У Вас есть право

 

 

Границу они перешли в районе Грэнд Форкса, небольшого городка на канадской стороне. В лесу им не встретился ни наряд пограничников, ни проволочное заграждение, ни перекопанная полоса отчуждения. Лишь два пятнистых оленя мирно щипали травку на залитом солнцем косогоре. Олени тревожно вскинули головы и навострили уши, но, увидев людей, снова вернулись к прерванной трапезе.

 

«Страна непуганых идиотов», – подумал про себя Федор. Он бросил рюкзак на каменистый берег, расстегнул ветровку. Тима в перепачканной лесной трухой курточке и ботинках с налипшей грязью остановился, надувшись, рядом. Метрах в тридцати от них стоял по пояс в воде рыбак. Его желтый комбинезон из прорезиненной материи мокро блестел на солнце. Бурливая речушка, наткнувшись на него, недовольно брызгалась, завихрялась водоворотиками, а потом, словно опомнившись, мягко огибала рыбака и спешила дальше.

 

– Что он ловит? – спросил Тима. Его капризная мина сменилась любопытством.

 

Федор постелил ветровку байковой подкладкой наверх и тоже посмотрел в сторону рыбака. Рыбак, словно дирижер, взмахивал удилищем и вычерчивал белой леской округлые узоры над водой.

 

– Форель, – ответил Федор. – На муху.

– Форель? – переспросил Тима. – Это типа ласкириков? Помнишь? Мы их ловили на Мартышке. С мамой и Танькой. В прошлом году.

 

Федор отвел глаза и, присев, стал развязывать рюкзак.

 

– Помнишь? – опять спросил Тима.– Плоские. Как ладошка. Мама их жарила потом.

 

Федор вытащил из рюкзака бумажный пакет с красно-жёлтой МакДональдовской «М» и небольшой термос.

 

– Ты еще думал, что Танькину каталку не протащим. А мы протащили. И она наловила больше всех. Забыл?

– Нет, – вздохнул Федор. – Только форель намного больше. Типа кефали.

– А-а, – понимающе сказал Тима, вздохнул и снова напустил на себя капризное выражение. – Я хочу домой.

– Садись на куртку и снимай ботинки, – сказал ему Федор, достав вслед за макдональдовским пакетом и термосом две пары шерстяных носков, одни большие, а другие маленькие, детские. – Ноги, небось, мокрые все.

– Я хочу домой, – повторил Тима. – К маме. И к Таньке.

 

Глаза Тимы налились слезами. Еще секунда и они побежали бы вдоль тонкого, как у матери, носа, к уголкам таких же, как у нее, припухших губ.

 

– Я тоже хочу, – вздохнул Федор и, немного подумав, извлек из рюкзака красную книжку в старомодном переплете. – Перекусим, немного отдохнем и пойдем дальше. Может на хайвэее кто-нибудь подбросит.

 

Увидев книжку, Тима передумал плакать.

 

– А ты мне почитаешь? – спросил он. – Мы после Мексики не читали.

– Почитаю, – ответил Федор и стал вытаскивать из хрустящего пакета гамбургеры. – Умойся в речке. И руки не забудь.

 

 

 

До Грэнд Форкса их подвез пузатый драйвер в черной затасканной майке и руками-поленьями, изрисованными от плеч до кистей сине-красными узорами замысловатой татуировки. Его трак, похожий на железнодорожный локомотив, засвистел тормозами и, громыхнув всей своей сорокашеститонной тушей, встал около них, как только они вышли из леса и побрели вдоль хайвэя.

 

Драйвер оказался немногословным.

 

– Where? – лишь бросил он из маленького окошка высоченной кабины и, получив ответ, кивнул в сторону двери:

– Hop in.

 

Когда через полчаса они добрались до Грэнд Форкса, Федор протянул ему десять американских долларов, больше у него не было. Драйвер оскалился, лениво отмахнулся от денег и сказал на прощанье:

 

– Good luck, buddy.

 

 

Селлфон иммиграционного адвоката Данилы Стогова, значившегося на визитке как Дэн Джи Стогофф, зазвонил «Турецким маршем» Моцарта.

 

– Ещё нет, – ответил он по-русски. – Жду с минуты на минуту.

 

Как и договаривались, он ждал их в придорожном кафе «Блю Джей» и уже допивал свой третий эспрессо. Время от времени Стогов поглядывал на свой новенький цвета бургунди «Лексус».

 

Громоздкий трак съехал на обочину напротив кафе и затормозил, поднимая пыль и разбрызгивая по сторонам мелкую щебенку. Из него выпрыгнул Федор в застегнутой наглухо ветровке и c болтающимся за спиной рюкзаком. Он протянул руки к раскрытой дверце. На его безымянном пальце блеснуло обручальное кольцо. «Все еще носит», – подумал Стогов и поднялся, чтобы видеть лучше. Федор снял с высокой подножки мальчика. Потом, поставив ребенка на землю, помахал невидимому в кабине драйверу. Трак, прощаясь, мигнул поворотниками и, словно корабль из бухты, вырулил обратно на хайвэй.

 

Федор огляделся, заметил «Блю Джей» и взял сына за руку. Данила Стогов помахал им со своего места.

 

– Как добрались? – спросил он, когда Федор с мальчиком уселись на дерматиновые подушки дивана напротив него. – Без приключений?

– Без, – ответил Федор. – В пустыне погранцы чуть не накрыли. Пришлось поваляться под кактусом.

– На границе с Мексикой такое бывает.

– У тебя все готово?

 

Стогов открыл кожаный брифкейс и достал несколько заполненных бланков.

 

– Папа, я хочу мороженое, – сказал мальчик.

– Я куплю, – поднялся Данила. – Тебе какое? Ваниллу, клубничное, мятное?

– Манго, – ответил мальчик и достал из своего рюкзачка большую красную книжку «Сказки Пушкина».

– Окэй, – сказал Данила. – А ты, Федор, что-нибудь съешь? Кофе?

– Мы перекусили утром, – сказал Федор. – Может, только кофе. Покрепче.

– Окэй, – опять сказал Данила и кивнул в сторону бумаг. – Распишись, где я отметил.

– Когда они приедут?

– В десять будут здесь.

– Хорошо, – сказал Федор и стал расписываться в бумагах.

 

Данила ушел к стойке. Мальчик, раскрыв на коленях книгу, тихо шевелил губами. Когда Стогов вернулся с кофе и мороженым, книга, раскрытая на "Сказке о рыбаке и рыбке", лежала рядом, а Тима, притулившись к отцовскому рюкзаку и чуть приоткрыв рот, тихонько посапывал.

 

– Умаялся, – объяснил Федор. – Встали ни свет ни заря.

– У нас отоспится, – улыбнулся в ответ Данила. – Лиза все приготовила. Целую неделю игрушки подбирала.

– Спасибо, – сказал Федор и взял кофе. – Что дальше?

 

Данила посмотрел на парковку. Свернув с хайвэя и вспыхивая проблесковыми маячками, на нее заплывали два полицейских крузера.

 

– Приехали, – сказал он. – Через два-три дня тебя освободят под залог.

– Потом?

– Потом поживете до суда у нас. Места хватит.

– Какие у нас шансы?

– Гарантировать трудно, но, думаю, хорошие. Ты привез, что я просил?

– Да, – ответил Федор и достал из белесо вытертого портмоне газетную страничку, сложенную несколько раз.

 

Данила развернул ее и прочитал заголовок: «Кровавые разборки: за мужей отвечают жены и дети». На крупнозернистой фотографии посреди текста валялась инвалидная коляска с темной лужицей вокруг нее.

 

Полицейские крузеры сонно подрулили к входу в кафе, аккуратно запарковались и выключили мигалки. Из одного вышел высокий мужчина в темно-синей форме Королевской горной полиции, а из второй – хрупкая девушка-азиатка в фуражке, черном бронежилете и брюках с желтыми лампасами.

 

– Можно, я сам отнесу его в машину? – спросил Федор.

– Сейчас спрошу, – ответил Данила. Он что-то сказал по-английски высокому полицейскому, и тот согласно кивнул головой.

 

Федор бережно положил Тиму на заднее сидение «Лексуса». Мальчик на мгновение проснулся, облизнул губы и пробормотал:

 

– Крючки для форели другие, – но тут же снова закрыл глаза и засопел.

– Почитай ему на ночь, – тихонько, чтобы не разбудить, закрыл дверь Федор и протянул Даниле книжку в красном переплете. – Минут пятнадцать. Он любит.

– Не волнуйся, – сказал Стогов.

 

Подошедшая девушка-полицейский тоненькими пальчиками отстегнула от пояса наручники. Федор завел руки назад. Она щелкнула замками и что-то спросила.

 

– Не туго? – перевел Данила.

– Пойдет, – хмыкнул в ответ Федор.

 

Удовлетворенно кивнув козырьком фуражки, девушка принялась зачитывать его права:

 

– You have the right to remain silent...

– У вас есть право сохранять молчание...