Комариная фея

 

Купить в журнале за июнь-июль 2016 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 10 минут | Цитата | Аннотация | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

Новый год, Новый год на даче! Данька так ждал, что устал от напряжения и решил поиграть в войну под столом, там он возился, ползал по-пластунски и стрелял из подаренного пистолета. Война шла вполголоса, и выстрелы звучали шёпотом – мама не любила громких звуков, у неё «сверлило в ушах». Мама. Он подошёл к ней и начал теребить ей ухо, дыша туда и шепча неразборчивое. Мама смеялась, гладила Даньку по шёлковой голове, говорила с гостями.

В ожидании курантов все замолчали, и Данька тоже затих, прислонившись к маминому плечу. По телевизору, на фоне Красной площади что-то говорил человек, которого Данька знал, но забыл. Забили куранты. От их боя в груди начало расширяться и щекотать, с каждым ударом росло прекрасное и возвышенное в душе, Данька чувствовал гордость непонятно за что и старался сидеть не сутулясь. Папа управлялся с бутылкой. Хлопнуло. Из бутылки брызнул фонтан, сдвинулись и звякнули бокалы, и все закричали «С Новым годом! С новым счастьем! Ура!». Данька тоже кричал. Ему налили морса в бокал, и он сильно, едва не разбив его, чокнулся с собравшимися. «Загадывай желание», – шепнула мама. Данька загадал, чтобы всё имущество Вадика перешло к нему. Как это может исполниться и что будет с братом, Данька не думал. Желание – оно и есть желание. Данька посмотрел на брата. Вадик ёрзал на стуле, вглядываясь в чёрное окно, у него на лице смешались беспокойство и сосредоточенность. Брат показался Даньке очень красивым, и он решил подойти поиграть с ним. Вадик улыбался по-доброму и глядел сквозь Даньку вдаль.

 

 

*   *   *

 

Вадик как-то пропустил бой курантов и ничего не загадал, только машинально улыбался всему, издалека до него доносились возгласы гостей и бормотание многоголосого телевизора.

Все его мысли были устремлены к Нелли, новой девочке в их классе, с которой он вот уже три недели неистово целовался после школы в заброшенном деревянном доме, где на потолке были разные художества – кто-то выжег зажигалкой имитацию древних наскальных росписей: по потолку бежали примитивные олени и буйволы, в них летели копья обнаженных охотников; ноги у Нелли были гладко-ледяные под капроновыми колготками, он расстегивал ей куртку и руками водил по телу, чувствуя нежный ворс фланелевой рубашки и – совсем чуть-чуть – мягкую и ароматную теплоту под ним.

Этот Новый год они договорились встретить вместе. Нелли жила за городом, в красивом коттедже, с одним только папой, а мама ушла от них несколько лет назад.

Вадику жутко и желанно было, что наступит момент ночи, когда он дойдёт до соседнего дачного посёлка, тихо поднимется, не замеченный пьяным папой, к ней в комнату второго этажа, где ветер задувает в щели под потолком, где она будет мерзнуть в углу дивана, а он её согреет, растопит, превратит в пластилин, в горячую воду, в кипячёное молоко, она будет что-то шептать, будет говорить «нет-нет», никогда не скажет «да», но и сопротивляться не станет, а под утро он проберётся обратно.

Данька все время топтался где-то рядом и, глядя на летающий туда-сюда осиротелый снег, вдруг промолвил голосом визионера:

– Там бродит Комариная фея.

– Что за фея? – переспросил Вадик

– Фея зимних комаров.

– Что ты выдумал?

– Я её видел, – сказал Данька, и лицо у него сделалось хитреньким.

– Где?

– Видел, видел.

– Ну, и кто она такая?

– Она насылает метель и зиму, – заторопился Данька, – у неё лицо всё белое, она ледяная, замёрзлая, в лесу гуляет, у неё из-под ногтей летят зимние комары.

– Дэн, – сказал Вадик, – ты чокнулся?

Данька презрительно промолчал.

– Откуда ты это взял?

– Во сне я спал, там фея была, за ней стада комаров летели, но не простых, а зимни-их.

– Не зимни-их, а зим-них. Повтори. И чем всё кончилось?

– Зимни-их. Не помню, – бросил Данька и равнодушно пошёл прочь.

 

После курантов вышли на улицу запускать салюты. Сверкающие змеи с шипением улетали в небо. Женщины визжали от радости, и Данька тоже визжал до хрипоты. Мороз поджаривал кожу щёк, ресницы мгновенно обрастали инеем, люди подпрыгивали и пританцовывали, чтобы сохранить тепло. Данька, закутанный, походил на толстую румяную девочку с серебряными ресницами. После, в доме, взрослые выпивали, говоря и смеясь всё громче, потом начали петь – сначала песни про зиму, а потом и про всё остальное. Данька тоже спел и рассказал стихотворение, и ему похлопали. Потом с двумя крошечными девочками-близнецами с соседней дачи Данька сидел на диване и смотрел мультфильм. Он объяснял девочкам ход сюжета, но они не слушали, а только пищали и переползали через его колени, прыгали на спинке и плюхались вниз, на подушки. Данька тоже прыгал, падая и падая на мягкий диван, девочки куда-то подевались, и всё стало медленным, глубоким и тёплым, на него, как медведь, навалилась уютная лень, он закрыл глаза и остался где был. Лицо ледяной Феи, большое как небо, острое, белое и блестящее, айсбергом выплыло из темноты и смотрело на Даньку пристально, прямо в сердце. Он спросил Фею: «Когда я умру?». Она не ответила, только молча глядела, и Данька чувствовал дуновение холода и печали.

В этом году бабушка у них вдруг перестала двигаться, лежала в гробу и молчала, но Данька не понимал, что она мертва, что это её закапывают в землю. Он не верил ни похоронам, ни суете вокруг почти незнакомого тела. На следующий после похорон день он спросил маму, где бабушка, и когда мама ответила «умерла», Данька опять не понял, и спрашивал ещё несколько раз, пока мама не объяснила, что смерть – это когда человек молчит и не двигается, и никогда больше не встанет, не произнесёт ни слова. Чтобы понять смерть, он лёг на пол и спросил маму: «А я умер? Я сейчас буду молчать и не двигаться, а ты скажи». Мама испугалась, подняла и встряхнула Даньку: «Нет, ты не умер, ты ещё маленький! Ты будешь жить ещё долго-долго!». «Всегда?» – спросил Данька. Мама не ответила, прижала его к себе. И тогда Данька понял всё. Он решил никогда не молчать и всё время двигаться, чтобы не умереть, и даже когда сидел спокойно, старался чуть-чуть шевелить пальцем и что-нибудь бормотать.

 

 

*   *   *

 

Вот-вот разойдутся, понял Вадик по ленивым голосам. Мама давно спала наверху. Спящего Даньку унесли к ней.

Во время салютов он посмотрел на смешного закутанного брата, и у него мелькнула мысль: «Не ходить? Такой мороз! Это просто опасно. Это дикость! Не ходить, остаться тут, с ними».

Наконец отец закрыл двери за последними гостями, сел к Вадику на диван и спросил: «Ну, что загадал?». «Не исполнится, если скажу». «Значит, важное», – сказал отец, потрепав его по голове. «Не сиди долго, сынок. Завтра утром на лыжах пойдём. Потом баню затопим». «Хорошо». «Ну, я спать», – отец начал подниматься по скрипучей лестнице. Сделав несколько шагов, обернулся: «Под ёлкой посмотри. Дед Мороз там положил кое-чего».

Вадика подташнивало от волнения. Он посидел ещё полчаса, ожидая, пока родители уснут. Сверху слышался сонный голос мамы и покряхтывание отца. Затем всё стихло. Он начал собираться в путь. Надел под джинсы неудобные рейтузы, найденные на даче. Положил в рюкзак термос с чаем и пакет солёных крекеров. Делал всё крадучись, на цыпочках. Ему казалось, будто он собирается на войну и долго-долго не вернётся обратно. Под ёлку он не посмотрел.

Мороз на даче стоял особенный, лютый, словно голодный волк. Кое-где в домах ещё светились жёлтые и разноцветные окна. Вадик быстро пошёл по дороге между деревьев. Сначала перелесок, за ним речка, а там – Неллин посёлок, коттедж, он явственно представлял себе квадратное здание «в финском стиле», перед домом – дерево, лиственница. Бросить снежок в левое окно на первом этаже, она услышит. Он достал сигарету, закурил. Обнаружил, что рукавица в кармане только одна. Он ругал себя, шевеля губами. Поздно возвращаться. Дым смешивался с морозом. Вторую руку засунул поглубже в карман, сжимал и разжимал пальцы. Идти всего час, не больше. И он отправился в путь.

 

 

*   *   *

 

