Без названия

* * *

Понимаешь, как ты счастлив,
выживая, выкарабкиваясь,
перебиваясь, перехватываясь,
перекантовываясь, перекраиваясь
в своей родной и любимой,
словно специальной стране.

* * *

Меня нельзя,
тебя нельзя,
его нельзя,

в стране Можно
никого нельзя,

а в стране Нельзя
можно всех!

* * *

Мы ехали. Ах, как мы ехали!
Мы спешили, за горизонт смотрели,
В ночь непролазную охали-ахали
И сладкие коврижки свои ели,
Пока чай в граненых стаканах
Нам не чинно так разносили,
Люди выходили на полустанках
И без вести пропадали в России…

* * *

Если в юности не успел
Наломать достаточно дров,
Чтобы было чем растапливать
Остывающую душу воспоминаний,
Придется мерзнуть или проситься
В гости к бесшабашному поэту,
У которого душевного тепла
Хватит на всех с грехом пополам,
Где за стаканом вина вины,
Пусть чужой, но острой болью,
Обливаясь горьким потом позора
Заалеет стыдом оттаивая душа,
Но лучше, когда у каждого есть
Собственная поленница ошибок,
Чтобы было чем согреться
В холодной старости лет.

* * *

Спляшу от печки до порога,
Приглашая сбацать всех,
Но на комоде иконка Бога
Затрясётся, как на грех.
Полечу по кругу вприсядку
На правое от двери плечо,
Будто все у меня в порядке,
Словно в жизни все хорошо.
Надо расслабиться немного,
Отпустить натяжение дня,
Но на комоде иконка Бога
Пристально смотрит на меня.

* * *

Если долго смотреть на небо
Можно увидеть желаемое.
Вот облако смуглое, как Пушкин,
Кудрявое, высоким порывом
Закрывает собой солнце.
Вот Пастернак раскованный
Цвета февральских чернил,
А вот и она. Я издалека
Заприметил горестно-гордую
Ахматову поэзии мужества,
Которая научила женщин
Говорить, как творить слезами,
А мужчин тяжело молчать.
Я долго рассматриваю небо,
Пытаясь отыскать свое облако,
Но понимаю, что не дорос
До этих высоких небес.

* * *

Мы не окочуримся от горя
И печалью нас не унять,
Пусть иванят нас и егорят
И николаят, как хотят,
А мы будем мариноваться
И любовиться, совершая грехи.
Я же научу вас салаваться –
Приходите послушать стихи.