Белая Русь

Белая Русь

Русь моя Белая, вот ты какая!
Инеем выткана Русь молодая.
Убрана, устлана первым морозом,
Словно бы тюлем невеста. Мимозой
В инее ярко горит облепиха.
Русь моя Белая, как же здесь тихо!
Как же тревожно и сердцу, и телу.
Ты меня инеем, Русь, отогрела.
Ты меня хвоей лесной разбудила.
Память и слабость, и святость вручила.
Может в сердцах уже, ближе к полудню,
Всё заберёшь, станут будни как будни.
Только теперь вдоль чугунных оград
В тонком убранстве рябины стоят,
Шёлком покрытые. Слава тебе,
Белая-белая Русь в декабре!

Покровская рябина

Не права, не буду правой,
Дом родной – чужбина.
Делай так, как загадала
На Покров ревниво.
Все невестушки шептали,
Кто б кому – в колечко.
Делай так, как загадала
Над покровской свечкой.
Не права тебе и людям,
И не буду правой.
До смерти скитаться будешь,
Как и загадала.
До смерти любиться будешь
На чужой дороге,
Не возьмёшь, не расцелуешь
Милой девки ноги.
Не права, да вот рябина
На Покров поспела.
Воспевай же ночью длинной
Что я не успела.

Ты так умеешь ждать

Ты так умеешь ждать, как ни одна на свете,
В такой сидишь весь день изящной тишине,
Что слышно, как стучат на золотом браслете
Семь звеньев о стекло, как ночью по свече
Стекает тёплый воск, потрескивает пламя.
Ты так умеешь ждать, как самый верный друг.
Я столько женщин знал, я столько рук оставил
Держать свечу и ждать, и столько этих рук,
От воска опалив обиженные пальцы,
Выбрасывали прочь оставленный огонь.
Ты так умеешь ждать, как сотни тысяч старцев
Ждут, преданно молясь, детей своих домой.

Цыганский хор

                      дочери Марлене
Ты улыбаешься во сне,
                        тебе приснился добрый воин,
И лошадь белая, и сад
                        из апельсиновых гирлянд.
А мне – всё табор да гитар
                        раскат шальной и неспокойный.
А мне всё снится – всё ясней –
                        неугомонный хор цыган.

И вот, копытами блеснув,
                        стал на дыбы жребец строптивый,
Горячим воздухом обдав,
                        взревел, вскипел, понёсся прочь.
Пусть табор для меня шумит,
                        да только ты – ты будь счастливой.
Моя извечная вина –
                        шальная ветреная ночь.

России

Как угрюмо без тебя, златоглавица!
Без тебя не помереть, не прославиться.
Бесприданницей пойду да бездомницей,
И захватчицей твоей и паломницей,

Без тебя глаза казачьи – на улицу
Всё глядят да всё слезят,
                        не чаруются.
Раскудрявая – березами выткана.
Я чернильница твоя, да ошибка я.

Чужеземица твоя, я – разлучница.
Неудалая твоя, невезучая.
Шагом крохотным, несмелым,
                        сном-поступью
На твой зов вернусь,
                        моя златокосая.

* * *

Твоя последняя любовь – единственное наказанье
За то, что встретил жадных губ
смертельный лепет, слёзный блеск.
Бесценный дар – святая боль.
Неразделённое – банально:
Теперь люби в последний раз.
                        Любимым будь! Да наотрез
Гонимым будь – такая роль:
Твоя последняя любовь.

* * *

Твои морщины – не моё творенье:
Чужое торжество, и мастер мне знаком,
И каждый штрих – шедевр. Лишь там, под уголком
Чуть потемневших век – одно моё явленье.

Одна моя любовь до самого виска
Иссохшим ручейком пробороздила кожу.
И кажется, они – твои морщины – схожи,
Но чем бы стал шедевр без этого мазка?!

Глянцевый танец

Глянцевое небо,
Отполированная чернь,
Выпотрошенное, мне бы
Вгрызаться в тебя, как червь.
Мне бы стать твоей частью,
Стать твоей жутью,
По вылитой глади
Раскатываться ртутью,
Ладить с тобой,
Взбивая в тучи,
Рваться в бой
Опрометью сучьей.
Небесная грязь
В беззаботном глянце,
Мне бы пропасть
С тобой в танце.

Слова ревности

                      А. Карелину
Человек слова выкладывал
Росписью по медным снам.
Хоть одно бы мне! В награду я
Все стихи тебе отдам.

Чёрных слов твоих нет преданней
Долговязому перу.
За рукой твоею следом я
Робким шёпотом пойду.

Каждым словом обернусь, нальюсь,
С головой – в тетради пыльные.
Неужели не гожусь
В начертания чернильные?..

* * *

Нет, я в бариновой спальне
Не пила вина.
Только крепко-крепко ставни
Как-то заперла.
Только нежно-нежно руку
Сжала, дрожью вся
Изводясь. Да к сердцу ухом
Прилегла.

Нет, я бариновой боли
Не хотела знать.
Только ветреной весной мне,
Нет, не устоять.
Не пила, да пьяной стала
На его груди.
Он теперь глядит устало:
«Уходи».

