Окрошка

После Карла Маркса не многое могло поднять настроение потомку Вильгельма Завоевателя. Но поездка с Мариной в древний город все же была хорошей новостью. Правда, в планы наши уже закралась досадная ошибка. Кто-то (нам так и не удалось выяснить кто) перепутал время поезда и время, когда нужно было двинуться в путь из гостиницы.

Делать до семи было совершенно нечего. Я быстро сложил что-то неформальное и один приличный костюм на случай официального приема в небольшой чемодан и закинул его в угол. Надо признать, что мы, Глостеры, вечно возим с собой целый гардероб всяких смокингов, фраков и щегольских нарядов, чтобы быть во всеоружии, если надо будет появиться на каком-нибудь важном приеме. Но здесь они были явно ни к чему – в Кремль меня, похоже, приглашать не собирались. Все это барахло я разложил на кровати с намерением когда дойдут руки убрать в большой чемодан, который зиял своей клетчатой подкладной тут же. Довершал картину разрухи на кровати Карл Маркс.

Кое-как я убил время до шести. Вернувшись в своей номер, я уже собрался было заполнить все же чемодан, но телевизор привлек меня. Там показывали что-то захватывающе. Не могу сказать, что именно, потому что из всех звуков, издаваемых прибором для передачи информации, моему слуху членораздельным казалось лишь одно слово – террорист. Но его повторяли достаточно часто, чтобы удерживать мое внимание. На самом интересном месте раздался требовательный стук в дверь. Даже не дожидаясь, пока я открою или хотя бы скажу «войдите», в комнату влетел водитель и, бросив на ходу: «Проблем», побежал прямиком в спальню. Когда я за ним поспел, все разложенное на кровати уже было заброшено в чемодан, последним туда полетел Карл Маркс. С такой же скоростью шофер выбежал из комнаты и устремился в коридор. Ветер донес до меня его крик: «Гоу».

Нас с чемоданом затолкали в машину, и началась бешеная гонка. Не знаю, какие у русских правила дорожного движения, вероятно совсем не такие как у нас, британских болванов. Пока мы ехали, я прикидывал в уме, какому наказанию был бы подвергнут в Лондоне, где тоже не младенцы по дорогам ездят. Все мыслимые и немыслимы штрафы были уже заплачены, а мы еще были далеко от цели. Когда машина наконец подъехала к вокзалу, судья в моем воображении уже отправлял меня в сумасшедший дом. Но приключения еще не кончились. Теперь надо было работать ногами.

Шофер несся по вокзалу с такой прытью, словно он всю жизнь только и делал, что бегал по вокзалам, и у него не было в руках довольно тяжелого чемодана, набитого смокингами, фраками и карлами марксами. Он кричал что-то так громко, что его голосу мог бы позавидовать пароходный гудок, и люди шарахались от него как от чумного. Сначала я неплохо поспевал за лидером, но вскоре всем стало ясно, кто выиграет дистанцию. Теперь моей главной задачей было не потерять его из виду, хотя даже и тогда я мог положиться на слух: у этого парня были выдающиеся голосовые связки. К тому моменту, когда он взметнулся вверх по лестнице, мне удалось немного сократить дистанцию, и на бегу я увидел, как он забрасывает мой чемодан в последний вагон тронувшегося уже поезда. С чувством выполненного долга шофер собрался было перевести дух, но вспомнил, что на его попечении находился не только чемодан, но и его хозяин. Хозяину до цели оставалось еще ступенек десять, и прозорливый водитель сразу понял, что если я не смог догнать даже его, то с поездом мне тягаться тем более будет не под силу. Тогда этот мужественный человек не щадя своего живота бросился спасать мой чемодан. На глазах потерявшего дар речи проводника последнего вагона, он не только запрыгнул в набирающий ход поезд, но и, ловко подхватив вместилище всех не нужных мне в этот день вещей, выпрыгнул на платформу.

Я к этому времени как раз успел дойти до финиша. Мы стояли и переводили дух еще минут пять, пока поезд не пропал из виду и платформа не опустела. На ней внимательный наблюдатель смог бы заметить три фигуры. Шофер с сияющей физиономией и чемоданом в руке, согнувшийся от одышки потомок Глостеров и, угрожающе подбоченившаяся Прекрасная Марина в отдалении.

Когда мы соединились, последняя спросила самым строгим голосом, на который способно это милое создание:

– Почему ты опять опоздал? – вопрос относился к шоферу.

Я бы на его месте растерялся, но этот человек был сделан из железа. Ни один мускул не дрогнул на его улыбающемся лице:

– Я тут при чем? Это твой Гилес плохо бегает.