На даче в непривычной снежной тишине проснулся Данька. Он полежал в темноте и поиграл руками, составляя из пальцев фигуры. Он иногда показывал их маме и брату, а они должны были угадывать, что это – зайчик, лягушка, машина или жук. Данька сам не знал. Ему захотелось пить. Мама с папой спали на соседней кровати, Данька различал спокойное дыхание обоих. Данька не стал будить маму, натянул штаны и сам спустился по лестнице. В кухне нашёл большой кусок шоколадного торта и бутылку лимонада. Он ел, пил и чувствовал тихий восторг, в первый раз бодрствуя ночью один. Он выглянул в окно. На небе сверкали белые иголочки звёзд, отполированные морозом. Данька залюбовался. Издалека слышалось эхо молодых весёлых голосов и собачьего лая. Данька был словно в полусне, очарованный тихой ночью и одиночеством. Он не сразу заметил отсутствие Вадима, а когда заметил, испугался, что брата увела Комариная Фея, которая так пристально глядела ему в лицо. Данька почувствовал боль в душе и тихонько позвал: «Ва-а-адик!», но никто не откликнулся. Тогда он решил поискать брата на улице, наспех оделся и вышел во двор. Тишина ещё усилилась, не сдерживаемая оконным стеклом. Из черноты неба свисала мелкая звёздная сеть, в ней качалась уловленная луна. Повсюду разливалось безгласное сияние. Вдоль дороги спали широкие сосны с пышными кронами-лабиринтами. Где-то здесь прошла Фея, чувствовал Данька, вытянула пальцы и выпустила своих белых комаров, и они заколдовали всё в сказку. Где же брат, куда его забрали? Был ли он, раз исчез так бесследно, растворившись в зиме? Данька осторожно пошёл по краю дороги, шепча и причитая: «Ва-а-адик, Ва-а-адик, ты где? Ох, ох, ох, ты где…». Кричать он стеснялся. На дороге он увидел что-то, поднял и узнал рукавицу брата, засмеявшись от радости. Положил её за пазуху, чтобы согреть. Сначала он шёл среди редких домов, потом дорога вильнула, и он остался один среди немоты и мощи деревьев. В их телах раздавались протяжные стоны, которые пугали Даньку до застывания крови в жилах, он втягивал голову в плечи и ускорял шаг, стараясь сбежать от деревьев. Какие-то большие тени шуршали за стволами и мерцали чьи-то злые глаза. Данька хотел повернуть назад, но боялся, теперь ему казалось, что рукавица непременно выведет его к брату, и только брат его спасёт от зимнего леса, и он трогал её на груди, боясь потерять.

 

 

*   *   *

 

Данька стоял глубоко в лесу и дышал. Деревья запорошило сухим душным снегом, похожим на перья. Да, пух и перья кружились повсюду, они вихрем поднимались от земли, закручивались в воронки – ничего не было слышно, здесь стоял непрерывный щебет, шёпот. Словно какая-то перьевая вьюга подхватывала и уносила Данькины мысли о доме, о брате. Заворожённый, он не двигался и никуда больше не хотел идти. Только что он метался по лесу, бросаясь то на одну, то на другую тропинку в надежде на выход. Он выбился из сил и страшно хотел пить. Но вдруг его страдания растворились. Как страшно и дико было Даньке сначала, и как легко и мирно сделалось теперь! Лес разрастался вокруг Даньки всё шире и шире, гуще и гуще, струился вокруг, как белые волосы, и спутывался в колтуны. Выйти отсюда? Нет, смешно, смешно и никогда невозможно! Да и куда идти, и зачем? Чудный лес серебрился как стеклянный замок, и вместо тьмы на Даньку обрушивалось сияние, всё, казалось, блестит вокруг – и небо, и земля, и воздух, и деревья, и сам он, Данька, блестит и позвякивает, словно новогодняя сосулька на ёлке. Зимние комары так искусали его, что он оцепенел, кости его промёрзли и превратились в хрусталь, и могли рассыпаться от удара, но это было не страшно. Данька присел под дерево отдохнуть и тут же задремал, и снова, как дома, пришёл медведь в пушистой шубе и сдавил его мягкими лапами, совсем не больно, а приятно и тепло. Даньке чудилось мелькание женского лица за стволами, оно тихо поглядывало на него. Пел крылатый шелест, и вода лесного озера улыбалась, и опавший лист плыл по воде, как точёная, узкая женская ладонь. Как же так, озеро ведь замёрзло? Но Данька видел лёгкие серебристые волны, качающие его как в лодочке. Он вспомнил, как ещё до своего рождения находился в мире, подобном этому белому лесу, в сладком плену и полном спокойствии, в мягкой засасывающей недвижности. Это личико в вихре пуха – оно пугало и манило, оно улыбалось – вкрадчиво, прелестно и жутко, и вдруг прилетело близко-близко, смотрело пристально-сильно, шептало тихо-тихо с любовью, и Данька понял, что это мама пришла за ним, и заплакал от счастья.

 

 

*   *   *

 

Вадик и Нелли лежали рука в руке, сплетясь ногами, и во сне наполнялись ударами пульса друг друга. Тихие волны всё набегали и набегали на берег. Вадик спал, позабыв обо всём, позабыв и себя, и Нелли, и помнил только то полное, поглотившее его счастье, которое он испытал этой ночью и которое продлилось в сон, и должно было продлиться вечно. Он видел лето и дождь, льющийся с черёмух, и свет, проникающий сквозь прозрачные листья, и своего брата совсем ещё маленьким. «Моросящий дождик, мо-ро-ся-щий, повторяй!» – учил его Вадик, а Данька переспрашивал: «Поросячий дождик? По-ро-ся-чий?».

 

 

2015

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июнь-июль 2016 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению июня-июля 2016 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.