Мне-то все кажется, жизнь сочиняется мной

* * *

Загляжусь на закате, как дремлет в тумане река,
И плывут неувиденных снов моих листья и звезды
Через страны незримые и небылые века
В родовые вселенского дома небесные гнезда.

И забуду, что я на земле, что дожди за окном,
Что на сердце тоска мотылька по огню золотому.
И шагну через время, что каплет зеленым вином,
К дорогому порогу забытого старого дома.

Припаду переливами света к шершавой стене,
Непослушными пальцами ветра сомну занавески.
Так отрадно мне станет, так больно мне станет вдвойне,
Что не видно тебя в ослепительном солнечном блеске.

Заалеет заря, растворяя ночные грехи,
Разольется безудержным морем, мне сердце тревожа.
Я несу возле сердца неспетые миру стихи.
И встречаю себя в каждом мимо идущем прохожем.

* * *

Мне-то все кажется, жизнь сочиняется мной.
Глупая. С вечными муками наперевес
Тень зазеркалья ползет у меня за спиной,
И наплевать ей на звездные звуки с небес.
Здесь на земле посреди нелюдимых дворов
Дрожью изводится наш человеческий страх,
Тени положено быть под углом от голов,
Не тиражируя звуки в своих зеркалах.
Разве послушает, скверная, вечно свое
Тело коверкая, тянется бог весть куда.
И однорукой я выгляжу из-за нее,
Мне посочувствует мокрая в луже звезда.
Только ночами, когда вырастает крыло,
Уж не пойму – за ее, за моей ли спиной –
Кажется, будто от звезд непомерно светло,
Кажется, будто бы жизнь сочиняется мной.

«Волшебником буду сегодня...»

            «Волшебником буду сегодня».
            Николай Рерих.

Волшебником буду сегодня.
И летом
Полотна оконные инеем смажу –
И будто бы каждое вмиг по плюмажу
Получит в подарок под утро.
С рассветом
Они заиграют искристым
Отливом,
Алмазные сны принося нам с тобою.
Волшебником буду сегодня, зимою
В окне нарисую цветущую
Сливу.
И пусть лепестки осыпаются
Плавно
На кустик герани, на наш подоконник.
А мы полистаем насмешливо сонник,
И он нам метели предскажет.
Забавно…
Подпалена хною осенней
Гардина
На тускло-дождливом небесном оконце –
В четыре руки размалевывать солнце
Так весело вновь по знакомой
Картине.
И только когда вдруг заплачет
Весною
Отчаянный мир, прорываясь к свободе –
Какая-то странная страсть к непогоде
Мое волшебство осенит
Новизною.

Египетское

Весов качнется день, качнется ночь.
И яблоко медового рассвета,
Горчинкой сердцевины разогрето,
От яблони откатывает прочь.
А дальше – затуманенный закат,
Как духа опустевшие глазницы,
И молний ослепительные спицы
У колесницы радужной МаатМаат ("страусиное перо"), богиня истины, правосудия и гармонии.
Что перетянет – сердце, иль перо,
Покой ли, грусть, обида, или ярость?
Почти что незамеченная малость.
Почти! Но все открылось…и – зеро.
И медленно АнубисаАнубис, бог - покровитель мертвых спина
Согнется, тенью падая под ноги.
Отпрянут озабоченные боги,
И в ниши их укутает стена.
А дальше – дальше б только не упасть,
Ступая по висячему канату.
Повязку на глаза и в уши вату,
Что б не учуять алчущую пасть.
Весы качнутся ночи сединой.
И яблоко рассвета неземного
В руках АмонаАмон ("сокрытый", "потаенный"), бог солнца вечно молодого
Поникнет червоточинкой-луной.

* * *

И не уснули дерева,
Всю ночь качавшиеся в дождик.
И месяц, полночи заложник,
На миг проклюнулся едва.
Тревожна дали акварель.
Со мной надежда неотлучно
Под слёзы ночи многозвучной.
И не расправлена постель.
Поникла месяца скоба,
И облаков распалась стружка.
Белёсым омутом подушка
Не заманила, не судьба.
Лететь за тридевять земель
В такие ночи сердцу вольно.
И жизнь мила, и мне не больно.
Но вроде – сна колышет хмель…

* * *

Ты не поверишь – пути и дороги все те же.
Старые карты не врут. Там по выцветшим стрелкам
Всё в никуда, что подписано почерком мелким,
Ветры бегут и бегут так усердно-прилежно.
Луж после звездных дождей накопилось и просек
После оттаянных, стекших галактик. И знаешь –
Цвенькая каплями холода блюзовых клавиш,
Так никуда и не сгинула вечная осень.
Псами голодными смотрят ночные окошки
В ворох туманов. И листья, прилипшие к пяткам,
Запах приносят домой упоительно сладкий,
Так настороженно встреченный млеющей кошкой.
Где-то на севере, может быть, чуточку тише,
Где-то на юге сгущаются гневные грозы.
Бьет барабан на востоке, и, высушив слезы,
Западный сумрачный ветер все скачет по крышам.
Маленьким шариком, хрупкой светящейся сферой –
Там же мы, те же мы. Может, немного печальней
Взгляд, улетающий к нежности призрачно-дальней,
Взгляд, так испуганно прячущий светлую веру.
Если вернуться захочешь, махнув на приметы –
Может, не встретит никто. Все так больно и сложно.
Только, поверишь ли – нет среди знаков дорожных,
В бездну сметающих – нас запрещающих. Нету!

