Окно в Энцелад

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за август 2023:

 

На чтение потребуется 10 часов | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

День стоял солнечный, яркий, как золотые купола православных церквей. Дмитрий Иволгин неспешно брел по узким улочкам Абакана, щурясь от всепроникающих лучей и при этом с наслаждением вдыхая жаркий, прогретый воздух. Часы показывали без четверти двенадцать, и, судя по карте, он находился совсем недалеко от храма Равноапостольных Константина и Елены, куда ему было велено явиться. Он купил себе мороженного и присел на скамейку, греясь под июльским солнцем, наслаждаясь сладкой ароматной прохладой на языке, глядя на прохожих и на автомобили, заметные сквозь ветви растущих вдоль дороги кустов.

Иволгин вспомнил свой вчерашний сон. Ясные, четкие образы лиц – мужского и женского – плывут перед его взором; в то же время ему слышатся слова, в которых содержится и повеление, и добрый совет. Ему видится сияющее подземное озеро, темные неровные своды пещеры, высокий, теряющийся во мраке потолок. С поверхности воды, застывшей спокойной, безмятежной гладью, исходит яркий свет и ложится на ближнюю стену загадочными тенями и вспышками, удивительными формами и фантастическими, невиданными доселе фигурами. Он знает, что на стену смотреть запрещается всем, кроме него, и возникающие вспышки следует запечатлеть самым простым и знакомым способом…

 Проснулся Иволгин в бесконечном изумлении, даже потрясении: сон был удивительно реален, будто и не сон вовсе, а самая что ни на есть явь; словно ему просто позволили подсмотреть в щелочку за чем-то невероятным, тайным, запретным. Переживание оставило ощущение сопричастности к волшебству, чувство божественного присутствия. Такого с ним не случалось никогда прежде, если не считать Голоса, прозвучавшего в его голове в тот памятный апрельский вечер. А затем, несколько недель спустя, он раздался опять и приказал отыскать какого-то ученого по фамилии Смолов. И вот он услышал его вновь, на этот раз во сне, и теперь Иволгин точно знал, что следует делать.

Когда часы показали без пяти, он поднялся со скамейки и направился вверх по улице; за ее поворотом располагался храм. Приблизившись к выкрашенному в бирюзовый забору, который ограждал священное строение, он разглядел у самых ворот небольшую толпу. Люди неспешно покидали территорию храма. У входа сидели на подушках и свернутых одеялах нищие и, вытянув сморщенные костлявые руки, выпрашивали милостыню. В нескольких метрах от попрошаек Иволгин приметил женщину и мужчину. Они стояли едва ли не вплотную друг к другу и пристально всматривались в выходящих из храма людей, будто выискивали среди них своего знакомого. Дмитрий улыбнулся и облегченно выдохнул. Подойдя ближе, он убедился, что был прав: именно эти два лица приснились ему накануне. Он не удивился. Ведь чудеса не перестают быть чудесами от того, что им уже не удивляются, скорее наоборот: доказывают, что ты психически здоров и все, во что искренне верил чуть ли не с самого детства, действительно существует.

Они обернулись синхронно, словно связанные единым передаточным валом, синхронно же вскинули брови. Прежде чем заговорить, Иволгин успел изучить их.

Мужчина на первый взгляд казался хмурым и неприветливым: сдвинув лохматые брови, смотрел исподлобья маленькими черными глазками, которые прятались глубоко в глазницах. Смугловатый и коротко стриженный, он обладал европейскими чертами лица и мог бы сойти за жителя средиземноморского побережья. Рубашка, расстегнутая чуть ли не до живота, демонстрировала густые заросли черных волос, в которых, будто муха в паутине, запутался большой золотой крест на толстой цепочке. На ногах были шорты и сандалии. Рост и комплекция мужчины навевали ассоциации о пережаренном Колобке.

