Окрошка

 

 

 

Пожалуй, мой рассказ станет только более интересным, если я опущу описание трудностей, с которыми столкнулся мой организм, переваривая лакомства местной кухни, а перейду сразу к истории с полицией. Не буду я томить читателя подробностями невыразимо скучного следующего дня. Скажу только, что за все это время мне ни разу не удалось остаться наедине с Мариной даже минут на десять. Довольно поздно вечером я возвращался в отель совершенно один. Я был зол и, как это ни смешно, голоден. Уже на финишной прямой путь мне преградил мужчина в форме, который чего-то пробубнил, повертел в руках паспорт подданного британской короны, и жестом велел идти за ним и не куда-нибудь, а в самый настоящий полицейский участок.

Даже более крепкие нервы вряд ли это выдержали. Трудно было представить, чего ждет от меня правосудие, говорящее не незнакомом языке.

Над участком витало что-то угрожающе, и в эту сцену вовсе не вписывался розовощекий молодой человек, один из таких, которых, наверное, описывал Тургенев в своих рассказах про окрошку. Вне всякого сомнения, лицо его выражало скорее любопытство, нежели свирепость, поэтому на сердце у меня полегчало, и ангелы сразу запели вокруг.

– Хенде хох, – сказало он, – но пасаран, ноу комментс.

В ответ на это я мог только вытаращить глаза, что и сделал незамедлительно.

– Же не ма па се жур, – он видимо решил зайти с другой стороны. Я решил, что сейчас настал самый замечательный момент, чтобы выйти из зоны своего комфорта и произнес:

– okroshka.

Теперь уже была его очередь вытаращить глаза, и он тоже это сделал. Я сразу понял, что эксперимент удался и слово было выбрано правильно. Достоевского я поминать не хотел, а «до свиданья» явно было не к месту. Про Карла Маркса я тоже твердо решил не заикаться, а больше мне сказать было нечего. Слава Богу, никто не возражал против того, что я позвонил Марине и сообщил ей о постигшей меня участи. Розовощекий сказал ей, что меня ждет встреча с начальством. Я приземлился на вполне крепко стоящий на всех четырех ножках стул и сравнивал свою судьбу с участью моих соседей, сидящих в клетке, почти такой, какую употребляют для братьев наших меньших в лондонском зоопарке. «Мне еще повезло, – говорил я себе, – а вот эти парни, словно сошедшие с картинок из книжки про Синдбада-Морехода, что ждет их?»

Но ребята в клетке, казалось, склонны были видеть экспонат во мне. Они показывали на меня пальцами и бурно обсуждали что-то между собой. Не часто приходится видеть столько внимания к своей персоне – я проявил столько дружелюбия, сколько никто не мог ожидать от поникшего Глостера. Как это часто происходит в обществе, мы разговорились. За короткое время они успели изрядно расширить мой русский лексикон. Я повторял выражения, по всему видно емкие и меткие, а они меня поправляли.

Начальник явился довольно скоро. Чин его определить было невозможно, так как одет он был в штатское. Даже если у него и были бы погоны, я все равно не смог бы ничего по ним прочитать. Но вид у господина был важный. В этот момент я почему-то подумал, что юность быстротечна и мне, недавно вышедшему из состояния юноши, надо было больше веселиться во дни юности моей.

Начальник говорил по-английски так, что он вполне мог бы сидеть со мной за одной партой в Оксфорде, если бы не возраст. Он задавал много вопросов, на которые за неимением других вариантов я отвечал правду. Потом откуда-то появилась Марина и вывела меня из участка под прощальные крики бравых парней из клетки.

– За что они меня арестовали? – спросил я нимфу-переводчицу, когда мы вышли.

– Просто хотели убедиться, что вы не пишите о политике и не собираетесь забросить пару битком набитых деньгами камней где-нибудь в укромном уголке живописного сада.

– Зачем бы я стал разбрасывать деньги, да еще класть их в камень? – недоумевал я.

– Вы что газет не читаете? – удивилась Марина.

– Не читаю, – я все чаще и чаще говорил правду, даже когда это было вовсе не к месту.– Я вообще не понимаю, а если бы я писал о политике, что было бы?

– Трудно сказать: может ничего бы и не было, а может и было.

– Но почему, я не понимаю?

– А чего тут не понимать-то, – и тут она сказала фразу, звучащую примерно так: Проблемы в королевстве Дания.

– А что случилось в Дании? – насторожился я.

– Не знаю, в Дании вроде бы все нормально. Я имела в виду цитату из Шекспира. Я ее перевела с русского на английский.

– А, – догадался я, – «Неладно что-то в датском королевстве»?

– Ага. Теперь понимаете.

– Понимаю, как тут не понять, Шекспир все-таки.

Я решительно ничего не понимал, поэтому нужно было сменить тему, и я похвалился своим новым словарным запасом. Переводчица долго смеялась, но все, кроме одной, идиомы забраковала, уверив меня, что мои предки в Вестминстерском аббатстве перевернуться в своих склепах, если я начну так выражаться. Осталось только одно: « Hren c nim».

– Получается, hren s nim – это ничего?

– Более или менее.

– А что это значит?

– Что вас больше эта тема не интересует.

– А, что-то среднее между «Не извольте беспокоиться» и «Выкини это из головы, приятель?»

– Ага, – подтвердила Марина, сладко зевнув.

Мы договорились идти завтра в библиотеку, и она растворилась в теплом ночном воздухе.