«Когда пробьют часы осеннего затишья...»

            «А что ж ему ещё, как в сердце жить без птицы…»
            Роман Балашов.

Когда пробьют часы осеннего затишья,
Когда в толпе вокруг родного нет лица,
Поймем, что унесла, взрослея, стая птичья
Того, кто в сердце жил – отважного птенца.

А мы еще твердим – все будет так, как надо!
А мы, еще смеясь, храбримся – кто кого!
Но там, на самом дне испуганного взгляда,
Уже колючим льдом гнездится НИЧЕГО…

Ave Maria

У нотоносца по тонким струнам скрипичных нервов
Рассыплют зерна бутоны звуков, слезинок перлы.
Проклюнут почки терновых жизней, и в мир вибраций
Взметнутся строчки, плеская волны аллитераций.
Зажжется солнце от искры малой, растопит свечи.
Со взором бога взойдет усталый сын человечий
По бесконечным крутым ступеням судьбы опальной
К вершинам млечным, глубинам сочным зари астральной.
Солено-бурых не вымыть пятен с клавиатуры,
Но росчерк будет ему лишь внятен той сигнатуры.
Печать запрета срывая напрочь, откинет крышку.
За гранью пульса зайдется сердце без передышки.
А он кистями взмахнет певуче, смежит ресницы.
И в вечном храме земли и неба притихнут птицы.
И только выдох горячий – слушай, и ностальгия
Прольется жаждой дождя по душам – Ave Maria.

* * *

А звездные слезы стекают на землю дождями,
На травчатый саван дремотный под утренним вдохом,
Где вышиты шелком восторги июльскими днями,
Где спрятаны клады под девственным бархатным мохом.

И там, в нескончаемых недрах кипящей купели,
Они прорастают в несметные заросли истин.
И выносив семя в питательном бронзовом хмеле,
Роняют по осени долгие сирые листья.

И рвутся сквозь вечность тягучую в пламенный омут,
К неведомым диким полям, прорастающим ночью
Небесными астрами, что в предрассветности тонут,
А в лунности плачут пронзительно, истово, сочно.

И вновь, освещая просторы вселенских всеверий,
Рассыплются бисером непересчетных галактик.
Желаний несбывшихся наших смешные потери
Растают до времени в сонме стратегий и тактик.

День

Там вдохи ночные сползают за ворот туманов,
И в миг истончаются в сонме пронзающих вспышек
Младенческих солнечных зайчиков, милых плутишек,
Таких ослепительно круглых, без всяких изъянов.

А птицы и люди летают и взмахами крыльев
Рождают надежды несущий порывистый ветер.
И хочется небу объятьем безмерным ответить,
И хочется пасть в океаны седые ковыльи.

Деревья глазеют, корнями растущие в небо,
Как мост через день звёздных листьев кленовых вплетает
В гнездо своё медленно клювом карминовым аист,
И клин журавлиный бумажный торопится в небыль.

Ночь

Там выдохи дня опускаются в грот подворотен,
Канавы дворов истлевают в ершистом тумане.
Покоятся рельсы в асфальтовом тесном кармане.
И сотни трамваев у стойбищ понурились сотен.

И тысячи воронов, вскинули дерзкие крылья,
Чертя потускневшее небо штрихами из сажи,
Мистических дебрей густые рисуя пейзажи.
И вихри до крыш поднимая с колючею пылью.

Так трудно в такую минуту найти под ногами
Устойчивый малый клочок захмелевшей вселенной.
И мост через ночь – старикашка дотошный, согбенный
Следы подбирает, слагая из них оригами.

Предзимнее

            «Опустите, пожалуйста, синие шторы»
            Булат Окуджава.

Опустите, пожалуйста, синие шторы.
Мне не мил белый свет за больничным окном.
Как у загнанной лошади жесткие шоры –
У меня этот узкий мирской окоем.
Все, что было вчера, все, что сердце вмещало –
Никуда не ушло, если бьется оно.
Но сегодняшней дали отчаянно мало,
Так уж лучше совсем занавесьте окно.
Я закрою глаза, холодеющий ветер
Унесет мою душу осенним листком.
И никто его путь на земле не приметит,
До весны ему тихо под снегом ничком
Пролежать суждено и исчезнуть, но скоро
Растеряют всю силу свою январи…
Поднимите, пожалуйста, синие шторы,
Я еще пригублю предзакатной зари.