Женщина выглядела молодо, но далеко не юно и уже переступила тридцатилетний рубеж. Длинное каре из светлых волос обрамляло бледное лицо с большими серыми глазами, узким прямым носом и тонкими губами. Будучи среднего роста, она казалась дылдой по сравнению со смуглым мужчиной, который едва доставал ей до плеча. Простое серое платье до колен облегало и подчеркивало фигуру с женственными изгибами, но в то же время не смотрелось на ней вызывающе или дразняще, а как бы заявляло: женщине есть чем гордиться и что показать, но делать этого она не станет. То ли оттого, что не считает телесную красоту предметом для гордости, то ли потому, что не имеет внутренней потребности этого делать. Спокойствие и самодостаточность были теми качествами, о которых подумалось Иволгину при первом же взгляде на стоявшую перед ним блондинку.

– Добрый день… – неуверенно произнес Дмитрий, всматриваясь в их лица.

Мужчина пожал плечами и покачал круглой головой, а женщина развела руками, слабо улыбнувшись, сказала что-то на непонятном языке. Боже, да они не наши, мелькнуло у Иволгина, откуда они вообще? Он неплохо владел английским и повторил приветствие в надежде, что иностранцы поймут язык, ставший в последнее время незаменимым средством межнационального общения.

– Здравствуйте, как хорошо, что мы можем понимать друг друга… – ответила женщина по-английски с акцентом, принадлежность которого Дмитрий затруднился определить.

– Здорово! Чешешь по-нашему? – нервно затараторил мужчина, в произношении которого отчетливо слышался заокеанский выговор. – Молодец, в вашей России таких не много.

Иволгин продолжал с изумлением рассматривать гостей, вспоминая слова, сказанные Голосом несколько месяцев назад: «…брат и сестра по вере». Вот они какие! Сейчас все выглядело таким будничным, знакомым. Будничное чудо. В их глазах тоже читалось удивление, смешанное с волнением; было очевидно, что ждали они именно его, Дмитрия. Интересно, они тоже слышали Голос? Им снилось его лицо?

Когда первое замешательство прошло и все трое представились друг другу, Иволгин сказал, на этот раз увереннее:

– Что ж, мы наконец вместе. Нас свело друг с другом нечто настолько важное, что перед ним меркнет все виденное прежде.

– Да, я чувствую, – согласилась Линн, а затем спросила удивленно: – Но что это?

– Воля Господа нашего Иисуса Христа! – торжественно провозгласил Дмитрий.

Джеймс вскинул брови, а женщина разинула рот и посмотрела на бородатого русского широко распахнутыми глазами, в которых читалось ожидание некоего продолжения, чего-то такого, что позволило бы ей не воспринимать его слова буквально и придало бы услышанному образность, метафоричность. Но Иволгин молчал, вглядываясь в новообретенных брата и сестру.

– Вы же верите в Бога, не так ли? – обеспокоенно уточнил он.

– Теперь верю, – отозвался смуглый мужчина, – но немного сомневаюсь, что это именно Господь. Возможно, некая сила…

Линн просто пожала плечами, на ее лице отразилось замешательство.

– Да какая еще это может быть сила! – взволнованно и с некоторым возмущением воскликнул Иволгин. – Вспомните – что вас привело сюда?

– У меня случаются вещие сны, – ответила женщина, – потому я здесь. Они бывают не так часто, но в них я всегда вижу будущее. В ночь на сегодня я увидела один из таких снов: мне приснились ваши лица, а еще какая-то пещера, в глубинах которой волшебное озеро…

– Что?! – вскричал Джеймс. – Но мне тоже, тоже снилось именно это… А из озера бьет яркий свет прямо на стену, будто луч кинопроектора на экран…

– И на стене, – благоговея, продолжил Дмитрий, – отображаются символы, образы и фигуры, которые вам видеть не дозволяется, только мне…

– Но которые ты обязан записать на камеру телефона, – закончила Линн.

Среди собеседников повисла тишина. Все трое потрясенно молчали и взирали друг на друга, силясь найти объяснение загадочному феномену, с которым неожиданно столкнулись, осознать его и принять.

Светило жаркое, летнее солнце, вокруг ходили прохожие, слышались голоса людей, рокот моторов и автомобильные сигналы; мир жил привычной жизнью, в которую вдруг ворвалось невиданное чудо, – настоящее и несомненное, прекрасное и таинственное, как и все, что исходит от Господа.

 

 

*   *   *

 

Солнце согревало изнанку облаков, протянувшихся пушистым белоснежным ковром до самого горизонта. Яркие лучи озаряли синее небо, слепили, прошивали салон самолета насквозь. В них, тонких и острых как игла, суетились пылинки, ведомые в своем бесконечном вальсе неумолимой волей воздушных потоков. Где-то за небесным куполом, в неведомых далях высших измерений, находилось то, что грело сердце, как пламя очага во вьюжную зимнюю ночь.

Иволгин отвернулся от иллюминатора и закрыл глаза, откинув голову на спинку кресла. Под сомкнутыми веками вспыхивали огни; очертания облачных замков, озаренных слепящими лучами солнца и запечатленных на сетчатке, плыли во все стороны, перемежаясь с невиданными фигурами и странными фантастическими формами, которые ему пришлось наблюдать в течение тридцати секунд на темных стенах в недрах Кашкулакской пещеры. Они отказывались забываться, ощущались такими свежими и яркими, будто он увидел их только что, мгновение назад. Порой Иволгин сомневался, не придумал ли он их сам, не плод ли они его воображения? Но видеофайл, сохраненный в памяти телефона, доказывал их реальность всякий раз, когда его одолевали сомнения.

Джеймс и Линн – его названные брат и сестра – сидели в креслах рядом с ним и листали брошюры с напитками, которые предлагались на борту. Шведка и американец до сих пор выглядели потрясенными, хотя миновало уже два дня после того незабываемого момента, когда они вновь прикоснулись к чуду, в этот раз не во снах, а наяву. Интервью, недавно данное журналистам, не позабавило их, не отвлекло от дум и не вернуло в норму. Хоровод мыслей вторгся в их разум и, казалось, остался там навсегда, с тех пор как они внезапно исчезли из главного зала Кашкулакской пещеры, куда пришли с туристической группой. Их исчезновение поначалу никто не заметил, и это было хорошо: позволило избежать неудобных вопросов потом, когда они вновь очутились перед сталагмитом под названием «Белый шаман» и на выходе из пещеры встретили спасателей. Время, проведенное в подземелье, в котором не было ни входа, ни выхода, запомнилось навсегда и оставило в душах всех трех неизгладимый след.

Берег подземного озерца. На каменном полу сидят, поджав под себя ноги, Джеймс и Линн – спиной к озеру. Между ними стоит Дмитрий и смотрит на отвесную стену, в которую упирается кромка неподвижной воды. Из глубин водоема исходит сияние, бросая на своды пещеры призрачные отблески. Внезапно оно концентрируется в сноп света, который ложится на дальнюю стену, будто луч кинопроектора на экран. На ней возникает последовательность фигур – линий, овалов, трапеций, ромбов, квадратов и прямоугольников, перемежающихся с причудливыми, замысловатыми формами, которым Иволгин не знает названия. Все точно как во сне. Он готов: вовремя включает камеру на телефоне и записывает происходящее. Чудо длится ровно тридцать секунд, после чего луч словно растворяется в спокойных водах озера и превращается обратно в мягкое сияние, тонет в неподвижной и гладкой, как стекло, поверхности воды…

– Дима, – донесся до него голос сидящей рядом Линн, – что с тобой?

Иволгин, очнувшись от собственных мыслей, понял, что его трясет. Руки, сжимавшие подлокотники кресла, побелели от напряжения, во рту стало солоно и горячо: из прокушенной губы текла кровь. Он обернулся к ней, уставился, беззвучно разинув рот, но потом пришел в себя и выдавил улыбку.

– Вспоминаю… – ответил он и вытер салфеткой пораненные губы.

– Ты был таким же… э-э… тогда, – сказала она.

– Ты видела? – нахмурился Дмитрий.

– Не стену, только тебя. Разок взглянула… и испугалась. – Последнюю фразу она выговорила почти шепотом, но Иволгин услышал, несмотря на гул двигателей и разговоры сидящих рядом пассажиров, покачал головой. Линн продолжала: – Ты выглядел жутковато.

Джеймс перегнулся через сидящую в середине женщину, прислушиваясь к разговору. Маленькие темные глазки взволнованно бегали по сторонам, не задерживаясь ни на чем дольше нескольких мгновений.