Отслужу другому службу,
Любую ему.
Кто бы мог поверить в дружбу –
Расскажу вину.
Не пила вина хмельного,
Да была пьяна.
Так в стенах чужого дома
Пью и сплю одна.

Предновогоднее

Пришла пора для ёлочных базаров,
И выстроились в ряд:
Сосёнки, ели, ёлочки. Парадно
Они то маршируют, то стоят.

Мохнатой варежкой мальчишка годовалый
Хватает лапку: первый Новый год
И Рождество! Кто как: один с досадой,
Другой с надеждой ёлочку несёт.

А ребятня на саночках, вприпрыжку,
Везёт красавицу – верхушка в пляс пошла.
И годовалый (в варежках) мальчишка –
За ними кувырком. Россия, не дыша,

Глядит на свой народ, скрипящий башмаками.
А хвоей пахнет так, что колется в носу.
Россия! За тебя шипит в моём бокале:
За святость, за покой, за матушку-красу!

Петру I

Выпьем вместе, гений черноусый!
Выпьем да не сладкого вина –
Горькой водки: дерзкой, грубой, русской.
Разгуделась, разошлась зима.

Конь гнедой твой бьёт о снег копытом,
Пар пускает гордой головой.
А вокруг всё набело разрыто
Загулявшей праздничной пургой.

Выпьем вместе из глубокой чаши
Так, чтоб в жар бросало и вело.
Вся Россия – это наше! Наше!
Вдоль Невы метёт белым-бело.

Только ты фигурой величавой
Выступаешь: по снегу – углём.
Ты, моё греховное начало,
Станешь мне ж святым монастырём.

Как мы спали в одной колыбели!..

                        А. Карелину
Как мы спали в одной колыбели! –
Спали ли?
Феврали как, да марты-апрели
Славили!
Как смоковницы плода искали!
Всё не то?
Над стаканом глухим открывая
Жадный рот.
Как губили! Губили да звали
За собой.
Как любили? Любови не зная
За тоской.
Всё нагнать бы, испить бы, измерять –
На двоих.
Дай в руках мне твоих колыбелить
Жаркий стих.

Марлена

Слышу: стук избивает вены.
Это тёплая суть – Марлена.
Это красная нить вдоль тела.
Самым жарким огнём – Марлена.
Только именем именую,
Только символы – только струи,
По воде ледяная пена.
Новым чистым глотком – Марлена.
Тишиной по листу бумаги
Буквы? Больше! Скорее – знаки.
Тёплой тенью по тёмным стенам
Проявляется жизнь – Марлена.
Новой тайной. Восславься, Боже!
Новый день – да ещё не прожит!
Это стук избивает вены:
Босоногая суть – Марлена!

Бесснежье

Какая бы пора сумела оживить?
Зимы холодной, злой одно прикосновенье!
Но снега нет как нет, и вот уже сомненье,
Что в Масленицу мы сумеем есть да пить.
Берёзы, отупев, уставились в рассвет,
Как будто ночью вдруг проснувшись от похмелья.
Рябина гордо ждёт, всё держит ожерелье,
Чтоб уронить на снег. А снега нет как нет.
И разлилась река, а ей бы подо льдом
Скрывать немую гладь, лишь по весне на волю
Вдруг вырваться, шуметь. И словно бы от боли
Гудит бедняга лес, истоптанный дождём.
Какая бы пора убила сонный бред?
Зимы, мороза, льда – молиться не устану.
И по утру опять, с трудом проснувшись, встану
И подойду к окну. А снега нет как нет!

* * *

Прихорошись – нет сил да воли,
Примяты влажные крыла.
Встречай, как след, ты хлебом-солью
Того, кого весь день ждала.
Вон уголёк, возьми, попробуй:
Черней он теней подле век.
К тебе – продрогшей, темнолобой –
Родной вернулся человек.
Прихорошись – нет сил да воли,
Колючий плед примял крыла.
Побудь немножечко со мною,
Весь день я так тебя ждала...

Бессмыслица

Бессмыслица. Безбожница. Нет имени – беспамятство.
Тургеневские женщины сторонятся бездумницы.
Рубцы на коже вытертой не режутся, не ранятся,
Затасканные платьица боятся шумной улицы.

Бессмыслица – заступница в потёртый плед укутанной.
Беспомощными пальцами – за спёртый воздух комнаты.
Казалось бы – бессмыслица – резвиться поминутно бы
Да подекадно каяться… Несу с незримым поровну.

Незримый ношу – к Дьяволу.
Бессмыслица – упрямая.

На сцене – Женщина

                      Беле Масумян
Ты видел слёзы? И сиянье слёз:
Беспечность и порок, испорченность и святость,
Прощенье и упрёк, поклон или распятость,
И к арлекину нежную предвзятость.
Ты раньше никогда не видел слёз.
На сцене – Женщина.

Ты видел розы? И уместность роз:
Шипов и лепестков гармонию и схватку,
В гримёрной на трюмо забытую перчатку.
Никто и никогда не видит этих роз.
На сцене – Женщина.

Ты слышал голос? Спор из голосов:
Всю радость и печаль, отчаянность и веру,
И преданность в крови, и дерзкую измену.
Ты видел пред собой рабу и королеву?
Ты раньше никогда не видел слёз.
На сцене – Женщина!