Литературный резерв

«Человеку все человеково...»

Преподобный Варлаам Керетский жил в XVI веке. Родился он и вырос близ Белого моря в Керетской волости. Светой Варлаам знал грамоту и был поставлен священником к церкви во имя Святителя Николая Чудотворца в городе Кола. Он ревностно служил Господу, поучая людей, как истинный пастырь закону Господню. Но враг спасения уловил праведника в своей сети. Он внушил священнику Варлааму подозрение в верности супруги. Обольщенный Варлаам в припадке ревности убил невинную жену. Глубокое раскаяние в совершенном страшном грехе охватило вскоре душу Варлаама. Он наложил на себя пост, горько плакал и оставил как недостойный свое служение. Но ему казалось недостаточным, и Варлаам принял на себя особый покаянный подвиг. Труп своей жены он положил в карбас (большая поморская лодка) и на этом карбасе плавал непрерывно до тех пор пока мертвое тело убитой не истлело. (По историческим материалам).

Человеку все человеково,
Как блуждающему впотьмах.
Божья тварь, суета, молекула.
Где любовь, там ему и страх.

Только искорка в небе манит,
Фитилек задымил на ветру.
Носит россказни месяц пьяный.
Носит ночь, да пропьет к утру.

Держит шторм корабельных сосен
Тетива. От удара волн
Стонет, будто у бога просит
Силы старый поморский челн.

Путь оставил наветом тяжким,
В сердце принял смертельный яд.
"Как же я без нее, бедняжки...
Я – убил! Я во всем виноват!

Нет мне жизни среди живущих!
Нет мне смерти средь всех смертей!
Вот он – я, посмотри, Всесущий!
Моя жизнь теперь – плачь о ней!

Усмири, потопи, водица,
Усыпи меня в толще вод.
Пусть душа ее белой птицей,
Обо мне к небу весть снесет.

Не могу я, хоть бей ногами,
Как же богу я век служил?
Квас глотал, заедал пирогами,
Да на шею воловьих жил

Намотал себе в одночасье.
Знать дорога моя к ладье.
Отнесу тебя, да в ненастье,
Да по темной, крутой волне...

Я с тобой погружусь в могилу,
Гробом станет гнилой карбас.
Загубил я твой образ милый,
Пусть же смерть не разлучит нас.

Пусть живой, но я стану мертвым.
Мертвым устали нет и сна.
Буду плыть и в туман по звездам,
И в штормах, как снесет волна.

Люди спят в каждом теплом доме,
Мне ж пора отправляться в путь.
Правды нет на земле, той кроме,
Что в глазах, если в них взглянуть.

А в моих только боль и слезы,
Сколько б ни было Белых морей,
Не сменить неудобной позы,
Только весла, да даль огней.

Не ступить мне на твердь земную,
Пока ветер не сдует прах
Из ладьи. Пока я тоскую
По тебе у тебя в ногах.

Стал преданием, год за годом
Огибая земной изъян.
Из ладьи своей черпал воду,
Словно кровь из сердечных ран.

Боль утихла, ушла на ветер,
Под прибой покаянных слов.
На моем Беломорском свете
Остров-Сон не приносит снов.

Рыбакам я теперь заступа,
Сколько жизней от смерти спас.
Знаю, смерти бояться глупо,
Знаю только – есть Суд для нас!

От того моя крепнет сила,
Там, где помощи люди ждут.
Только вот... Где ее могила?
По воде все венки плывут..."

            26.08.2008

«Разведка – такое дело...»

В Севастополе, в музее военно-морской славы, который расположен рядом с Графской пристанью, висит картина. На картине изображен гидросамолет, в тумане видна рыболовецкая шхуна. Сей сюжет расшифровывается так: в марте 1917 года унтер-офицер Тур и лейтенант Сергеев, получив приказ произвести разведку с воздуха турецких укреп-районов, были сбиты, но сумели посадить самолет на воду в глубоком тылу врага. Случайно встретившись в море с турецкой рыболовецкой шхуной, предприняли попытку атаковать корабль, израсходовав остаток горючего на самолете. Турки в панике покинули шхуну и на шлюпках уплыли к берегу. Далее – шесть дней без воды и пищи летчики добирались на захваченной шхуне до Севастополя. У Севастополя их подобрали силы береговой охраны.

Разведка – такое дело,
Особенно с воздуха. Там,
Где плоскость земли просела,
И много воздушных ям,

Наброшена прочная сетка
На древний земной ландшафт.
Лежит в глубине планшета
природный характер и нрав.

С небес, оно все виднее,
Да только не до красот.
Траншеи позиций чернеют,
С изрезанных ими высот.

Люди, как многоточие
Перед началом текста.
Веером пуль прострочен
Весь перелетный сектор.

Застряли гостинцы в балках.
Чихает, ревет мотор –
Навылет из бензобака.
Другая вошла в приборы.

Ослеп и оглох, слабеет,
Последние силы жмет,
Туда, где вода синеет,
Гидро-, летит, самолет.

Разбрызгал ударом воду,
Подпрыгнул на попловках,
И потерял свободу
Живущего в облаках.

Тихо. На море штиль.
Утренний встал туман.
Турки на много миль.
Здесь тишина – обман.

Жаль, не положен запас
Пресной воды самолету.
В дрейфе четвертый час.
Дрейф не чета полету.

Туман собирают с крыльев
Летчики, как в бреду.
Контуры шхуны вплыли
Слева на тихом ходу.