– Почему нам не дозволялось смотреть на стену? – не выдержал он. – Я с трудом совладал с искушением.

– Неисповедимы пути Господни, что еще можно сказать, – ответил Дмитрий. – Не велено – значит не велено.

– Что видел ты?

Иволгин отрицательно покачал головой, не смея нарушать запрет.

– Придет время, и вы узнаете, – пообещал он, уверенный, что так и будет. – А пока следует делать то, что нам во сне велел Господь…

– Лететь в Пермь и ждать нового знака, – закончила за него Линн.

Они помолчали некоторое время, а затем Джеймс проговорил задумчиво:

– А Господь ли это?

Иволгин воззрился на него, сдвинул русые брови.

– Почему ты сомневаешься? – стараясь сохранить мягкость в голосе, поинтересовался он. – Что гложет тебя и сеет сомнения в твоей душе?

Джеймс замялся, отвел взгляд. Линн и Дмитрий терпеливо ждали, гадая, каким будет ответ. Над ними прозвучал голос стюардессы, которая предложила купить напитки. Все трое помотали головами, и девушка покатила тележку дальше. Монтана расстегнул ремень безопасности, врезавшийся в его выступающий живот, и вздохнул свободнее.

– Не верил я в Бога никогда, – заговорил он наконец, – несмотря на крест на груди, не верил. Хоть и знал, что некая сила помогает мне с финансами и инвестициями, но то были духи умерших людей, гаитянские боги…

– Какие духи?! – возмущенно вскричал Иволгин, но осекся, заметив, что на него покосились пассажиры с соседних рядов. Повторил тише: – Какие боги, Джеймс? Бог один, и нет никого и ничего, что в состоянии сравниться с Его могуществом. Он является людям в разных образах, пытаясь достучаться до человеческих сердец. Он принимает тот облик, который будет ближе и понятней всего человеку. Но весь мир вокруг, вся Вселенная подвластны Его воле.

– Почему именно «он» и «его»? – спросила Линн, сощурив глаза. – Почему не «она» и не «ее»?

Джеймс крякнул и хмыкнул, а Иволгин посмотрел на сестру с добродушной улыбкой и ответил голосом настолько мягким и вкрадчивым, что ей показалось, будто она слышит речи заботливого отца, беседующего со своим чадом:

– Господь не может иметь пола, Он выше этого примитивного разделения, ибо оно возникло, когда Он сотворил человека и придумал, как ему размножаться и заселять Землю. Господу не нужно размножаться, а потому Он не может быть ни мужчиной, ни женщиной.

– И все же? – настаивала Линн. – Ведь можно говорить «она», почему бы и нет?

Дмитрий вздохнул и взял ее руку в свою.

– Дело в том, что слово Господнее было услышано и записано мужчинами. Ими же было оно распространено по миру. Называя Господа «Он», обращаясь к Нему в молитвах, мы признаем, что Он отец наш всевышний, которому мы обязаны всем, что у нас есть, было или будет. И в конце концов, это традиция, условность – настолько же неотторжимая от человеческого духа, как, скажем, запрет на поедание себе подобных или на кровосмешение. Никто же не станет оспаривать эти запреты, спрашивая: «Почему бы и нет?»

– Ну… – Линн нахмурила тонкие брови, замялась, но возразила: – Это все-таки не одно и то же.

– Напротив: и в одном случае, и в другом в основе лежит условность, договор, традиция.

Девушка промолчала, Дмитрий продолжил:

– Господь предписал женщине слушать мужа своего также, как тот слушает веления Господа. В этом нет позора или унижения женщины, ибо она следует порядку, заведенному Всевышним во благо человека и его потомков. Ты же не станешь сомневаться в небесной истине? Особенно сейчас, став свидетелем величайшему после воскрешения Христа чуду, происшедшему на Земле.

Иволгин старался говорить тихо, не привлекая внимания, но получалось не очень – голос то и дело уходил на несколько тонов вверх. Сердце его стучало, а глаза расширились и сияли синевой.

