Окно в Энцелад

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за август 2023:

 

На чтение потребуется 10 часов | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Глоток кофе пробежал раскаленной змейкой от горла к желудку, и внутри стало тепло, приятно и уютно. Грея руки о чашку, Макс выглянул в окно. Дождь накрапывал с самого утра и упрямо портил субботние планы многим питерцам. У Макса планов не было никаких, и поэтому переживал он несильно. Сейчас его все устраивало: несколько спокойных дней в уютном, хоть и казенном, гнездышке наедине с любимой женщиной – неделю назад он о таком не смел и мечтать. А теперь мечтал, чтобы счастье не кончалось. И кончаться оно, похоже, не собиралось. Майор Гонцова сообщила вчера вечером, что их вынужденное заточение продлится еще минимум неделю, или пока «туристов» не найдут. А тех и след простыл.

Никите быстро наскучили несколько дней безвылазного пребывания в двухкомнатной квартире, да еще со Снежаной, которая его не особенно жаловала. Сегодня утром он решил, что с него довольно, и удалился обратно в Белую комнату. А Макс ее с радостью покинул. Никита взял с него слово, что тот не будет пить или курить; попытался отговорить его и от крепкого кофе, но тут Макс встал на рога и свой любимый напиток отстоял.

Вернувшись в мир, он вышел из своей спальни и лениво потащился в кухню, позевывая, словно только очнулся от долгого сна. Переступив порог, замер. У стола спиной к нему стояла Снежана и энергично нарезала овощи на разделочной доске; огромный нож в ее руках скакал вверх-вниз, отстукивая дробь по деревяшке, будто пулемет. На ней был шелковый голубой халатик до колен. Голые икры слепили глаза безупречной мраморной белизной. Ягодицы соблазнительно оттопыривали ткань, рыжая грива пламенела в пышном шиньоне на макушке. Макс, радостно улыбаясь, шагнул к ней и обнял, прижавшись вплотную. Ладони бережно накрыли полные груди, чуть сдавили.

– Эй, да ты охренел! – возмущенно вскричала Снежана и, развернувшись, отпихнула его локтем. – Совсем крыша поехала?

Макс отпустил ее и растерянно попятился, но тут женщина вгляделась в его лицо и просияла. Бросив нож на стол, она шагнула к нему и обхватила руками за шею.

– Божечки мои, наконец-то! – пролепетала она, прижимаясь к нему всем телом. – Как я тебя ждала…

– Соскучился по тебе, Снежок, – прохрипел он.

– Я тоже… очень!

Снежана припала к его губам, он жадно ответил на поцелуй. Ее запах – знакомый и родной – проник в самую душу и заиграл любимую мелодию на струнах, которые так долго молчали. Голос, дрожащий, как листва на ветру, ласкал слух какими-то словами, которых Макс не разбирал, но от них становилось приятно, и голова шла кругом. Хотелось взлететь и умчаться прочь, в небо и за его край, туда, где есть только мягкие нежные руки, горячие ищущие губы, хриплое дыхание и дурманящий, кружащий голову аромат вожделенного тела – роскошного, истекающего неутоленной страстью, сладкого и сочного…

 

 

*   *   *

 

Некоторое время спустя они, усталые, но довольные и счастливые собирали разбросанные по полу овощи и осколки разбитой тарелки. Стол, использованный не по назначению, отъехал к окну и уперся углом в стену, содрав краску и оставив небольшую вмятину под подоконником. Когда кухня вернулась в подобающий вид, Макс и Снежана заварили кофе и отправились в гостиную с чашками, от которых поднимался терпкий, щекочущий ноздри пар.

Сидя на софе, они пили кофе и беседовали. Снежана рассказывала о проведенных днях здесь, в квартире, где спецслужбы прятали важных свидетелей, жизням которых угрожала опасность. Жаловалась, как ей было тяжело одной, без любимого, как она скучала и ждала его; как Никита развлекал ее, стараясь поднять ей настроение, то своими шуточками, плоскими и безвкусными, но тем не менее шутками, то саркастическими комментариями, когда смотрели вместе по телевизору какое-нибудь шоу; как они пытались выйти погулять или хотя бы сходить за продуктами, но всякий раз получали категорический отказ от приставленной охраны. Дни для нее тянулись как кисель – бесконечно долгие, унылые и тоскливые.

Макс глотал кофе (дрянной, порошковый), морщился и не отводил глаз от милого лица. Снежанина речь лилась сплошным медовым потоком, но Макс не разбирал слов, слышал их, но в суть не вникал – он вслушивался в ее голос, наслаждался тембром, мелодией, интонацией. Смысл исчезал, растворялся в сладостных звуках; лишь они наводняли его душу, позволяя разуму уноситься на их волнах куда-то очень далеко.

Он очнулся, когда Снежана пощелкала пальцами перед его носом.

– Ты со мной вообще? – засмеялась она.

– А?.. Да, конечно, и внимательно тебя слушаю. Хочешь еще кофе?

Снежана помотала головой, а Макс, вернувшийся из занебесья, стал серьезным, сосредоточенным. Она уловила перемену, спросила:

– Что случилось?

Он ответил не сразу. Колебался несколько секунд, покусывая губы, затем выдавил:

– Ты правда ушла навсегда?

Снежана тоже посерьезнела, глаза ее сверкнули.

– Обратного пути нет, – ответила она. – Чем бы наша с тобой история ни закончилась, к нему я не вернусь.

– Я, конечно, безумно рад этому, – произнес Макс, – что и говорить. Но как вышло, что ты все-таки решилась уйти?

Снежана вздохнула и отвела взгляд, уставилась в свою чашку и смотрела туда долго, внимательно, будто слушала невидимого суфлера, который надиктовывал ей ответ.

– Я сделала аборт, – сказала она наконец и стрельнула глазами в собеседника. Тот не подал виду, только чуть прищурился и с деланной бесстрастностью осведомился:

– Как прошло?

Женщина повела покатыми плечами, кашлянула.

– Со мной все в порядке, – тихо промолвила она, – и прошло на удивление гладко. Побочных эффектов никаких, кроме… кроме развода.

Она выдавила улыбку, но Макс оставался серьезен, молчал, ожидая продолжения.

– Я лежала с мифепрексом, – принялась рассказывать Снежана, – спазмы, кровотечение, рвота, все дела. Подгадала так, чтобы уложиться в течение рабочего дня, пока Игорь на службе. Отпросилась у шефа, взяла больничный, – словом, подготовилась основательно. Но в самый разгар процесса Игорь вдруг вернулся домой: начальник дал отгул всему отделу по поводу дня рождения сына. Игорь входит, а я лежу вся такая с тазиком в обнимку. Он не дурак, понял все. Спрашивает, от кого ребенок. Я решила, что не стану унижать его еще большей ложью, и честно во всем призналась…

Снежана помолчала, перекатывая пустую чашку в руках. Большие серые глаза заблестели, наполнились влагой. Макс глядел не отрываясь, покусывал губы и сжимал свою чашку так крепко, будто это была страховочная веревка, а он – альпинист, повисший над пропастью.

– Мы разобрались, – продолжала Снежана. – Долго говорили. Весь день, вечер и почти всю ночь. Легли спать на рассвете, когда все решили.

– Он скандалил?

– Нет, – покачала она головой, – даже голоса не повысил. Но выражение его глаз убило меня, пока он ходил по комнате от стены к стене, – и молчал. Прости, что рассказываю это; может, тебе не стоит знать всех деталей… но ревела я долго, мне стало до жути хреново от всего. Мы оба решили, что правильно будет расстаться, мне не пришлось его уговаривать или спорить. Он сказал, и я с ним согласна, что мне следовало рассказать обо всем раньше, а не жить на два фронта.

– Я тебе говорил то же.

– Помню. Да, ты был прав. Но это не так легко, Макс. Я не робот, понимаешь? Словом, я с самого утра собрала вещи и ушла. Хотелось побыть одной. Сдать чемоданы в камеру хранения и побродить по городу, а к тебе прийти вечером. Но гроза и ливень нарушили мои планы. А потом оказалось, что они нарушились и в других аспектах тоже: прихожу, а меня встречает этот хам.

– Не говори так про Никиту, он для меня…

– Извини, милый, сорвалось. Просто в тот момент мне была особенно необходима твоя – именно твоя! – поддержка. Но… получилось, как получилось, все теперь позади, а мы с тобой вместе.

– Я счастлив, Снежок, – проговорил Макс, – невероятно счастлив. Так, как не был никогда в своей жизни. И мы не расстанемся уже.

– Нет, конечно. Вместе встретим старость, – она хихикнула, – но для начала хотелось бы зажить спокойной жизнью в собственном доме.

