Быть лампой

Натюрморт

Люди – жизни натюрморт
на Земле – хрустальной вазе.
Кто-то – сладкий вкус несёт,
кто-то – гнил и безобразен.

Прогулка

Хлопнула дверь на прощанье,
перекрестилась хозяйка.
Утром туманным и ранним
Смерть уводила Наталью.
Плыли вдоль грязной дороги
две водяные фигуры,
тая в холодном восходе,
словно из воска скульптуры.

Собака

Последняя ночь февраля.
Последняя запись в блокноте.
Прощаюсь, ни в чём не виня.
Мечтаю о странном походе.
Оделся, как Он мне сказал –
весь в белом (рубаха, штаны).
На ощупь иду в тёмный зал,
стараясь убить дрожь души.
Смотрю на часы – девять тридцать.
Минута в минуту, и вот
я слышу шаги, словно спица
по двери железной скребёт.
Оглядываюсь и белею –
ушёл в никуда потолок,
и с длинной змеиною шеей
ко мне незнакомец идёт:
«Тебе был знаком только голос.
Теперь ты увидел меня.
Несу долгожданную новость –
сегодня, в конце февраля,
тебя забираю с собою
в тот мир, что так долго искал.
Я был твоим верным слугою.
Теперь же ты сам рабом стал».

...Улыбка – кровавая пасть...
Её не сотрёт моя память.
При жизни мне демон дал власть.
Учил, как в аду нужно лаять...

Суть

Учить – не значит знать.
Прощать – не значит верить.
Терпеть – не значит ждать.
Любить – не значит мерить.

Бог скроет суть вещей
от мира предрассудков.
Среди пустых смертей
жив человек в поступках.

Люди, Бог и соловей

Лети, лучистый соловей!
Сияй пером, гордись собой.
Ты видел тысячи людей,
манящих клеткой золотой.

Тебя желает каждый дом,
но не надейся на друзей,
когда, звеня в руке замком,
зовут к себе в дождливый день.

Не добр мир и не жесток.
Прими его, живи смелей.
Белеет радостью восход
и сердце бьётся всё быстрей.

А вечером закат-восток
покажет ярче ста огней,
как сильно одинокий Бог
краснеет за своих детей.

Обмен

Кидает молодую каравеллу
в объятия свирепых пьяных волн.
Плюётся шторм солёной гадкой пеной,
на риф толкает, развлекая гром.

А тот, меняя в громомёте ленту,
обрушивает шума ярый шквал.
И паруса, как рваные конверты,
шуршат чуть слышно: «Где же капитан!»

Построена команда, все на взводе,
и паника стучит по головам,
но вдруг на мостик мальчуган восходит,
и говорит поникшим морякам:

«Послушайте, друзья, простого юнгу!
Мы в западне, нам нечего терять.
Так прогрызём себе дорогу в бухту,
а если не судьба, то дно нам – мать!»

И бились они, будто бы берсерки,
воспрявшие от речи храбреца.
Ослабила стихия свои цепи,
увидел их корабль берега...

«Я отпускаю вас, идите с миром.
Приказано не трогать вас волне.
А я встречаю громким пышным пиром
красавца-юнгу на песчаном дне».

Тайник

Каждый раз, когда диктует
зыбкий быт свои законы,
в голове своей рисую
озеро и сад зелёный.
И пока послушно тело
разбирается в вопросах,
то душа средь яблонь спелых
засыпает в диких розах.

Быть лампой

Резко вскочил, просыпаясь.
Выключил хриплый приёмник.
Рамы дождём пропитались,
быстро сырел подоконник...

Бросил курить, пить – подавно.
Значит – садиться за стол,
и с желтоватой бумагой
рифмой вести разговор.

Мысли пугливой оравой
кинутся прочь, кто куда.
Рваной, зияющей раной
новая стала строка.

Быть бы настольною лампой!
Жить бы свой век, да светить,
не размышляя о ямбах
и не боясь вновь простыть...

Пятница

Пятница грохочет у подъезда,
ожидая пепельную ночь.
Лица белым водянистым тестом
бьются об асфальт, и им помочь
тянутся прокуренные руки,
поднимая шаткие тела.
Велика, друзья, хмельная скука,
если рюмка пять минут пуста!

Два котёнка у скамейки жмутся.
Лупит их заплывшая шалава.
Дождь и слёзы на щеках сольются,
а в глазах горит: «Не надо, мама!»

Совет в дороге

По туману-сарафану
я иду, как по воде.
В небе месяц полупьяный,
как подкова на стене,
то качается уныло,
заскрипев совиным криком,
то зароется в перине
сизых туч, и станет тихо.

Захотелось оглянуться,
но пинает ветер вновь.
От обиды поперхнулся,
отравилась гневом кровь.
Говорю: «Не дело в спину
бить любого человека!
Только тот так правит силой,
для кого беда – потеха!»

Ветер добро усмехнулся:
«Не желаю тебе зла.
Если хочешь обернуться,
то закроет путь тоска.
Ты поверь, иди спокойно,
да смотри всегда вперёд.
Прошагай свой путь достойно,
и в конце узри восход».

Ссора

                  Лёша, Витя, спасибо!

Ты ругаешься любовью,
я оправдываюсь хмелем.
Ярость бьёт взлетевшей бровью,
сердце ищет искупленья.
Снова села батарейка.
Я стою промокший в луже.
Греет фото-телогрейка.
Значит, всё-таки я нужен.

Вектор

– Куда идёшь, бедняк?
Что ищут твои ноги?

– Ищу по свету знак,
что оставляли боги,
старея на глазах
и унося с собою
молву о временах,
когда покой был болью.
Я истоптал весь мир,
я знаю неизвестность.
Всё меньше в теле сил,
скрипят ворота в вечность.
Живя пятьсот веков,
я научился видеть,
как призраки богов
способны ненавидеть.

– Скажи, бедняк, не медли,
что злобу эту дразнит?

– Сорняк пускает ветви,
и сад, как пламя, гаснет.
Так память, словно девка,
бежит от поколений,
целуя крепко-крепко
сынов людских забвений.

– Куда же ты уходишь?
Как нам вернуть те силы?

– Я ждал, когда ты спросишь.
Открой себя для мира!
Убитое – воскреснет,
забытое – найдётся!
Дух глупости исчезнет
и больше не вернётся!

– Иду с тобой, учитель.
За той горою – город.
В нём каждый первый житель
растит душевный голод.