– Мы – избранники Господа, мы – пророки второго пришествия, мы родились, чтобы нести людям слово Его, и не просто нести, а менять при этом мир, вести человечество к Нему. Об этом Он поведал каждому из нас и свел нас вместе. Это величайший момент не только в наших жизнях, но и в жизни всего человечества. И опошлять его гордыней и непристойными рассуждениями о том, является ли Господь мужчиной или женщиной, – это, прости меня, по меньшей мере неумно.

Линн поджала губы, но покивала и возражать не стала, отвела взгляд и задумалась. Джеймс тоже хранил молчание, впечатленный пламенной речью брата. Он сел в своем кресле ровно, сцепил пальцы на выпуклом животе и закрыл глаза. А Дмитрий мысленно пнул себя за то, что допустил несдержанность, разговаривая громко в присутствии посторонних, которые вполне могли услышать его слова. Следует вести себя осторожнее, думал он, ведь многие из окружающих людей – нечестивцы, враги Господа, иноверцы и язычники. Они могут чинить препятствия и вредить благому делу, как, например, Александр Смолов, а теперь и его брат Максим. Безусловно, позже их наставят на путь истинный, но сейчас эти двое могут представлять опасность, и об этом следует помнить. И быть на шаг впереди них.

Вскоре на табло под потолком зажегся знак «Пристегните ремни», и голос бортпроводницы объявил, что самолет через пятнадцать минут произведет посадку в аэропорту Толмачево города Новосибирск и необходимо привести кресла в вертикальное положение. Но Иволгин не вникал в слова, звучащие из динамиков. Глядя в иллюминатор на коробки домов и вереницы автомобилей, муравьями ползущих по шоссе, он машинально выполнял все команды, а мыслями при этом находился далеко – там, где его ждала великая миссия, возвещенная самим Господом: готовить второе пришествие Иисуса Христа.

 

 

*   *   *

 

Тайга встретила путников настороженным безмолвием и изумительным ароматом мокрой после прошедшего дождя земли. Когда смолкли моторы, тишина показалась оглушающей, давящей, такой, которую обычно называют гробовой – неужели здесь не водилось птиц?

Закинув рюкзаки за спину, Дмитрий, Линн и Джеймс оставили взятые на прокат квадроциклы на поляне и вступили в тень высоченных сосен и елей. Никто не знал, куда именно они идут. Иволгин вел друзей по наитию, следуя последнему услышанному повелению Голоса: взбираться на гору Холатчахль. Дальше произойдет то, что должно, уверял Он, и тогда настанет черед Линн.

Лес скоро поредел, истончился отдельно растущими деревьями, за которыми показался покрытый сочной зеленой травой горб древней горы. Ближе к вершине исчезла и трава, обнажая серую неровность камня. Три путника взбирались по склону, а над ними в сером, затянутом облаками небе кружил дрон. Иволгин приметил его давно, еще когда отдыхали на поляне, но решил не придавать значения. Возможно, балуются местные мальчишки. Потом вспомнил, что ближайший поселок располагался примерно в двадцати километрах отсюда. Значит, дело было не в баловстве, а если так, то за ними велась слежка. Кем? Почему? Ненадолго в сердце проползла крыса беспокойства, стала скрестись, грызть и покусывать, заставляя хмуриться и бросать тревожные взгляды в небо. Но через несколько минут пришло успокоение: раз Господь допускает это, значит, нет причин для волнения. В конце концов никто из них троих не совершает ничего противозаконного.

В душе установился покой при мысли, что скоро враги веры исчезнут. Нет, не потому что будут уничтожены, вовсе нет, – Господь милостив ко всем, даже к ним. Они просто перестанут быть врагами.

Три путника находились на полпути к вершине, когда нечто заставило их остановиться. Иволгин шел первым, но вдруг замедлил шаг, затем встал и замер, прислушиваясь к ощущениям. Рядом застыли брат и сестра. Всех троих охватило некое необъяснимое чувство – настолько же неожиданное, насколько и сильное. Радость полета, ликование божественного касания, восторг растворения…

 

 

*   *   *

 

Окружающий мир померк и возник вновь. Исчезло небо, пропала гора, а с ними трава, деревья, камни и дрон. Теперь двух мужчин и женщину окружали темные своды пещеры, похожей на виденную несколькими днями ранее в Хакасии, но не такую просторную. Большую ее часть занимало маленькое круглое, будто очерченное циркулем, озерцо не более пяти метров в диаметре. В воде, как и в первый раз, Иволгин разглядел отблески света – то голубого, то зеленого, то красного. В стылом воздухе висел запах железа и еще чего-то едва уловимого, неживого, даже опасного.

Из недавнего сна три путника знали, что следует делать. Дмитрий и Джеймс улеглись на сырой каменный пол лицом вниз и прикрыли головы руками так, чтобы даже случайно краем глаза не увидеть запретного. На ногах осталась только Линн. Она вынула телефон, включила камеру и направила объектив вверх, а затем подняла лицо к потолку. Прошло несколько секунд, прежде чем мерцание в глубинах озера сконцентрировалось в вертикальный луч света. На потолке, отшлифованном течениями подземных вод до ровного, почти гладкого состояния, отобразились фигуры. Они вспыхивали и гасли в определенной последовательности, смысла которой никому из людей понять было не дано. Линн замерла, словно изваяние. Широко распахнув глаза и не мигая, она смотрела на возникающие формы – знакомые и невиданные, простые и замысловатые, – которые сменялись одна за другой.

Через тридцать секунд потолок потемнел, а луч втянулся в воду и растворился в холодных глубинах озера. Оно вернулось к прежнему спокойному мерцанию, будто на дне кто-то вновь открыл сундуки с сокровищами Нибелунгов.

Линн, потрясенная и задыхающаяся от волнения, выключила телефон и спрятала в карман. Сердце колотилось в груди, как отбойный молоток, в ушах грохотало. Ее тихий голос прозвучал оглушительно громко в мертвой тишине пещеры:

– Все закончилось…

Мужчины, до того момента лежавшие совершенно неподвижно, зашевелились и встали на ноги.

Иволгин взглянул в лицо женщины. Полумрак не мог скрыть волнения и растерянности в ее глазах, по-прежнему широко раскрытых, блестящих. Руки ее дрожали, она терла их одна об другую, будто намыливала ладони, а потом неловким движением спрятала в карманы джинсов. Джеймс шагнул к ней и обнял, Дмитрий заключил в объятия их обоих.

– Мы вновь прикоснулись к чуду, – шепотом констатировал он.

– Сейчас мы отправимся в путь, – сказал Джеймс.

– Да, теперь нас, отмеченных дланью Господа, стало двое, – согласился Иволгин, – и мы сможем улететь сразу втроем.

– Боже, как мне хорошо, – послышался хриплый шепот Линн. – Ко мне прикоснулся Бог. Это и вправду чудо…

– По-другому и быть не может, – сказал Дмитрий, – это как если поймать краешком глаза отблеск Рая.

– Ко мне прикоснулся Бог, – повторила женщина. – Чувствую, что именно из этого прикосновения и родилось то… то, что я видела на потолке и записала на видео.

– В этих фигурах наши души. Потому мы избраны Господом. Это доступно только нам.

– А может, – предположил Джеймс, – это стало доступно нам, потому что нас избрал Господь, но выбор свой Он сделал по совсем иной причине?

– Такое не исключено, – не стал спорить Иволгин, – Он поведает об этом, когда придет время.

– Я жду с нетерпением свой черед, – мечтательно проговорил Джеймс, – так хочется ощутить Его прикосновение к моей душе. Завидую Линн, хотел бы быть сейчас на ее месте.

– Не завидуй, брат мой, – Дмитрий прижал его к себе крепче, – твой черед почти настал, уже скоро. Ты же помнишь слова Господа: очень важен порядок, в котором каждый из нас записывает свое видео. Теперь нам следует отдохнуть и подкрепиться и тогда…

Они стояли тесной кучкой, не размыкая объятий, и говорили, говорили, пока контуры пещеры, подсвеченные сиянием из озера, не стали меркнуть, погружаясь в полный мрак.

 

 

*   *   *

 

Пещера, в которой они оказались на следующий день, была не совсем пещерой, а скорее подземным лазом, туннелем, прогрызенным в земле будто бы огромными червями. Так подумалось Иволгину, пока он полз на четвереньках вниз, пытаясь при этом освещать себе путь фонариком телефона. На самом деле всему виной были талые воды, движения почвы и корней деревьев – могучих, высоченных сосен, устремивших свои пышные кроны в серое заполярное небо. Или что-то еще, о чем он не имел ни малейшего представления.

Колени и ладони исцарапались, натерлись и болели, спина ныла, а лаз все не кончался. Но никто из путников не жаловался. Позади себя Дмитрий слышал кряхтение Джеймса, которому спуск давался особенно трудно, и надсадное дыхание Линн, но сам он, сжав зубы, молча полз вперед, вглубь земли, оставляя за спиной метр за метром.

Мучения закончились, когда трое пророков, как Дмитрий стал в последнее время называть себя и своих новообретенных друзей, оказались в тупике. Тот представлял собой расширяющееся пространство, похожее на звериную нору не больше трех-четырех шагов в поперечнике и около метра в высоту. Здесь пахло сыростью и плесенью, из земляных стен торчали кончики корней деревьев, чудом дотянувшихся до такой глубины. Пол был залит тонким слоем ледяной воды, под которой хлюпала полужидкая глина. Сказывалась близость озера.

– Мы на месте, – с облегчением проговорил Джеймс.

– Ты знаешь, что делать, – сказал ему Дмитрий, – начинай.

Линн отвернулась к стене и села, погрузив зад в холодную лужу, сморщилась от неприятных ощущений. Иволгин последовал ее примеру. Ледяная вода огнем прошлась по чреслам, но он не подал виду, расположился рядом с женщиной и уставился в стену. А потом закрыл глаза.

– Последнее, – с благоговением проговорила шведка.

Дмитрий ощутил ладонь Линн в свой руке, сжал крепко, стремясь разделить ее волнение и успокоить.

Джеймс между тем достал айфон и приготовился к съемке. Он знал, что изображение появится на противоположной входу стене и будет транслироваться не из лужи, конечно, а из черного стержня – точно такого, какой скрывался на дне подземных озер. Здесь же он просто поднимется из земли. Так и произошло.

Мутная вода пошла рябью, засияла всеми цветами радуги, а миг спустя над темной поверхностью лужи показался кончик тонкого цилиндра, который Джеймс видел во сне. Похожий на антенну старого радиоприемника, он удлинился, поднявшись над водой сантиметров на десять, и остановился. Еще через секунду из стержня стрельнул луч, и на бурой земляной стене вспыхнули первые фигуры. Джеймс возбужденно задышал, неотрывно наблюдая за образами перед своим глазами. Трансляция, как и в прошлые разы, длилась ровно полминуты, но за этот короткий период Джеймс понял, что жизнь его никогда не станет прежней. До недавних пор он относился к происходящему, как к некоему развлечению, сверхпродвинутому квесту на диких просторах загадочной России. Теперь же, в эти тридцать секунд, он понял, что больше никогда не станет думать ни о деньгах, ни об инвестициях, ни о картах Таро – ни о чем из того дерьма, на которое потратил последние тридцать лет своей жизни.

К нему прикоснулось чудо!

Когда демонстрация фигур завершилась и луч втянулся в стержень, Джеймс выключил камеру и спрятал айфон в карман. Он тяжело дышал, словно пробежал стометровку, по лбу струились капли пота, хотя в сырой подземной норе воздух стоял стылый, пробирающий до мозга костей. Сложив ладони лодочкой, он закрыл глаза и зашептал молитву, которая вспомнилась из детства, – молиться его научила тетушка Габриэлла:

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Аминь!

Джеймс перекрестился, поцеловал ноготь большого пальца и открыл глаза, встретил понимающий взгляд брата и сестры. Они придвинулись к нему на корточках, обняли его; Линн часто вздыхала, по ее щекам бежали слезы.

– Мы выполнили волю Господа, – прошептал Иволгин, – первый шаг сделан.

– Мы приблизили час великой победы, – вторила ему Линн.

– Теперь мы сильнее, – страстно проговорил Джеймс. – Гораздо сильнее! Господи, как же мне хорошо!

 

 

*   *   *

 

У них ушло больше двух часов, чтобы вылезти обратно на поверхность, прошагать через лес к грунтовой дороге и добраться пешком до поселка Ловозеро. Там они взяли такси до Мурманска, назвав адрес ближайшего отеля.

В пути Дмитрий услышал Голос. Мягкий, добрый, заботливый, но в то же время властный и строгий – удивительное, почти невозможное сочетание. Так может говорить с человеком лишь Создатель.

«Вы справились, я рад за вас».

Иволгин схватился за рукоятку над дверцей, вперил взгляд в окно, стараясь скрыть от водителя восторженное выражение на лице и шевелящиеся в ответе губы.

«Мы счастливы, Господь, что Ты позволил нам прикоснуться к чуду!»

«Этим вы откроете путь для миллионов – нет, миллиардов! – заблудших душ, которые найдут дорогу к свету и обретут покой в молитве и вере».

«Но как именно? Что теперь нам следует делать? Эти видео, что мы записали…»

«Скоро вы узнаете, что должны делать дальше, а пока ваша главная задача – устранить препятствие».

«Препятствие?»

«Путь к единению с Господом тернист и труден, на нем встречаются препятствия в виде неверия и лжи, сомнений и зависти, всяческих грехов и соблазнов, но самое опасное из них – недозволенное знание. Ибо таинство, должное оставаться сокрытым, обязано пребывать вдали от людских глаз: ведь душа человека слаба и легко подвержена искушениям лукавого, а запретное знание есть его главное оружие».

«Да… конечно, Змей-Искуситель и яблоко… я знаю».

«Ты понимаешь меня, за это тебе моя похвала. А потому ваша главная цель сейчас – остановить человека, чье имя я упоминал прежде, – Максима Смолова. Он творит зло на радость Сатане и несет в себе опасность, собираясь раскрыть сокровенные тайны всего сущего, волею моей долженствующие пребывать в тени. Они открыты лишь тому, кто слился с Господом, обрел бессмертие души и оставил бренное тело на грешной Земле. Только так, и никак иначе. Любой иной порядок есть зло, порожденное врагами веры».

«Да, о Великий, воистину так! Но дозволь спросить…»

«Говори!»

«В твоей власти низвергнуть супостата в мгновение ока, сразить его молнией, обрушить на него горы, наслать неизлечимую болезнь. Для чего тебе мы, слабые человеки?»

Голос замолк, и Дмитрий забеспокоился, решив, что оскорбил Создателя неуместным любопытством. Кто он такой, чтобы интересоваться, а тем более вопрошать о Божьих помыслах! Но Голос вернулся с ответом и очистил его душу от тревоги.

«Не все положено знать человеку, обретающемуся в бренном теле на Земле, а потому скажу лишь, что этот мужчина, Смолов, несет в себе проклятье. Есть в нем нечто особенное, порожденное дьяволом, что не позволяет мне видеть его четко и ясно, как других, а потому не подвластен он моей воле и гневу моему так, как остальные люди. И для того мне требуется ваша помощь, чтобы остановить его и не позволить раскрыть запретные тайны мироздания».

«Да, Господь великий и всемогущий, мы исполним твою волю. Враг будет уничтожен!»

«Нет, убивать его нельзя: ведь убийство есть величайший грех. Кроме того, его смерть вызовет множество нежелательных последствий и создаст много новых препятствий. Нет, вам следует лишь заставить его отказаться от поисков и принудить к молчанию. Вы трое – мои дети, несгибаемые воины веры, рыцари духа. Я доверяю вам, не подведите!»

С этими словами Голос исчез, но Иволгин еще долго сидел неподвижно, уставившись в окно, сжимая до белизны в костяшках ручку над дверцей. Затем, когда немного пришел в себя, обернулся к своим друзьям. Те изумленно глазели на него, понимая по его виду: с ним только что говорил Господь.

– Что теперь? – спросила Линн.

– Теперь? – Иволгин помедлил с ответом, а потом с улыбкой проговорил: – Теперь мы летим в Санкт-Петербург.

Он обратился к таксисту и попросил его ехать прямиком в аэропорт. Тот подумал немного, молча кивнул, а глаза трех пророков зажглись огнем веры, пламенем надежды и ослепительным сиянием любви.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в августе 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: