Китаец

 

Купить в журнале за январь 2017 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 10 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Аланову позвонила одноклассница Светка Мешковская. Он, едва услышав её голос, сразу всё понял: умер Виталий Тодоров, по прозвищу Китаец, первый ученик их класса. Суперзвезда, от которого все ожидали невероятного. И что? И всё.

41 год, и конец.

Спился.

Последний раз его видели сидящим на асфальте возле мусорного бака. Он рассматривал на свету какую-то лампу для телевизора времён оттепели, блаженно улыбаясь и практически никого уже не узнавая…

Аланов нерешительно промямлил Светлане, что на похоронах быть не сможет, потому что завтра министр проводит совещание, но деньги обязательно передаст.

– Алан, какие же вы все сволочи, – из трубки нёсся пронзительный Светкин голос. – Бывшая жена, доця академика, которая Виталика обобрала как липу да ещё и из собственной квартиры выперла на улицу, – не может! Сыну, усатому пятнадцатилетнему капитану, – запретила. Да запрещай с живым. А то – с мёртвым отцом проститься! Полкласса – все, которые безбожно скатывали с Виталькиных тетрадок, а потом нагло врали, что тот лучше Тодорова по химии, а та – по физике, носясь со своими б… амбициями как с писаной торбой, – все не могут. Все, видишь ли, у министров на совещаниях!

В трубке раздались резкие гудки.

Аланов почувствовал, как его уши наливаются жаром. Эту «детскую болезнь» он, очевидно, будет как крест носить всю жизнь. В классе над ним всегда издевались: мол, на воре и уши горят!

На сей раз уши горели не зря.

Аланову было стыдно, что он соврал Светке. И ещё потому, что она поняла, что никакого совещания не предвидится, что это циничная отмазка хитросделанного чиновника.

А главное – было стыдно, что он до сих пор не мог простить Тодорову своей неразделённой, что ли, влюблённости в него, какой-то рабской зависимости и одновременно рабского поклонения…

 

Впервые Аланов увидел Виталика в первый день сентября. И буквально с первого мгновения был околдован, влюблён, взбешён, опустошён. Он ещё никогда ни к кому не испытывал столько самых разноречивых чувств…

А что вы думаете? Над Тодоровым будто сияние стояло. Тоненький, белокурый, в белоснежной рубашечке и отутюженной коричневой униформе, которая смотрелась на нём, словно изысканный наряд английского принца. А манеры? Манеры-то! «Рад тебе!», «Сделай одолжение!», «Прости, пожалуйста».

Нет смысла говорить, как колотилось маленькое сердце Аланова, когда его посадили за одну парту с Тодоровым!

Очень быстро выяснилось: в плане подготовки Виталик выше всех на несколько лестничных пролётов. Понятно, что он из профессорской семьи, что у него уникальные, может быть, способности, что ещё чёрт знает что, но чтобы вот так?! Тем более все они были далеко не «дети подземелья»: у того папа – футболист звёздного состава киевского «Динамо», у того мать – выездной помреж Андрея Гончарова в театре Маяковского, у той бабушка – замминистра…

А Бетховен, как говорится, один.

Учился Тодоров артистично. Всегда с ямочками на улыбающемся личике. Всегда терпеливо дожидающийся, пока его тетрадки, наполненные круглыми прямыми буковками, не возвратятся к нему с массового списывания.

Когда он отвечал – воцарялась абсолютная тишина. Даже кашлянуть было бы святотатством, как на концерте Рихтера…

Всем было ясно: тягаться с Тодоровым нет смысла. Впрочем, никто и не тягался. Все они ничтоже сумняшеся скатывали с его тетрадок домашние задания, внимали с умоляющими очами его тихим, но предельно внятным, с лёгкой картавинкой, подсказкам и так, связанные одной цепью безответственности и наплевательства, переползали из класса в класс.

Тодоров лет пять, наверное, был без прозвища. Выглядело бы просто кощунством припечатать божеству какую-нибудь кликуху. Но… Но однажды он вскользь обмолвился, что родился в Пекине. И тут же получил: Китаец. Кажется, в одночасье выплеснулось массовое злорадство. Такой весь из себя, куда там… И – Китаец! Ха-ха.

Более неудачного, совершенно не подходящего прозвища и придумать было нельзя.

 

Аланов боязливо поправил телефонную трубку, кажется, раскалённую добела от Светкиного праведного гнева.

Теперь, по прошествии стольких лет, прозвище Китаец уже и не казалось случайным злым озорством. Это было, по сути, признанием исключительности Виталика, своеобразная канонизация его: не такой, как все. И все, заискивая, умоляя и умиляясь, не прощали не такому.