Вот она, Честь-охота!
Вот она, жизнь и смерть!
Как на нырок кашалота,
Как на желанную твердь

Вывернули закрылки,
Остатки бензина в ход.
На цели своей застыл
Единственный пулемет.

Захлебываясь в азарте,
Щепки из борта бьет.
На этой, другой карте,
Ставкам другой счет.

По шхуне паника, крики.
Шлюпки спускают с кормы.
Команду на берег дикий
Огонь пулемета смыл

Ушли от греха подальше,
Не зная, что на абордаж
Израненный, ангел падший,
Разбитый небесный страж

Последние силы тратя,
Решился в последний бой:
"Веревочных лестниц хватит,
Но, только вот, нам с тобой

Другая дорога светит.
Нам видно уже не взлететь.
В планшете тугие сети,
И нас обрекли на смерть.

Мы жизнь продадим не по сходным,
Пропеллером взвинченным ценам,
А если так надо – по сходням
Вернемся обратно, на небо".

Голодные взвизгнули пули,
Буравя у шлюпок воду,
Чтоб точно не повернули,
Оставили путь на свободу.

И носом уткнулся в борт,
Поведав о всех своих бедах,
Хозяйке морских широт
Виновник последней победы.

Видно время его пришло.
С корпуса снят пулемет.
Оттолкнуло его весло.
Ниже уровня есть полет.

Все труднее стоять. Темно.
Пузырьками уходит жизнь.
Вот нырнул, заглянул на дно,
Будто снова поднялся ввысь

"Эй! На палубе! Вам ли жить,
Знавшим небо со мной наощупь?
Вам семь футов под килем плыть!
Только в небе намного проще..."

Проводили в последний путь,
И сменили рули на снасти.
Завоеванный свой приют
Обустроили честь по чести.

Выжили. Вроде свезло,
Только там насмехается кто-то,
Потирая ладони зло,
доводя до седьмого пота.

На шхуне воды – на день,
А пищи и вовсе нет.
"Давай поплывем неглядя
На тот или этот свет..."

Штиль отсиделись в трюме,
Когда же пришла волна,
Парус подняли. В шторме
Полной взошла луна.

Шхуну, как щепку носит,
С борта кладет на борт.
Молитва – хороший способ
Целым добраться в порт.

Морская болезнь в воздушных
Ямах не так видна.
Часы изнуряют душу,
Минуты, и те – без дна.

Ночь перепутали с днем,
Обморок с забытьем.
Нужно держаться вдвоем...

"...Первый сбит! Заходи на посадку!"
"Твой над морем дымит."
"Лейтенант, уходи!"
"До своих не дотянем..."
"...Мы под плотным огнем!"
"Как ты?"
"Падаем! Ранен в плечо!
Остальное как-будто в порядке!"

Как из прошлого,
Сквозь щели опухших век,
Буд-то мир акварели водой размыли,
Проступил в изголовье седой человек,
Улыбнулся, сказал: "Ну, а мне говорили!
Жив, чертяка! Откуда? С какой высоты?
Вот, глядите-ка, ангел на блюде!
Наши летчики! В море сменяли винты,
На турецкой приплыли посуде!"

"Где я?" – Только что вымолвить смог.
"День шестой, почитай, как пропали.
В Севастополе..., дома..., В порядке, браток.
Все в порядке, мы вас подобрали.

Кто, скажи, мы оформим запрос
В вашу часть, что бы было там все поскорее..."

"Мы в разведке..., планшет..., нужно срочно на связь...,
Лейтенант, доложите, Сергеев...,
И со мной..."
"Тише, тише... нельзя вам вставать"
"Жив?"
"Живой, только спит еще, тише..."
"Запишите его под фамилией Тур...
Офицер... унтер..., нет, но по выписке знать,
Будет званием, точно, повыше"

Разведка – такое дело,
Особенно с воздуха, там,
Где плоскость земли просела
К соленым своим морям.

                            23.07.2005
            (Севастополь – Санкт-Петербург)

Каково это

Кому, как не мне говорить об этом,
Проскакавшему тысячу миль верхом,
Каково это быть на земле поэтом,
И коня содержать с перебитым крылом.

Каково это падать с небес на землю,
Содрогаясь от боли учиться летать,
И во сне расправляя больные крылья
Бить руками в железо, трясти кровать.

Каково это ждать по утрам приговора,
И дежурным врачам посвящать стихи,
Чтобы там, за порогом, притихшая свора,
Не порвала при выписке на куски.

И кому, как не мне говорить об этом,
Прикормившему ангела в суете,
Каково умирать на земле поэтом,
Продолжая картошку варить на плите.

Каково это, слово заставить биться,
Как попавшую птицу в свои силки,
Каково это в свет перестать молиться,
И как трогают пальцы чужой руки

Мне привычные инструменты,
Только вот, то ли мастер пьян,
То ли вышли мои моменты,
Перевыполнив жизни план.

Куда же мне деться

Куда же мне деться
От этого снега,
От белого света,
От вьюги-вьюна?
И быстрого бега
От осени к лету,
И от передышки
Весны-полотна?
Звучащих узоров
И времени плеска
В гранитной оправе
И запаха сна,
Когда только-только
В потоки рассвета
Я старую краску
Сбиваю с окна...
И гулкие звуки
Подслушивать стану,
Другим не в пример
Отпущу с этажа...
Сегодня, как ветер
Сорвал занавеску,
И с улицы свистнула
Дверь гаража.
Пока ещё бьёт
Восходящее солнце
По стёклам напротив,
Я спрячусь в тени...
Как тайный свидетель
Написанной прозы
В размере поэзии
В зимние дни.