– Думаю, вся эта фигня скоро закончится, – сделал Макс предположение, в реалистичности которого сильно сомневался, – и мы вернемся домой.

Он встал с софы и, наклонившись к подруге, подарил ей долгий поцелуй, а затем направился в кухню за новой порцией кофе.

Грея руки о чашку, Макс выглянул в окно. В душе светило яркое солнце, в то время как на улице было пасмурно и моросил мелкий противный дождь. Если на личном фронте все тип-топ, значит, тылы прикрыты, можно ломиться вперед и решать другие проблемы. Тогда никакие заботы не страшны, а тревоги испаряются под жаркими лучами внутреннего солнца. Ведь что такое любовь? Помимо всепоглощающей страсти, это еще поддержка и осознание того факта, что ты не один.

Глотая ароматную горечь, он наблюдал за бредущими по улице людьми. Многие торопились, желая поскорее добраться до дома и спрятаться от непогоды, а некоторые двигались неспеша, будто наслаждались моросистым дождем. Одной из них была майор Гонцова, которую Макс приметил издалека. Одетая, как всегда, не по погоде, она шла гуляющим шагом ко входу в подъезд, разговаривая по телефону; в другой руке сжимала сверток. Наблюдая за ее невысокой хрупкой фигурой, Макс размышлял, почему эта женщина появляется всякий раз, когда на улице плохая погода? Человеком дождя не того назвали.

 

 

*   *   *

 

Через несколько минут в дверь решительно постучали.

– Это наша фээсбэшница, – бросил он Снежане, когда шел мимо гостиной в прихожую.

Та с досадой кивнула, понимая, что провести весь день в желанном уединении не получится. Хорошо, если майор пришла просто проведать их, а то ведь может с собой и проблемы принести, с нее станется.

Макс щелкнул замком и открыл дверь. На пороге сияла широкой улыбкой Гонцова, глядя на него снизу вверх и протягивая сверток.

– Держи, сладкоежка, здесь тортик к чаю.

– Тортик? – растерянно переспросил Макс, принимая завернутый в целлофан пакет.

Улыбка медленно сползла с узкого, угловатого лица, взгляд погрустнел, а затем обрел привычную жесткость.

– Максим… это же вы, да?

– Я. – Он натянуто улыбнулся и отступил в сторону, жестом пригласил войти.

– С возвращением, – вежливо, но суховато произнесла девушка, скидывая кроссовки.

– Спасибо.

Оставив тортик на кухонном столе, Макс провел ее в гостиную и усадил в кресло, а сам сел на софу вплотную к подруге; та тут же взяла его руку в свою, будто искала защиты от обещавшихся невзгод.

Скользнув взглядом по их переплетенным рукам, Гонцова поздоровалась со Снежаной и получила сдержанный кивок в ответ.

– Какие новости? – осведомился Макс у майора. – Вышли на след «туристов»?

– Пока нет, – покачала головой Гонцова, – но мы ищем, ищем.

– Сколько нам еще здесь торчать? – спросила Снежана, и нотки раздражения пробились сквозь ширму формальной вежливости. – Мы тут как в тюрьме прямо.

– Потерпите, скоро станет безопасно. Наше ведомство, конечно, не собирается удерживать вас насильно, но на данный момент мы не в состоянии гарантировать вашу безопасность, если вы решите вернуться домой и зажить обычной жизнью.

Макс вздохнул и покивал в знак согласия со словами майора. В общем-то, спецслужбы пеклись о его и Снежаниных интересах, и ворчать на них было бессмысленно, даже несправедливо. Аргумент о безопасности сводил на нет любые возражения. Трое странных и явно опасных людей охотились сначала за его братом, а теперь за ним, даже наставляли оружие на Никиту. Вдобавок ко всему, они еще и в состоянии телепортироваться на тысячи километров, словно герои фантастического сериала, чудом проникшие в наш мир. В такой ситуации пренебрегать осторожностью не стоило.

– Но для вас, Максим, – продолжала Гонцова, – сегодня наступит маленькая передышка. Что-то вроде увольнительной. Собственно, поэтому я здесь.

– В смысле? – насторожилась Снежана. – А я?

– Вам, к сожалению, придется остаться.

Майор развела руками, а Снежана недовольно фыркнула и принялась рассматривать свой маникюр.

