Стихи разных лет

Лунные

1. Волки

Им не было числа.
Когда бродили мы с тобой
Среди деревьев, вдоль оград,
Не слушали, как волчий строй
зовёт нас.

Мы не хотели знать,
Что только полная луна
Выводит их на смертный бой
И не отпустит никогда
на волю.

В наивности своей
Смотрели только на себя,
В то время пленники луны
С глазами, полными огня,
завыли.

И будем мы с тобой,
Попавши в рабство волчьих чар,
Ночами тёмными в лесах
Среди таких же глупых пар
скитаться.


2. Элегия

            О! Если б дни мои текли
            На лоне сладострастном покоя и забвенья.
                        М. Ю. Лермонтов

О! Если б дни мои текли
На фоне солнечного света,
Была б немного я согрета
Его обманчивым теплом.

О! Если бы моя полуночь
Была бы понята луной,
Была бы я чуть-чуть живой
В покое луночного света.

О! Если б жизнь моя была
Немного тише и безлюдней –
Была б она чуть-чуть уютней
Для моих раненых зверей.


3. Убийство

Хотелось бы убить в себе звезду,
Но только, выйдя ночью на балкон,
По Млечному пути опять пройду,
И будто я была здесь испокон.

Хотелось бы убить в себе оракула,
Но только, глядя в лица сверху вниз,
Я снова прозревала, снова плакала
Над блёклой тенью под названьем «жизнь».

Хотелось бы убить в себе плохое,
Но только, сняв с лица плевки и грязь,
Я не хотела забывать дурное
И мстила яро, весело смеясь.

Хотелось бы убить своё сознание,
Но лишь проснусь опять в кошмарном сне,
Я радуюсь, пройдя вновь испытание,
И вижу солнца луч в своём окне.

Хотелось бы убить свою любовь,
Но лишь спою мелодию в тиши,
Которую уж не услышу вновь,
Я знаю, что не вырвать из души.

Хотелось бы убить свою печаль,
Что многое убить могла бы я,
Становится себя ужасно жаль…
Не лучше ли убить тогда себя?..

Чёрные

Я помечена печатью,
Не сломать её оковы
Ни деянием, ни словом –
Можно только накалять их.

Раскаляя звенья цепи,
Что, вгрызаясь, жгут нещадно,
Будет мне слегка отрадно,
Что их вид подобен смерти.

Смертью будет их отдача
Для любого, кто посмеет,
Увидав, как тело тлеет,
Разломать оков печати.

Огонёк

Пока лежит без дела белое перо,
я с сожаленьем буду вспоминать
о бесконечности моих страданий.
Я не могу скитаться по ночам
без верных слов, что помогают плавать,
без них тону и превращаю
свои скитанья в вечную рутину,
в пучину ржавых давящих оков,
которые, поймав однажды, –
не отпускают, лишь терзают тело.
Когда-нибудь, воспряв до синих звёзд,
до белых рек, до золотых ворот,
увидит сверху некто: на земле
мерцающий пурпурный огонёк
и, может быть, захочет посмотреть,
но сможет ли вернуться он оттуда,
когда уже не держат его цепи?
А может, это будет только сон,
мой сон, в котором я проснусь
и буду видеть звёзды над собою…
Когда-нибудь вернётся день вчерашний
и будет лира весело звучать,
тогда перо возьму, как прежде, в руки.
Тогда… но не сейчас.
Сейчас вернусь из сумрачных скитаний,
где нет луны, а только серый цвет,
и буду горько думать о страданьях.

27.03.2005 г.

* * *

            И если плач начнёт искать тебя,
            Ты бей его в лицо, малыш,
            Владелец настоящих слёз.
                        Кортасар

Избей всю боль, что накопилась в сердце,
Возьми её в охапку, не страшась,
Она уже достаточно большая –
И можно запросто схватить её
И выбросить наружу, словно хлам.
Она уже достаточно ленива –
За всю свою болезненную жизнь
Она тебя избила столько раз,
Что все права передала подруге,
Подруге, что приходит лишь однажды.
Поэтому пинай её ногами,
И ненависть, твой спутник в жизни,
Тебе поможет накалить железо,
Которым сердце будешь прижигать…
И если плач начнёт тебя искать,
Не прячься от него, малыш,
Владелец настоящих слёз.

