Memento mori

* * *

Под кожу адский исподволь проник
Огонь…
И – от судьбы не отвертеться.
И – ранено навылет рифмой сердце.
И – строчками обуглен черновик.

Поэзии дымящаяся кровь
Пульсирует в артерии бессонной,
Оправдывая болью незаконной
Мучительную к женщине любовь…

Зачем я, словно нанятый, корплю
Подолгу над одной единой строчкой?
Мне Бог зачтёт её на ставке очной…
Но: этим я бессмертье не куплю.

К закату жизни медленно спеша,
Снося судьбы удары и издержки,
Без тайной мне не обойтись поддержки,
Моя беспрекословная душа…

…На горле – Музы жадная рука:
«Дышать захочешь – откупись стихами!..»
И – глубока безвестности река
С подмытыми крутыми берегами…

* * *

Что же надо ещё человеку?
И чего не хватает душе?..
Может, просто по первому снегу
Прогуляться, чтоб на рубеже
Уходящего времени года
И грядущего вдруг ощутить
Нераздельность такую с природой,
Что сильней и новей полюбить
Эти мокрые чёрные ветки
Над стеклом помертвевшей воды
И – почувствовать каждою клеткой
Меру счастья и меру беды…

Когда...

Когда поэты рифмовали
Безжалостное «кровь-любовь»,
Ветра листву ошельмовали
И – на распыл пустили вновь…

Когда музык звучали ритмы
И шелест поздних птичьих крыл,
Я лезвием острейшим рифмы
Себе повторно вены вскрыл…

Когда разлуки эхо смолкло, –
Лишь одинокая заря
Ложилась отсветом на стёкла,
Кровавей грудки снегиря…

Когда – житейских драм участник –
Я загляну на жизнь вперёд,
Твоих обид чернильный ластик
Из памяти меня сотрёт…

Прощай, тысячелетие и век!..

            * * *

                    И. И. И.

Прощай, тысячелетие и век!
Ты смотришь вслед сквозь сумерки и слёзы…
Как наждаком, сибирские морозы
Сдирают кожу щёк твоих и век.

Уходит жизнь, кренясь на вираже,
Под шелест сожаления и снега…
Душа, как пёс, бросается разбега
На плечи века нового уже;

Взгляд ловит, гнев смирением сменя,
Повизгивает, в обе щёки лижет…
«Как ни старайся, – всё равно нанижет
На пику смерти этот век меня!»

Морозных кладбищ истина проста.
Судьба пообещает… и – обманет…
И новый век в снега Сибири прянет
Со мною вместе, – как снегирь с куста…

* * *

Мир – без конца… без начала…
Жизни – начало… конец…
Скрипка, ты что замолчала?
Скоро и мне под венец

С девушкой в белых одеждах…
Возраст в дугу меня гнёт.
Я захлебнулся в надеждах.
Девушка мне подмигнёт.

Скрипочка, губы опухли
От поцелуев смычка?..
Листья от стужи пожухли.
Жизнь – сказочка про бычка
Белого…

Горечь утраты.
Книги дешевле продам.
И подлецам, что не рады
Лермонтову, –
Азъ воздам…

Я – как верблюжья колючка…
Жизни пустыня…
Игра…
Чем тебе, девушка-злючка,
Я не потрафил вчера?..

Монти шпиляет на скрипке
Грустный маэстро.
Как вор –
Век:
Он меня по ошибке
В смертный вписал договор…

Что-то ошибка да значит.
Вижу:
Смешно семеня,
Девушка в белом маячит,
Ждёт не дождётся меня…

Под занавес ворованного снега...

            * * *

                    И. И. И.

Под занавес ворованного снега
Неведомо куда уходит век…
А жизнь скрипит, как старая телега,
И чист, как агнец божий, человек.

Per aspera ad astra.*
И – терновый
Венец до крови оцарапал лоб.
Ты получить хотел ответ готовый
На все вопросы, быть счастливым чтоб.

Но: не успел… не смог… и адский пламень
Обжёг – увидеть можно по лицу…
Пока искал ты философский камень,
Двадцатый век поспешно шёл к концу.

И – просочилась молодость сквозь пальцы.
И – счастье изменило, как жена.
В душе твоей – иные постояльцы.
И – с сыном отчуждения стена…

Щипни себя больнее: уж не пьян ты,
Мечтая о бессмертье, человек?
За пазухою спрятал бриллианты
Твоих желаний уходящий век…

И пусть судьба туга на оба уха,
Но ты ни перед кем не виноват
Ни в чём.
В затылок дышит смерть-старуха,
И век твой, как карманник, вороват…

            * Per aspera ad astra (лат.) – через тернии к звёздам.

Русскому, мне, ну не странно ли это?..

            * * *

                    Игорю Давидовичу Блатту –
                    другу студенческой юности

Русскому, мне, ну не странно ли это?:
Плачет душа от еврейских мелодий,
Давней любовью сживает со света,
Гонит в пустыню из райских угодий…

Словно по вязким барханам Синая
Я с Моисеем кочую в обнимку…
Или, студенческий Томск вспоминая,
Вновь приникаю к прощальному снимку…

«Тум-балалайка» и «Хава нагила»,
Эти «Семь-сорок» и «Шолом Алейхем»…
Блажь иудея их мне подарила.
Рад, что ответить на это мне есть чем…

Царства земные приходят в упадок.
Тёмные ночи лишь в городе Сочи.
Юности воздух был приторно сладок.
Прошлого дым выест дивные очи.

В юности было от чувств резонансно.
В зрелости зримей любая ошибка.
Давешний друг мой, совсем не напрасно
Душу терзает еврейская скрипка.

Мы непредвиденно быстро стареем.
Тонкая-тонкая ниточка грусти
Между породистым томским евреем
И беспородным обидчивым русским…

Жизни монеты последние трачу.
А впереди – пустота и разлука…
Слушая песни еврейские, плачу.
«Господи правый, за что эта мука?!»

«Господи Боже мой, всё это странно…»
Как женским ликом художник Верейский,
Долина* мучает душу с экрана
Неподражаемой песней еврейской…

                * Долина Лариса – известная российская эстрадная певица.

Пока огарок юности чадил...

            * * *
                    Мне на плечи кидается
                    век-волкодав…
                            О. Мандельштам.

Пока огарок юности чадил,
Пока садилась молодости пена,
Я стал седым и слабым постепенно –
Двадцатый век меня не пощадил…

Противно было детству моему
Двуличие тряпичных жалких кукол.
Я предан был судьбой и загнан в угол,
Но слишком поздно понял, что к чему…

Я веком, точно каторжник, клеймён:
Не вытравить тавро социализма…
Какого ещё надо катаклизма,
Чтоб вычесть моё имя из имён?

Век новый, как нашествие, грядёт;
Судьба, стыдясь, отводит взгляд в сторонку…
Как злобный волк невинному ягнёнку,
Мне глотку век ещё перегрызёт…

Песком тысячелетий из горсти
Жизнь вытечет;
Умоюсь чёрной кровью…
Ни страхом невозможно, ни любовью
Себя от этой участи спасти.

* * *

Насмехалась, дурака валяя,
Надо мной судьба…
Я – ей – прощал.
Образ жизни рай мне обещал.
Я – не верил.

Скоро, ковыляя,
С посохом, как инок, я пойду
На свиданье с неким незнакомцем…

Только месяц встанет над оконцем,
Только трещина пройдёт по льду,
Только ухнет сыч на городьбе, –
Я пойду, решительный и кроткий…

Боже! Укажи мне путь короткий –
Я на ближних подступах к тебе…

* * *

Неоспоримый и вечно смертельный
Риск для поэта – быть властью убитым.
Ну а поэт – Бога крестик нательный –
Хочет витать между небом и бытом…

Что я Гекубе? Что Гекуба мне?..

            * * *

                    Мариетте Бирюковой

Что я Гекубе? Что Гекуба мне?
Ничто…
Жестока жизни быстротечность.
Я тоже скоро камнем кану в вечность,
Как в омут, где кувшинки на волне…

Покамест медлит старая с косой,
Воспользуясь, как милостью, промашкой,
Я –
Богом сотворённою букашкой –
По склону лет ползу наискосок…

Как хворост о колено, – поломать
Характер, генетически несносный,
Чтоб русских слов песок золотоносный –
В надежде на удачу – промывать,
Ночами в кухне горбясь над лотком…

А блёстки, самородки и крупицы
Казались бы водою из криницы
И воздуха спасительным глотком…

В ответ на оговоры и хулу,
Спрошу:
– Что за комиссия, Создатель?!
Поэт – изгой, бессребреник, старатель,
Рассчитывающий на похвалу…

Не лесть, а пониманье –
Позарез! –
Ему необходимо в трудном деле,
Чтоб, словно в ранку где-нибудь на теле,
Сочилась кровь стихов через порез…

Водомер скользит, как Иисус Христос, по воде...

            * * *
                    Тине Отческой –
                    художнику

Водомер скользит, как Иисус Христос, по воде;
Щука глушит малька на мелководье, в заливе;
Яблочный червь прогрызает ход в «белом наливе»…
Каждому младенцу – по личной бы дать звезде.

Но Вифлеемская – исторически – будет одна;
Горит над миром две тысячи лет, не сгорая.
А мне отсюда – уже видны отроги гор рая
И – ад кромешный, и – Стикс, не имеющий дна…

Жизнь –
В небесах журавль,
А смерть –
Синица в руке;
Один – улетит, а другая – со мной навеки…
Наплавит время свинец потерь мне на веки,
Измажет дёгтем густым и вываляет в муке…

А потом я пред Ним вдруг предстану, ничтожный франт,
И Он – Следователь – решит вопрос в одиночку…
Но: взгляд Его в стихотворную вцепится строчку,
И Он найдёт, возможно, угодный мне вариант…

Господь раньше срока не разомкнёт уста:
В ад? или в рай? – за семью печатями тайна…
Строка, черновик обуглившая, – не случайна.
(Щука меняет зубы, а мышеловка – пуста.)

Спешу создать, пока третьи не поют петухи,
Стихи, которые очаруют Его душу…
Пусть судьба поэта трясёт, как воришка – грушу,
Чем сильней трясёт, тем гениальней будут стихи.

…Жизнь коротка, как спичка спичкомбината «Гигант».
И – пока мне не спроворили высшую меру,
Помолюсь, как Богу, скользящему водомеру;
И – зрачки мне прострелит закатного света квант…

* * *

Как сладко обитать на свете этом!
Но:
    всё
         тускней,
                     тускней
                                 накала
                                            нить…
Когда я перестану быть поэтом, –
Я перестану человеком быть
И – перестану быть живым,
Поскольку
Река замёрзнет жизни,
И – по льду,
Коварно тонку и опасно скользку,
Я
    к
        финишу
                    последнему
                                        приду…

* * *

Я давно оплакан скитальцами…
Обрывая жизни полёт,
Смерть
            своими
                        грязными
                                       пальцами
Мне
       смешливый
                         рот
                              разорвёт.

Я в последний раз ещё выдохну,
И – в последний вдохну я раз.
Птицы воспоминаний выпорхнут
Из моих померкнувших глаз…

А душа бестелесным облаком
Устремится ввысь в вираже.
Этот кто-то –
С знакомым обликом –
Будет вовсе не я уже.

Не горюйте, родные и близкие;
Не печалиться – знак жене…
Пусть свинцовые тучи низкие
Рваным саваном станут мне.

Я уйду накануне вечером,
Когда тлеет города трут…
Может, пьяным в стельку диспетчером
Мой уже намечен маршрут?

Без билета,
За счёт Всевышнего,
Как ракета, – пронзая тьму…
Ничего –
Только память –
Лишнего
Я с собой туда не возьму.

Заскулит и завоет жалобно
Шелудивый соседский пёс.
…Вспоминайте меня, пожалуйста, –
Я
    теперь
                один
                        среди
                                  звёзд…




            г. Юрга, Кемеровская область.