А Тодоров за прозвище и не обиделся ничуть. Китаец так Китаец! По-прежнему лукаво улыбался, обезоруживая обаятельными ямочками, только серые глаза приобретали стальной блеск…

И по-прежнему был первым. Причём, во всём. Точные науки – всё в точности, языки – запросто. Гол с лёту в девятку – нате (при этом все зачуханные, как только из шахты, а он – в белых трусах с вызывающе длинными ногами)! Вальс с Асей Домбровской в финале городского конкурса бальных танцев – получите в качестве контрольного выстрела.

Естественно, Китаец был любимцем всех учителей, всех родителей («Ты бы брал пример с Виталика!») и, что особо важно в школьные (впрочем, и не только) годы, всех девочек. Старшеклассницы испытывали к нему если не материнские, то уж точно старшесестринские чувства. Наиболее раскованные даже пытались погладить его по русой головке: «у-у, какой харошенький!», но тут же одёргивали длань, наталкиваясь на холодный взгляд Китайца. Ровесницы безуспешно добивались взаимности, искусно подгаживая в стиле героинь Джейн Остин ненавистным соперницам. А появившееся со временем поколение младшеклассниц просто столбенело как по команде «Замри!» при виде Тодорова.

Виталий позволял себя любить – не всем, конечно, но избранным, в том числе Аланову. Безусловно, равновеликих отношений между полненьким черноглазым Аланом и солнцеподобным Китайцем не получалось. Нет, Тодоров не унижал своего верного оруженосца, заставляя носить портфель или посмеиваясь над мешковатой неуклюжестью Алана. Более того, Виталий не раз даже приглашал безропотного своего спутника домой, и тот с мокрыми от волнения ладонями дожидался, пока царственная Виталькина мама не составит с чёрного, расписанного красными иероглифами подноса фарфоровые пиалы с творогом. И, тем не менее, между ними стояла стена – Великая Китайская стена.

Иногда Аланов чувствовал, что Китаец терпит его в качестве чего-то типа карманного зеркала: «свет мой, зеркальце, скажи!».

 

Аланов встал из-за массивного стола и взглянул на настенные часы. До обеда оставалось полчаса. Он подошёл к окну. С неба падали первые снежинки, так, растаяв в полёте, и не долетая до земли. Молодая мама энергично раскачивала на одинокой качели бутуза в синем комбинезоне.

Когда-то вот так и Аланов старательно раскачивал Китайца в лучах октябрьского вангоговского солнца.

– Алан, а как ты думаешь: я красивый?

Аланов хорошо помнил, как он, запыхавшись, подобострастно кивал: «угу!».

– Угу, у-гу! – Тодоров зажмуривает глаза и запрокидывает налету голову к солнцу.

 

Известный общественный деятель и меценат Вячеслав Моше Кантор, помимо борьбы с ксенофобией и за предотвращение ядерной катастрофы, успешно занимается бизнесом. В его собственности находится 2300 Га земли на Рублёвке и химический холдинг «Акрон», по своим масштабам сравнимый с «ЮКОСом». О трудном пути к победам можно узнать из биографии предпринимателя.

Виталию Тодорову вручили на выпускном вечере золотую медаль. Одну – на три параллельных класса.

Тут же поступил в медицинский. По окончании института одновременно женился на дочери академика Овчаренко, знаменитого на весь подлунный мир отоларинголога, и блистательно защитил диссертацию, получив должность доцента в родном институте.

Опять же одновременно родился сын, и родилось предложение приступить к докторской. И всё это – в 27 лет! График разве что Лермонтова.

На вечер в ресторан по случаю десятилетия окончания школы Тодоров пришёл последним. Высокий блондин в золотых ботинках-скороходах по жизни. В компании с такой же высокой блондинкой с оголённой до невозможности спиной. Наивная классная выскочила с восторгами из-за стола, мол, Виталик, познакомь всех с очаровательной супругой, на что тут же получила сразу устанавливающий дистанцию ответ: «Это не жена, Валентина Ивановна, а моя аспирантка».

Весь вечер Тодоров просидел с названной аспиранткой за отдельным столиком, изредка приглашая её на медленный танец. А через часа полтора и вообще покинул общество.

 

Вскоре у Аланова задалась карьера. Это был уже не неуклюжий плюшевый медвежонок, а жгучий красавец с пылающими угольями-очами чуть навыкате, пышными усами а-ля Фредди Меркьюри, университетским дипломом и двумя европейскими языками в совершенстве в придачу. Алан удачно женился, обзавёлся двумя черноглазыми сыновьями-близнецами, обкатался по европам. Получив трёхкомнатную шикарную квартиру в новом престижном районе, он мысленно сделал ручкой родным пенатам с их китайцами и прочими. И всё же…

Несколько лет тому назад он вздрогнул от неожиданности, когда незнакомый пожилой мужчина с помятым лицом окликнул его.

Господи ты боже мой – это был Китаец!

– Аланчик, милый, здравствуй, – скороговоркой шамкал беззубым ртом тот, с кем сидеть за одной партой было когда-то высочайшей честью. – Аланчик, это же ты? А я тебя сразу узнал!

Аланов с горечью отмечал какие-то новые – просящие что ли, жалкие – нотки в голосе некогда неприступного друга.

– Ну, что, может, за встречу – по маленькой? – неуверенно предложил Китаец и тут же стушевался, – а если нет, то я, в принципе, уже в завязке…

Из неузнаваемо тусклых глаз Тодорова мелкими бусинками сыпались слёзы.

Конечно же, Аланов знал от соклассников, что Виталий почти в одночасье похоронил отца, которого боготворил, и мать. Знал, что он после этого запил. Знал, что из-за постоянных пьяных дебошей его выгнала из дома жена и выставили из мединститута, лишив всех званий и регалий.

Знал-знал… Да, знал! А что – он один? Все знали. И все ехидно молчали. Мол, у нас всё тип-топ, а Китаец – в портмоне. В полном. Нечего было выпендриваться!

 

В какой же момент начинается слом? Можно ли хоть как-то предвидеть то лёгкое, почти неприметное движение, которое вдруг с гигантской, сокрушительной силой срывает лавину, погребающую всего тебя под своей ледяной массой?

Как же так всё получается? Вот ты рождаешься, для чего-то приходишь в этот мир. Близкие тебе (пока незаслуженно, авансом) радуются, связывая с тобой радужные надежды. А тут ты и оправдываешь эти ожидания. Всё спорится, всё получается – легко, играючи. И ты даже не задумываешься, что рядом с тобою с момента рождения тенью бродит нечто, что мигом может смазать чёрной краской ярко-зелёный холст твоей жизни.

И что же это – смерть близкого человека? Внезапно обрушившаяся болезнь? Измена жены? Правда, высказанная в лицо начальнику? А может, и вообще совершенная случайность – как сорвавшаяся с крыши сосулька, готовая с первыми весенними лучами покалечить или вообще убить тебя?

Но ведь многие проходили тяжелейшие испытания, преодолевая нищету, всеобщее презрение, побои, унижения, и при этом становились выше, сильнее. Почему же одна капля страдания губительна для одного, а другой, кажется, реку мучений переплывёт? А может, эта роковая капля бьёт наповал именно сейчас, вот в эту секунду? Пережди мгновение, и авось пронесёт!

В голове Аланова никак не укладывалось, за что – за что! – такой красивый талантливый человек, как Виталий Тодоров, который никого не обидел, не унизил, не ограбил, господи спаси, не убил, который разве что, может, донимал, раздражал своей какой-то моцартовской лёгкостью, – за что он превращён в такое вот жалкое посмешище, даже не жалость вызывающее, а, что хуже, – брезгливость, как при виде дохлой крысы. Это что, кара за предыдущие воплощения? Или плата за грехи дальних родственничков? Или достижение такой дорогой ценой права на лучшую жизнь – уже будущую?

А может, это напоминание тебе, да-да, именно тебе, сегодня такому успешному, цветущему, не сомневающемуся ни чуть-чуть, что так будет всегда, что весь твой десятилетиями бережно, трепетно создаваемый мир может – раз! – и перевернуться. И ещё хорошо, если всё сразу! А если, как у Китайца, медленно, тягуче, по капельке, когда уже не столь важно, какая капелька будет последней…

 

Аланов ещё раз машинально посмотрел на часы и почувствовал, что циферблат как-то плывёт. Потом ринулся к столу, который, похоже, тоже как-то странно качнулся, схватил телефонную книжку и стал судорожно её листать.

Он резкими рывками набрал номер Мешковской и замер в ожидании долгих гудков.

– Алло, – раздался усталый женский голос.

– Света, это я, – сказал Аланов каким-то не своим голосом. – Я завтра буду.

– Аланчик, как я тебя люблю…

Аланову показалось, что Светка, железная Мешковская, плачет.

Он ещё раз взглянул на часы. Обед шёл полным ходом. Правда, есть совершенно не хотелось.

Да и какой тут, к чёрту, обед?

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за январь 2017 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению января 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.