Случай на водах

 

Роберт Кармин

 

Сергей Николаев

 

 

 

Документальная фантазия

 

Одноактная пьеса в десяти картинах с прологом.
Действие происходит в Пятигорске летом 1841 года.

 

Памяти литературоведа Владимира Левина

 

 

 

 

П е ч о р и н (с усмешкой). Ну вот и меня убили. Наконец-то! Это уж посерьёзнее, чем смерть на пути из Персии. (С наигранным сожалением.) И оживить-то теперь некому… (Ёрнически) «И он убит, и взят могилой»...

(Резко переходит на тон легкого превосходства.) А вообще у меня к вам, Учитель, деловое предложение. Вы, наверное, отметили последнюю забавную мысль, высказанную там, внизу?

 

Д е м о н (насмешливо). О твоей якобы смерти?

 

П е ч о р и н. Именно. Вы, надеюсь, уже понимаете, что эта простая истина всё-таки в большей степени относится к вам. Правда, там, внизу, между нами особого различия не делают. И не будут делать, уж поверьте! Но нам-то с вами известно, что мы – не одно и то же. И хотя во многом сходимся, но не всегда, говоря словами нашего создателя, можем «читать в душе друг у друга». Во всяком случае, я – в вашей. И потому мне прежде всего очень хотелось бы узнать ответ на один интересующий меня вопрос... Почему?

(Делает паузу.)

Учитель, мы ведь до последнего штриха помним всё, что происходило в тот вечер, пятнадцатого июля, под Машуком. И как секунданты заряжали пистолеты, и как снова стали предлагать примириться...

 

Д е м о н (медлит). И что?..

 

П е ч о р и н (почти по слогам). Почему первый выстрел сделал не Мартынов? Зачем вы сломали мою игру?

 

Д е м о н. А ты вёл свою игру?

 

П е ч о р и н. Представьте, да.

 

Д е м о н. И в чём же она?

 

П е ч о р и н (медленно, внимательно глядя на Демона). Я положил своей целью исправить ошибку, допущенную мною, не без вашего, кстати, участия, в той «книжной дуэли». Рассказ о которой совсем недавно вышел уже вторым изданием.

 

Д е м о н. То есть в дуэли с Грушницким?

 

П е ч о р и н. Да. И ошибку нужно было исправить уже не на бумаге!

 

Д е м о н. Что же тебе помешало?

 

П е ч о р и н. Многое. И в первую очередь то, что Мартынов, по условиям дуэли, не был обязан стрелять первым!

 

Д е м о н. Естественно. Ведь вызванной стороной был не он.

 

П е ч о р и н. Лишь формально. И потому вполне можно было бросить жребий!

 

Д е м о н. Как с Грушницким!

 

П е ч о р и н. Да!

 

Д е м о н. А если бы первый выстрел и здесь выпал не ему?

 

П е ч о р и н. Но не было даже такой попытки!

 

Д е м о н. Ладно. Допустим, что первый выстрел – за Мартыновым. Что дальше?

 

П е ч о р и н. Он повторил бы Грушницкого.

 

Д е м о н. То есть промахнулся бы?

 

П е ч о р и н. Да.

 

Д е м о н. Допустим. Он бы наверняка дал промах. Либо вообще выстрелил на воздух.

 

П е ч о р и н. Чтобы заслужить репутацию труса? Не думаю. Но рука бы у него точно дрожала. И вот тогда, после его выстрела, я сделал бы главный ход...

 

Д е м о н (саркастично). Догадываюсь, какой. Ты ведь заявил, что ничего нового придумывать не хотел, дескать, всё им описано. И смерть Грушницкого от твоей пули – тоже.

 

П е ч о р и н (с полуулыбкой). Вы так уверены, что и в тот вечер случилось бы подобным образом? (Подходит к Демону вплотную и говорит с нажимом, отчеканивая каждое слово.) ЭТО ВЫ УБИЛИ ГРУШНИЦКОГО. (Резко отходит, делает паузу и переходит на обычный ёрнический тон.) Однако морали-и-ст... После убийств крепко спалось? Ничто не грызло?

 

Д е м о н. Если ты намекаешь на муки совести...

 

П е ч о р и н. Господь с вами, я и не подозревал о её наличии! А потом, меня же предостерегали от роли «топора в руках судьбы»... Я это обещал. И сдержал бы обещание. Помните нашего милого доктора Вернера? Он не раз говаривал, что скорее сделает одолжение врагу, чем другу, так как ненависть только усилится соразмерно великодушию противника... (Делает паузу и продолжает уже будничным тоном.) Я напомню вам, Учитель, одну важную деталь того поединка. А именно – слова Грушницкого после его неудачного выстрела. «Стреляйте! Я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьёте, то я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоём нет места».

После таких слов, дорогой мой Учитель, я просто обязан был оставить его в живых. Да и нужно-то было всего... Догадываетесь? (Нарочито спокойно.) Просто выстрелить на воздух... И показать тем самым, что он – не более чем муха, которая не стоит даже того, чтобы её раздавили. Да, Учитель, именно так! Выстрели я на воздух тогда, в дуэли с Грушницким, – и это стало бы началом новой линии романа, и какой линии! Тогда уж и Грушницкий мог бы примерить на себя роль «топора в руках судьбы». В отношении меня! А какая разница – Грушницкий ли, Мартынов? У того – огромные эполеты, у этого – огромный кинжал!

И кто бы мог подумать, что этот новоявленный Грушницкий с кинжалом вздумает корчить из себя Печорина?! (Принимает нарочито гордую позу, передразнивая Мартынова.) «Я согласен примириться, но с тем, чтобы Михаил Юрьевич теперь же извинился и обещал впредь оставить свои шутки!» Эк он распечорился!

 

Д е м о н (склонив голову, словно самому себе). Ты говоришь, Грушницкий – «топор в руках судьбы»? Почему же тебе так не хотелось увидеть в этой роли Мартынова?

 

П е ч о р и н. Не понял...

 

Д е м о н. Ты ведь сам сказал: «Какая разница?» Ах да, прости, разница, конечно, есть! После твоего выстрела на воздух Грушницкий уже не мог бы ответить тебе новой пулей, дуэль ведь закончилась! А насчёт того, чтобы зарезать тебя ночью из-за угла, так это он в запальчивости. Скорее всего, у него просто духу бы не хватило. И у Мартынова – тоже. (Язвительно.) Удобное, однако, положение: и унизить до последней степени, и впредь не особенно рисковать.

 

П е ч о р и н. Вы хотите сказать...

 

Д е м о н (с металлом в голосе). Я хочу сказать, что, выстрелив вторым на воздух, ты проявил бы лишь немногим большую силу характера, чем сразу убив... Унизить человека с пустым уже пистолетом в руке – невелика храбрость... Знаешь, как это называется?

 

(Печорин насторожённо слушает).

 

Д е м о н (едко). Трусостью, дорогой мой! Так что прав был драгунский капитан. Знаешь ли, Григорий Александрович... Ты всегда был колюч по отношению ко всему маленькому. А колючесть ко всему маленькому – ты уж прости – есть мудрость, достойная разве что ежа...

 

(Пауза.)

 

П е ч о р и н (криво усмехаясь). У меня такое ощущение, что вы, сейчас, снова сделали первый выстрел.

 

Д е м о н (с нарочитым недоумением). То есть между нами, здесь, – поединок?

 

П е ч о р и н. Похоже. И вы только что выстрелили на воздух. Как там, у Машука...

 

Д е м о н (иронично). И правда! Судя по тому, что ты сейчас со мной разговариваешь, я не причинил тебе особого беспокойства.

 

П е ч о р и н. Вы так думаете? Я обратного мнения. Но теперь выстрел – за мной. (Смотрит на часы.) Совсем скоро. И я – не Грушницкий, из-за угла нападать не стану. Пока прощайте.

 

(Делает легкий поклон и уходит.)