– Максим, помните, мы с вами на днях говорили о Сергее Штейне, физике, имя которого упоминал Володарский?

– Со мной? – Макс вскинул брови.

– Э-э… простите, нет, с Никитой. Но вы… мм… вы же слышали тот разговор?

– Да, припоминаю смутно. В Белой комнате не всегда хорошо слышно.

– Где?

– Неважно. Вы тогда, кажется, рассказали, что Штейн не значился в составе научной группы, в которой работал Саша.

– Именно! Не значился. Он был внешним консультантом Смолова и помогал готовить заключения по физическим аспектам исследования.

– А что, исследование было как-то связано с физикой? – удивилась Снежана. – Он же в нейробиологии специализировался.

– Косвенно, – пояснил Макс и хотел было продолжить и рассказать, в чем состояла его суть, но в последний момент осекся: тревожная мысль вспыхнула внутри, сигналя о том, что Снежана рискует стать объектом охоты «туристов», если узнает подробности открытия Саши. Он взглянул на Гонцову, и та, согласившись с его опасениями, едва заметно покачала головой. Макс подивился ее наблюдательности, граничащей с телепатией. Снежана, к счастью, дальнейших пояснений не потребовала и вернулась к созерцанию собственных ногтей. Макс обратился к гостье: – Так что со Штейном?

В черных глазах Гонцовой засветился огонек триумфа.

– Нам удалось его отыскать, – гордо объявила она.

– Он еще… жив?

– Как ни странно, да. Работает в НИЦ «Курчатовский институт» в Гатчине, проживает там же.

– Было бы здорово подробно поговорить с ним, ну или с научным руководителем. Может, кто-то из них чего полезного расскажет про открытие Сашки.

– С Сергеем Анатольевичем мы уже беседовали, – сообщила Гонцова, – еще до того, как вы и я в первый раз пообщались тогда, на парковке. Но он, к сожалению, не смог сказать ничего конкретного, а то, что сказал, я не очень поняла и вникать не стала, ведь на тот момент суть работы Александра особой роли не играла и являлась несущественной деталью следствия. Три дня назад мои коллеги попытались связаться с ним вновь и попросить пояснений, но выяснилось, что он уже неделю, как погиб.

– Божечки! – всхлипнула Снежана.

– Погиб, значит… – пробормотал Макс, ощущая, как внутри леденеет.

– Да, в автомобильной аварии. Лобовое столкновение с КамАЗом.

– Ясно.

Макс посмотрел ей в глаза, оба поняли друг друга без слов.

– Таким образом, – продолжала она, – физик Штейн наш последний источник, так как содержимое флешки пока не восстановлено, и наши айтишники говорят, что восстановить вряд ли удастся: слишком сильные повреждения ячеек памяти.

– Тогда странно, что он до сих пор жив, – сказал Макс, сглотнув ком в горле. Снежана, заметив тревогу, охватившую друга, обняла его за плечи и прижала к своему боку. Самой стало боязно. Она была в курсе обстоятельств недавнего путешествия Никиты и Гонцовой в библиотеку, которое тот называл квестом и вспоминал поход отважных хоббитов в Мордор. Столь явное и ничем не завуалированное присутствие неких потусторонних сил (Снежана затруднялась выдумать какой-то иной эпитет) ее изрядно пугало.

– А это потому, – в голосе Гонцовой снова зазвучала гордость, – что я, как только узнала, что Штейн жив, беспрестанно твердила себе, что допрашивать физика или вообще как-то вступать с ним в контакт бессмысленно и что делать этого не стану.

– Здрасьте-счастье! – Макс округлил глаза. – Как это?

– Разве вы не собирались поговорить с ним и узнать побольше о работе Александра? – поддакнула Снежана.

– Конечно, собиралась! Но только теперь я могу думать и говорить о своих намерениях открыто и свободно.

Гонцова рассматривала несколько секунд озадаченных собеседников, а затем сжалилась и объяснила:

– Словом, у меня возникло смутное и плохо объяснимое предположение, что вы, Максим, также как и Никита, неким непонятным образом… мм… как бы экранируете все вокруг себя. В смысле прикрываете, что ли, прячете от чьих-то глаз… не знаю, как-то так. Заметила это еще во время эпопеи с флешкой.

– От чьих глаз? – не поняла Снежана.

– Ах, если б я знала.

Макс закусил губу, думая о том, что фээсбэшница, вероятно, права. Может, все обстоит не совсем так и дело не в экранировании, а в чем-то ином, но факт есть факт. Становилось понятным, почему она всячески изгоняла из себя идею побеседовать со Штейном, пока не пришла сюда.

– В таком случае, – сказал он, – если вы правы, то поговорить с физиком удастся.

– Именно! В вашем присутствии, Максим, об этом можно говорить спокойно и не таясь. Поэтому прошу вас поехать со мной в Гатчину.

– Ну ладно, я не против. Интересно послушать, что он скажет. Когда?

– Прямо сейчас. Мы поговорили с дирекцией и выяснили, что сегодня после обеда Штейн будет не в самом Центре, а у «курчатовских» коммунальщиков, у него там какие-то дела. Это, конечно к лучшему: людей там не много, никто не помешает спокойно поговорить.

Макс взглянул на Снежану, та сидела, понурая и мрачная, и медленно водила кончиками пальцев по шрамам на его предплечье, будто слепая по выпуклым точкам алфавита Брайля.

– Боюсь, вам придется взять меня с собой, – сказала она и посмотрела с вызовом на фээсбэшницу. – Вы, Анастасия, несколько секунд назад поведали нам о своих планах. Как только Макс, или его, так сказать, «зонтик», отдалится от меня на энное количество метров, мои мысли станут видны. Если оно в состоянии их читать, – Снежана поежилась, – то вы обнаружите физика под колесами ближайшего КамАЗа.

Гонцова помрачнела, опустила глаза и потерла высокий лоб. Макс заметил, как краска бросилась ей в лицо, щеки стали пунцовыми.

– Черт, – проговорила она, – черт! Вы правы, Снежана, как же я не подумала, блин…

– Ладно, – сказал Макс, – допустим, эта, как вы ее окрестили, «рука Нергала» может читать мысли людей. Как в таком случае получилось, что вы, Анастасия, беспрепятственно добрались до моего дома в тот день, когда шли читать флешку вместе со мной?

– Я размышляла об этом, – она взяла себя в руки, взгляд из виноватого снова стал жестким, прожигающим, – есть парочка предположений. Во-первых, инициатива исходила от вас: если помните, именно вы предложили прочесть содержимое флешки вместе. А во-вторых, мне, как только мы с вами поговорили по телефону, позвонила мама и стала рассказывать про Лиду, дочурку мою, что ей нужны новые туфли, старые уже малы и износились, да и осенняя куртка смотрится куцо, и прочее. Мы говорили почти всю дорогу, пока я шла; повесила трубку, когда стояла перед дверью вашей квартиры.

– То есть вы не думали о флешке? – уточнил Макс. – Вы это хотите сказать?

– Да. Абсолютно не думала. Шла, как на автопилоте, пока говорила с матерью. Не знаю, могло ли это иметь значение… но эти объяснения – единственные, которые приходят мне в голову.

Макс повернулся к Снежане.

– Сможешь не думать о Штейне и о наших планах, пока мы к нему едем?

– Ты серьезно? Нет, конечно! Не думать о чем-то – гиблое дело, в результате только об этом и думаешь. Вот ты сможешь хотя бы минуту не думать о сиреневом слоне?

Макс хмыкнул и покачал головой: она была права, ясно как день.

– Простите, – сказала Гонцова, – но у нас нет выбора, Снежане придется поехать с нами.

– Я – за! – радостно откликнулась Снежана.

– Ну вот еще! – возмутился Макс. – Мы не должны подвергать ее риску.

– Мой ляп, признаю, – Гонцова склонила голову, но тут же взглянула жгуче мужчине в глаза, – но повторяю, теперь у нас нет выбора. Мы не можем потерять нашего последнего свидетеля.

– А подвергать опасности непричастных гражданских можем? – нахмурился Макс.

– Милый, остынь, – Снежана провела ладонью по выбритой до блеска голове друга. – Что со мной может случиться? Мы же не террористов арестовывать едем, а просто поговорить с человеком, с ученым.

– Я вооружена, и с нами будет охрана, – добавила Гонцова.

– Мало ли, – буркнул Макс, но понял, что возразить ему нечего. – Ладно, поехали. Только от меня ни на шаг.

– А это, кстати, не только Снежаны касается, – заметила майор, – мне тоже нельзя от вас отдаляться.

– Ни фига себе! А если мне в туалет?

– Ради бога! Подожду у двери.

– Блин…

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в августе 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: