Бретонские романы, или Кто придумал короля Артура

 

Автор: Петр Новицкий

 

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за апрель 2024:

 

На чтение потребуется 1 час 15 минут | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Франция – центр европейского средневекового мира и ведущая его культура, – в Высоком средневековье^[26] переживает экономический расцвет. Совершенствуется техника агрикультуры. Конная упряжка и тяжелый колесный галльский плуг с железным лемехом, возрожденная из античности водяная мельница и заимствованная на Востоке ветряная,^[27] система трехполья и мергель повышают эффективность сельского хозяйства, создавая излишек продуктов, что приводит к демографическому всплеску. За сто лет, с 1100 по 1200 гг. население выросло в полтора раза и достигло 9,2 млн. человек,^[28] впервые превысив население Галлии доримского периода.^[29]

Рост благосостояния вызывает настоящий культурный взрыв. Повсеместно деревянные замки сменяются каменными. В центрах растущих городов вырастают грандиозные кафедрали, в Париже взмывает к небу Notre-Dame, которому суждено стать символом французской культуры. Вслед за материальной культурой прогрессирует и духовная. Недаром XII столетие называют веком французского Ренессанса, на которое он имеет как минимум не меньшее право, чем «классический» итальянский. Во Франции возникают первые в Европе (помимо Болонского) университеты: в Монпелье, Тулузе, Париже (1145 г.), Орлеане. Но если царящая в их стенах классическая латынь остается языком ученых схоластов и клириков, языком трактатов, ордонансов и хроник, то живой французский язык порождает литературу национальную, расцвет которой приходится на XII–XIII вв. и выходит далеко за границы Франции.

Более высокая культура французского рыцарства покоряет соседние страны посредством литературы и языка. Поэтические рыцарские романы переводят на языки всех европейских стран, но чаще читают и слушают на языке оригинала, что способствует небывалой популярности французского языка. Он становится международным, наравне с латиной. Изучать французский является хорошим тоном. Даже в пиратской Норвегии «Королевское зерцало» XIII в. поучает, что знать французский язык совершенно необходимо для образованного человека.^[30]

В германских землях пишется множество переделок и подражаний французским романам, через них усваивается огромное число французских слов, суффиксы ei, ien, eiren, etc. Adenet le Roi в своей поэме рассказывает, что все немецкие сеньоры, графы и маркизы, взяли за обычай держать в окружении своем французских наставников «для обучения французскому их дочерей и сыновей» (Pour aprendre françois lor [=leur] filles et lor fis). Влияние французского на итальянский проявляется столь сильно, что там складывается особый литературный франко-итальянский язык. Флорентинец Брунетто Латини пишет на французском свое главное сочинение Li tresors (1265 г.), Марко Поло – книгу о вояже на Дальний Восток. В итальянском так же сохраняется множество французских слов.^[31] О влиянии французского на английский расскажем в соответствующей главе.

Французская литература не являлась привилегией одних только нобилей. У народа еще раньше сложилась своя: плясовые песни праздников, «трудовые песни», которые пели во время работы, баллады, постурели, лирика любовная и даже сакрально-героическая, посвященная Второму крестовому походу короля Людовика VII. Все они записаны в XII–XIII вв. От более ранних остались лишь несколько фрагментов. Ждать, что они сохранились поныне в устной традиции совершенно наивно, – то же самое, что искать в Уэльсе или Бретани старушку, которая споет вам самый authentique VII в. вариант легенды об Артуре. Именно поэтому так важны те тексты, к изложению истории которых мы подойдем в следующих главах. Все памятники устной традиции, о которых говорим «сохранились», сделали это в записях: так называемых списках, которые стали составлять с XI в. (когда дорогой пергамент сменила доступная бумага), часто облеченными в новую, более совершенную форму. Об этом vide infra.

Обилие поэтических форм и произведений во Франции колоссально контрастирует с духовной нищетой соседних стран. Скажем, немецкий эпос, поднатужившись, выдал «Нибелунгов» как эхо того ужаса, который когда-то испытали германцы при виде полчищ Аттилы.^[32] Прочий немецкий мифопоэтический материал – это, как правило, вышеупомянутые переделки с французского. В англосаксонских «королевствах» вовсе не родилось ничего примечательного. Это соответствует тезису Белинского о корреляции масштабов литературных памятников с «духом нации» (по поводу оды чухонской «Калевале»): «Особенно возбуждал в нас сомнение последний довод, в пользу превосходства финской поэмы над поэмами Гомера, состоящий в том, что финская эпопея в одно описание стеснила [вместила] весь национальный дух, тогда как Гомеру нужно было создать для этого две большие поэмы. Что ж тут мудреного? – думали мы. Иной национальный дух так мал, что уложится в ореховой скорлупе, а иной так глубок и широк, что ему мало всей земли».^[33]

Другой вид народной французской поэзии – героический эпос – дошел до нас в числе 90 chansons de geste (шансон де жест) XI–XII вв., буквально «песни о деяниях, подвигах». Это поэмы о реальных лицах и событиях, местами контаминированные и гиперболизированные,^[34] но часто имеющие историческую основу (даже сатирическая по сути Pèlerinage de Charlemagne). Французский героический эпос стал своеобразной «поэтической историей Франции» IX–XII вв., дал нам портрет современника, представление о его этических взглядах. Героические поэмы собирали, компилировали, слегка подвергнув литературной обработке, и исполняли жонглеры^[35] – странствующие поэты-музыканты, – повсюду, где можно было собрать народ, речитативом, под звуки арфы или виолы. Поэмы были столь длинны, что жонглер мог их петь, с перерывами, по нескольку дней. Самую известную «жесту» вы наверняка слышали. Это «Песнь о Роланде». Она была настолько популярна, что родилось предание, изложенное Васом в «Бруте», что при Гастингсе (1066 г.) впереди войска Гильома Завоевателя ехал жонглер Тельефер, певший «Песнь о Роланде», вдохновившую французов на победу.^[36] Апропо, наибольший цикл «жест», посвящен патрону Роланда и его двенадцати пэрам – «паладинам», как наиболее значимым и запавшим в народную память на тот момент; деяния Филиппа Августа и Людовика Святого были еще впереди. Chansons de gest вызвали подражания на всех языках Западной Европы^[37] в XIII–XV вв. В Италию жеста попала с французскими жонглерами, и скоро ее исполняли местные cantastone, на ранее упоминавшемся франко-итальянском языке.

Наконец, в религиозные Moyen âge не мог не возникнуть эпос сакральный, воспевавший святых мучеников и миракли. Самый ранний его образец – «Кантилена св. Евлалии» (около 890 г.), является первым известным литературным памятником на французском языке.

Второй ветвью религиозного эпоса стали религиозно-героические поэмы о крестовых походах, где современные события отражены в стиле chansons de gest. В основном это были сочинения образованных людей, вероятно, имевшие под собой эпическую основу. Старейшая из дошедших (фрагментарно), написанная на окситанском^[38] «Песнь об Антиохии» (прим. 1125–1130 гг.) о Первом крестовом походе, за авторством лимузэнского рыцаря Грегуара Бечады. Самая известная из круазад – «Песнь о крестовом походе против Альбигойцев» (La chanson de la croisade contre les Albigeois),^[39] исполненная моноримными лэссами (главами) в двух частях, первую из которых написал клирик Гильем де Тудела в 1210–1214 гг., вторую завершил анонимный автор (предположительно из окружения последнего графа Тулузы Раймона VII) в 1228 г. «Песнь…» написана тоже на окситанском, и Гильем упоминает «…об Антиохии» в начале второй лэссы. Этически он явно настроен contra еретиков. Напротив, Аноним, естественно, на их стороне.

К XI–XII вв. появляется клерикальная поэзия с сюжетами, аналогичными народным, но уже теологически проработанными, восходящими к латинским житиям святых. Их авторами становятся священнослужители или близкие к церковным кругам труверы. Первая известная поэма такого рода, «Плавание святого Брендана», написанная в 1121 г. для Аэлис, жены короля Анри (Генриха) I, англо-нормандским (то есть нормандско-французским, жившим в Англии)^[40] анонимом, на основе латинской повести Navigatio sancti Brendani X в., синкретизировавшей агиографические сюжеты с древнеирландскими мифологемами. Это сплетение кельтского легендарного материала со средневековыми мотивами даст, в скором времени, тот артуровский цикл, который мы знаем сегодня. «Плавание…» полно баснословных рассказов о неизведанных островах, полных чудес и диковинных животных, вроде овец размером с оленя. Двести лет спустя Данте интерполировал эти мотивы в поэму («Ад», XXVII), заставив Улисса «изведать мира дальний кругозор», то есть путешествовать из любопытства, а не страдать от дестинических^[41] происков богов, как было у античных авторов.

Другие дантовы предтечи visiones – «видения» святых о загробном мире, чистилище, также пользовались огромной популярностью. Замечательная поэтесса Мари де Франс, первой обратившаяся к бретонскому фольклору, в 1185 г. увековечила кельтскую христианскую легенду в Purgatoire de saint Patrice, о св. Патрике, умолившем Бога явить чудо, дабы поколебать религиозный скепсис местного «короля». Бог внял, и в разверзшейся в горе пещере один из рыцарей короля нашел вход в чистилище, полное страдающих грешников, а далее виднелись райские сады. Чтобы представить масштабы популярности «Чистилища…», достаточно упомянуть о споре, который ведут до сих пор несколько ирландских графств за честь именоваться местом этого миракля. В XVII в. испанский драматург Кальдерон вывел легенду на подмостки театра в одноименной драме. Клерикальную поэзию на французском языке отличал от канонических латинских «житий» святых явный перевес авантюрной, приключенческой фабулы над собственно сакральной.

Особняком стоит исторически точная, для своего жанра, поэма «Житие св. Фомы» Герна (Гарнье) Пон-Сент-Максанса, написанная по горячим следам, об убийстве архиепископа Фомы Бекета валетами английского короля Анри (Генриха) II у подножия церковного алтаря (1170 г). Одна из скульптурных групп собора в Шартре увековечила эту сцену.

Рамки маленького очерка не позволяют дать развернутую картину затронутой темы. За ними остались колоссальная городская литература, рифмованные хроники и первые мемуары на французском, включая два описания IV крестового похода. Всем им будет посвящен следующий очерк. А пока мы составили лишь общее представление о феномене французской литературы Высокого средневековья (в первую очередь XII в.), вдохнувшей вторую жизнь в артуриану, и привели несколько фактов об уже наметившейся связи французского рыцарского романа с кельтской мифопоэтической традицией. Посему перейдем к aperçu^[42] истории рыцарского романа.

 

 

 

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в апреле 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: