на сцене?

Чертёнок бородёнку погладил, посмотрел на меня, как впервые увидел:

– Очень даже хорошо, Николай Степанович, что вы имеете такое желание. Нам как раз требуется герой вашего возраста и комплекции в новой пьесе.

Вот как, сразу – и герой. Если так, то дело, думаю, склеится. И понравился мне сразу этот Гоша, вижу – деловой, оказывается, парень, соображулистый. Напираю дальше:

– Дак, когда начинать-то?

– А вы приходите завтра вечером, с главрежем познакомитесь, почитаете ему.

– Он что, неграмотный?

Гошка покраснел.

– Он дикцию вашу проверит и сценические способности.

– Э, да мне по барабану, пускай, – говорю, – проверяет, что хочет. В армии простукивали, ничего не нашли.

Вечером Машу поцеловал, говорю:

– Мне некогда, главреж в театре ждёт.

Маша – цветёт, видно, что довольна, что мужик её тоже не лыком шит.

 

 

Притопал в клуб, там уже все в сборе. Накурили – хоть топор вешай. Бегают по сцене, кричат чего-то, руками машут. Одним словом, театр.

Тут и Гошка мой объявился, подплыл, за руку схватил и потащил в темень зала, где под малюсенькой лампой здоровенный мужчина в кожаной куртке пил чай и орал на сцену:

– Больше, больше, ребята, страсти! Так, стоп, повторим всё сначала!

– Вот, Аркадий Борисович, – склонившись над квадратной плешью, шепчет Гошка, – это и есть наш Николай Степанович Бубенчиков – я вам о нём вчера говорил – тянется к драме, готов пробоваться.

Здоровяк стакан поставил на стол и уставился на Гошку. Честно скажу: был бы я малым ребёнком – так на всю жизнь заикой остался бы – такой это был взгляд, он метал громы и молнии, и непонятно было, как ещё вокруг всё остается цело, а люди не разбежались в стороны.

– А-а… – рыкнул Аркадий Борисович, – вот оно что. Ну-ка, ну-ка, давай… – и ощупал мышцы моих рук, надавил на живот, заставил раскрыть рот и показать зубы.

– Пойдёт, фактура есть, – наконец определил он, – поставьте, Георгий, перед актёром сверхзадачу.

И Гошка потащил меня одеваться актёром.

 

Как я делался актёром, рассказывать долго. Да неважно теперь это – мы ж о семейной жизни рассказ ведём, о любви этой, ради которой и волынка вся. Короче, понравилось мне на сцене. Все вежливые, о настроении спрашивают. И роль – тьфу, одна реплика: «Я без ума от тебя!». Действие происходит в Калифорнии, в шикарном отеле. Богачка ложится с одним американским мужиком в постель и занимается там с ним любовью. Их, понятное дело, засекает муж – стрельба, вопли, труп, расследование. Так вот, тем мужиком американским я и был. Всего спектакля я не уяснил, Аркадий Борисович каждый раз подбадривал:

– Николай, больше страсти! Больше! Жги!

Я рубаху долой, штаны долой, трусы долой – бух в постель – «Я без ума от тебя!». И так каждый вечер. Я постепенно здорово насобачился раздеваться, как в армии, в считанные секунды. Только моя богачка протянет: «Рафаэль», – я бряк и уже на месте. На прогоне спектакля Аркадий Борисович, наконец, отметил:

– Да, темпераментно ведёт свою роль Николай Степанович, молодец.

Перед восьмым марта Аркадий Борисович объявил:

– Всё, братцы-кролики, в праздник – премьера! Удачи нам!

Дома я Маше сказал:

– Приглашаю, жена, на наш спектакль. Пьеса французская, действие развивается динамично. Я почти главную роль играю.

Она мне:

– Ой, чего-то я боюсь, Коля…

А я:

– Дурашка, это ж не зубной кабинет, чего бояться, там люди удовольствие и развитие получают.

 

Вечером народу понабилось в клуб – жарко стало. Главреж подошёл ко мне, хлопнул по плечу:

– Ну, – говорит, – не подкачайте, Николай Степанович, ваша сцена – кульминационная.

– Готов, – отвечаю, на все сто восемьдесят процентов!

Подняли занавес, в зале стихли, ударили в гонг, начался первый акт. Гошка ходит, курит, переживает за всех. Слышу, богачка моя, – хорошая, впрочем, женщина, контролёром работает в пятом цехе, – начинает стонать:

– Рафаэль, Рафаэль…

Ну, я прыг на сцену, рубашку долой…

И тут, братцы, я вдруг сильно оробел, прямо остекленел от страху. На репетиции-то привык без трусов сигать. Аркадий Борисович очень убедительно втолковывал ним о прямом действии, новом прочтении классики, авангарде и ещё много чего-то, а главное, он сказал так: «У вас, Николай, внешность фактурная, вылитый Аполлон» – и все наши захлопали. Этим, наверное, и купили меня. Очень мне понравилось Аполлоном быть. Ну, да это там, а тут, как увидел Машу в первом ряду – враз весь талант мой испарился, ни ногой, ни рукой. Гошка шепчет из кулисы:

– Я без ума от тебя…

А я как в столбняке.

По залу шумок пошёл. Зрители нервничать начинают от затянувшейся постельной сцены. Богачка моя, видя такое дело, подходит ко мне и начинает тянуть, подталкивать к кровати.

Не знаю, сумел бы я дать сто восемьдесят процентов, как обещал, но в этот момент моя Маша как вскочит, как закричит:

– Ах ты паскудник, вот чем тут занимаешься! Такое-то твоё искусство наслаждений! Ну, тварь!

И на сцену прыг, и ко мне с кулаками, я от неё – в зал. Публика довольна, развеселилась наконец, хлопают.

 

Да, опозорился, считаю, здорово. Но разве я виноват? Маша потом поняла, простила. Говорит:

– Не для нас это, Коля; театр – дело мудрёное, вон даже звёзды у Малахова жалуются, что больших жертв искусство требует, семья часто страдает, любовь уходит. Ты, Коля, лучше, как прежде, в шашки лупись.

…Да, а спектакль тот большой успех имел, публика гуртом повалила. А потом артисты наши с ним в столицу на фестиваль поехали и там большой приз, и признание завоевали, стали профессиональным театром. А я вспомню, как дебютировал на сцене, и сомнение во мне шевельнется – а что если убил я в себе великого артиста?