Никогда

У меня не будет никогда
В заточенье бережно хранимом
Открыванья окон беспричинно
У меня не будет никогда

У меня не будет никогда
В галерее чёрно-белых комнат
Радости от встреч с друзьями полной
У меня не будет никогда

У меня не будет никогда
В городе претензий и упрёков
Слабости проторенной дороги
У меня не будет никогда

У меня не будет никогда
Миллиона трепетных ромашек
Что растут в руинах старой башни
У меня не будет никогда

У меня не будет никогда
В театре жизни одного актёра
Страстного волнующего соло
У меня не будет никогда

У меня не будет никогда
В поезде, несущемся в тоннеле
Красоты обманчивого света
У меня не будет никогда.

Будут строчки

Будут строчки вразброс и без рифмы,
Или рифма слегка – по привычке.
Не хочу ставить я даже точки,
Но без точек другие уж пишут.
Вместе с ними, возможно, я тоже
Попытаюсь впечатать свой минус.
Разрушители слов и порядка,
Что могли обломать – обломали.
Единицам всегда жить несладко,
Существуют когда миллионы.
Миллионы стадами блуждают
По расчерченным пастбищам мира.
И на серых полотнах лишь точки
Разноцветные пишут узоры.
Слишком часто цветные полоски
Пропадают в невзрачных полотнах,
А сие означает лишь то, что
Их самих на пути обломали.
Белый стих, вразнобой чтобы строчки,
Где-то рифма всплывёт по привычке.
Лишний листик бумаги найдётся,
Чтоб впечатать его в некий томик.
Будут бить по глазам эти фразы,
Может, будет кто-то глумиться,
А скорее – прочтут равнодушно,
Не поняв ни единого слова.
Будет томик в подвале пылиться
Средь мышей и могильного хлада,
А хозяева пыльных подвалов
По-мышиному будут плодиться.
Будут утром мазаться гримом,
Перед сном не смывая, ложиться.
Просыпаясь же в заспанной маске,
Лишь слегка увлажнять свои веки.
Нету слов, как бы там ни писалось,
Вразнобой или нет – нет значенья.
Нету слов – и к чему надрываться?
Если б было к чему, то нашлись бы.

Сюрреалистическое атеистическое

В чёрном пламени синих зеркал,
В чёрном омуте синих очей
Я частичку свободы искал,
А нашёл несвободу вещей.

Ты погрязла в смотрении вниз,
Позабыла о мире, что над.
Когда ступишь со мной на карниз,
Я столкну, не посмотришь назад.

Полетишь, не оглянешься вверх,
Упадёшь, не провалишься под,
Не успеешь понять, где здесь грех,
Ты умрёшь под подошвой господ.

* * *

В середину сердечного стука
Инородный вобьётся предмет,
Нарушая размеренный ритм,
Разрывая приевшийся бег.

Острой сталью он врежется в клапан,
Открывая его в небеса.
Из него, в ожидании рая,
Потечёт кровяная душа.

Прорываясь наружу фонтаном,
В изумлении рухнет в траву –
Ведь кровавые алые росы
Могут быть только здесь, наяву.

Ночь

На фоне
Мерно гудящего зала
Стою.
Водопадом
спускается драп.
Остались секунды
Под ахи,
вздохи
и взгляды,
Что не на меня –
На драп.
Ну да, красив.
Что было за ним –
Не вспомнить,
нет сил.
На улице дождь.
Скоро ночь.
И зритель,
ёжась,
пыжась,
сморкаясь,
Устремляется прочь
Из зала
забытых желаний,
Из зала
ненужных грёз
Театра
прошлого
века
Человека.

* * *

Единицы против стада,
Мы летаем, стадо топчет.
Стадо топчет и ломает.
Крылья наши нам отрада,
Небо наше нам свобода.
Стадо топчет – мы летаем.
Единицы против стада.

Обрывки заката

Отблеск солнца на море остался,
Красный цвет на поверхности вод.
Это свет из далёкого детства.
Это солнце беспечности лет.
Это самое яркое время,
Когда мчишься наивно вперёд.
Впереди только счастье от встречи,
Позади ещё нету разлук.
Озорной и чумазый мальчишка,
Что бесстрашно бежит по степи,
И смешная худая девчонка
С кукурузною куклой в руке.
У неё на коленке болячка,
Но ей дела до этого нет.
На скалистых уступах стояли,
Глядя вдаль на закат огневой.
Может быть, это было неправдой…
Может, было всё это с другой…

02.10.2005 г.

Осенняя фантазия

Осенне-золотой загар на коже…
Может, забудем понемногу боль…
Позволь взять за руку тебя
Любя ведь набежала вновь волна,
Полна и соли с горечью, и света…
Лето уж позади осталось…
Жалость не вызывает листопад,
Ведь сад, открытый всем ветрам
И нам, по осени скучает…
Чаек морской таинствен разговор…
Простор для них необходим,
Дадим его фантазии осенней
С осенне-золотым загаром кожи…

02.10.2005 г.

* * *

Среда, четверг, кусочки мандарина
Лежат несъеденными, жизнь проходит мимо,
Как будто остановки нет в помине
У нашего стола, где мандарины
Лежат несъеденными столько долгих дней.

В оранжевом трико от Arlekino
Я, как всегда, играю жизни пантомиму,
Как будто гордость потеряла, и отныне
На этой сцене, в роли Арлекино
Мне быть неузнанною столько долгих лет.

Среда, четверг, кусочки мандарина…

Верлибры

1. Тоска

Как избавиться от этой бесконечной тоски
которая поселилась в моём сердце
и разрывает его на части
когда ты
бегаешь по переулкам
в поисках людей
которые тебя попросят об одолжении
ведь тогда ты станешь им обязан
и будешь исправно исполнять свой долг
который станет прекрасным подарком
для моей бесконечной тоски

06.03.2006 г.


2. Обида с грязью

Дева, пишущая лирические стихи,
может быть иногда обижена
невинным словом.
И тогда она берёт корыто и идёт в хлев.
Наполнив корыто нечистотами,
подходит к людям, её обидевшим,
здоровается с ними
и выливает им на головы грязь.
Затем уходит. Попрощавшись.


3. Кактус

Звонок. Упрёк. И много сквернословья.
Поник у кактуса цветок.
Он был таким прекрасно-юным,
Но тот упрёк и сквернословье
Не вынесли изнеженные лепестки.
Опали. Что ж, теперь колючки,
Как прежде, выставлены напоказ.
Попробуй, прикоснись – заколют
Твои чувствительные пальцы до крови.
Приятно? Замечательно! Звони.

Хайку

1.

Прекрасно море
Поющее голосом
Безумной чайки


2.

Как буревестник
Криком и плачем всегда
В шторм разрываюсь


3.

Красные перья
По вóлнам рассыпаны
Лепестки смерти


4.

Волны укроют
В глубинах своих меня
Фениксом выйду

Послесловие

Некоторые новые строфы Ка́ндовой, на мой взгляд, заслуживают наименования, и поскольку сама автор названиями их не наделила, то осмелился это сделать я. Это волчья строфа (стихотворение «Волки» из цикла «Лунные») и ка́ндово одиннадцатистишие («Среда, четверг…»). О последней строфе хочется сказать отдельно.

Кандово одиннадцатистишие – очень сложная твёрдая форма.

11 строк делятся на два пятистишия с завершающим одностишием.

Последние строки каждого пятистишия холостые, не рифмуются. Они с мужским окончанием.

Окончания холостых строк схожи по содержанию: «…столько долгих дней» и «…столько долгих лет». (При этом им предшествует слово с отрицательной приставкой «не» – «несъеденными» и «неузнанною». Это можно считать дополнительным, хоть и необязательным, правилом.)

Остальные 9 строк – на одну рифму. Она женская. Четыре первые строки каждого пятистишия.

Первая и последняя строки каждого четверостишия кончаются на одно слово (рифма может быть неточной, «мандарина-мандарины»).

Последняя строка стихотворения, одностишие, повторяет первую строку.

В целом стихотворение написано пятистопным ямбом, но вторая строка каждого пятистишия – ямб шестистопный.

 

Среда, четверг, кусочки мандарина

Лежат несъеденными, жизнь проходит мимо,

Как будто остановки нет в помине

У нашего стола, где мандарины

Лежат несъеденными столько долгих дней.

 

В оранжевом трико от Arlekino

Я, как всегда, играю жизни пантомиму,

Как будто гордость потеряла, и отныне

На этой сцене, в роли Арлекино

Мне быть неузнанною столько долгих лет.

 

Среда, четверг, кусочки мандарина…

 

В итоге мы видим очень сложную строфу, что редкость для русской литературы, где сложная строфика и богатая рифмовка так же редки, как и их противоположность – верлибр. Необычно и то, что автор строфы – писатель, не любивший сложных рифмовки и рифм, подозревая в этом формализм в ущерб содержательности. Кандова несколько смущённо говорила мне, когда я хвалил её за новую строфу, что не думала об этом при написании – я бы не поверил, скажи это некто другой, но ей поверил, хорошо её зная и понимая, что уж она-то не занялась бы этим намеренно. Так вот вышло, необычно…

 

Лачин

 

 

 

Конец

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в марте 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: